всяких «девчонок»…
Залитая солнцем веранда радовала накрытым столом. Красиво разложились закусочки, потели бутылочки. Глеб разложил принесенные вилки. Дверь на веранду распахнулась – вошла мокрая толстая рыжая собака, помахала приветливо хвостом, запрыгнула на диван и вольготно разлеглась на белоснежном покрывале. «Ты кто?» - изумился Глеб. «Ах, ты, сволочь!», радостно пропела Настя, любовно огрев невозмутимую нахалку полотенцем. Собака наморщила лоб, внимательно осмотрела приготовленные на столе блюда. Подумала, аккуратненько вытащила кусочек колбаски, и с удовольствием начала его грызть. «Настя, чья это такая?» - «Марфина, все путем!» Во дворе слышен был хохот и гам. Радостная Настька сообщила, что произошло чудо: Два дня назад на Ладоге потеряли камень! Камень был огромным, на нем вытирали соседских мальчишек после купания, а вчера пришли на пляж - а камня нет! Вот Марфа с Пашкой, уже с утра напились водки, сволочи и алкоголики, этот камень пошли искать, просеяли весь берег, и нашли-таки!! Вот по этому поводу и праздник! Тем временем собака, подумав, взяла еще кусок колбасы.
-Ах ты, паразитка, - Глеб возмущенно попытался отнять заветную тарелку-
- Где же твои хозяева?
- Я – хозяйка…
- Я - Марфа, а собака-Дуська. А Вас как величать?
На пороге стояла та самая женщина, что накануне спасала в Ладоге эту самую собаку. Смешливые глаза, искорки агата. Пряди волос, мокрые от недавнего купания, липли к щекам…
Красный сарафан аккуратно облегал полную грудь, струился вниз тяжелыми фалдами…
Странная женщина – не худая, вроде бы, но бедра красивые, спина ровная…
У нее было широкое лицо, волосы мокрыми прядями липли к щекам, но глаза! - Черные агаты, искрящиеся смехом…
Вся толпа с гомоном и криками заполонила в одну секунду веранду. Пашка схватил гитару, Марфа завела низким грудным голосом «Когда простым и нежным взором ласкаешь ты меня, мой друг…» Народ наливал, веселье набирало оборот. Подползали соседи, плотно собираясь за столом. Скоро стулья закончились, мужики притащили со двора огромную доску, привычно поместив ее на два чубука. Марфа застелила доску очередным белоснежным покрывалом. Толстая собака по-прежнему сидела на диване, ее обнимал какой-то из гостей, втихую подкармливая запретной колбасой.
Глеб наблюдал за Марфой: странное кино, с каждой минутой, с каждой песней – она становилась все моложе и красивее… Может, дело было в выпитом?
- Что, зацепило? - Пашка дышал в самое ухо, - у нас половина курса с ума сходило по ней, а она не замечала…
-Хохотала, как ненормальная. Всем лезла помогать. У нас мужики спивались, ничем не могли ее пронять. Если бы не моя Настюха, я бы тоже пал жертвой. Про таких женщин говорят – вползает под кожу…
- Да кто она? - возмутился Глеб, - Старая тетка.
-Не скажи, не скажи, друг…
-И она – не тетка.
- Ты знаешь, какая она была в молодости? - Настя подключилась, услышав обрывок разговора, - Тонкая, легкая! У нее талия была – ладошек хватало… Я ее, когда увидела через 20-то лет, не поверила, а потом в глазки посмотрела, а они те же! Одни глаза и остались…
Она живет – хохочет, а сама-то - как собака бездомная, вся душа в шрамах…
И жалеть себя не дает, все, мол, хорошо у нее, а какой там хорошо! Запрется и плачет, только чтобы не видел никто! Ты, Глеб, ее не обижай, слышишь?
-Настя, ну почему я ее обижать должен, скажи?
-Я на всякий случай. Предупреждаю. Мы Марфу в обиду не дадим, понял?
Уже вечером, в самый разгар застолья распахнулась дверь, и на веранду влетели мальчик и девочка, держащая подмышкой грозно завывающего карапуза.
-Мама, мы рвемся в дом, а вас никого нет! – возмущенно кричал мальчик в сторону Насти.
-Гусек мой славный приехал! – орала в ответ Настя, перехватывая заливающегося малыша у девочки, - Что ж вы не позвонили, мы же вас не ждали!
Итальянская семья Родионовых кричала и жестикулировала: всем надо было рассказать обо всем одновременно. Пьяненький Пашка представил Глебу своего старшенького Никиту, его жену Юльку, и внука – Матюшу, отобрав его у Насти и поместив на колени Глебу. Малой улыбался широко двузубым ртом и слюнявил подол Глебовой футболки. Озабоченная Настя кормила припозднившихся детей.
-Так, - обратилась она к Марфе, - видишь, какое дело: я же не знала, что ребята припрутся на ночь глядя. А в их комнате я Глеба разместила. Куда теперь этих девать? Да еще с Матюшей?
- Так ночуйте у меня, вон - маленькая комната свободна.
- У тебя-то у тебя… Матюша, обычно, спит с дедом, они же не разлей вода. Будет тут плакать ночью. Слушай, а может, я Глеба к тебе помещу? Только на ночь?
- Ты же знаешь, Настя, мне места не жалко, как решите.
Расходились уже часа в два ночи. Молодые ребята ушли спать пораньше, соседи разбрелись по своим участкам. Марфа, Настя и Пашка еще попели песни, но когда Настена начала зевать, Родионовы тоже поползли к себе. Толстая Дуська со вздохом стащила подушку с дивана и поплелась, не открывая глаз, спать в комнату.
-Я и Вам постелила, идите, ложитесь, - Марфа вышла из маленькой комнатки на веранду. - Поздно уже.
- А Вы?
-Я здесь приберусь немного.
Глеб задремал довольно быстро. Было очень ему хорошо на этом милом диванчике с кучей подушечек, под мягким пледом. Сквозь дрему он слушал, как Марфа собирала посуду, складывала не съеденное со стола в холодильник. Тихо кипел чайник на плите, потом запахло кофе. Ах, как здорово было ему! Так бывало только в юности, когда на каникулы он приезжал домой, и утро начиналось запахами из кухни: пышки и какао на молоке…
Проснулся он неожиданно, сначала даже не понял, где он. В густой тишине он вдруг услышал тихий плач. На ступеньках крыльца сидела Марфа – он не узнал ее. Сжавшись в комочек, она прихлебывала коньяк из большого бокала и плакала.
АЛЬКА:
Я всегда знала, с кем буду спать…
Мне достаточно было взгляда на очередной «объект», как диагноз сразу же вырисовывался,… Что бы потом я не предпринимала, как бы ни пыталась убежать от отношений – ничего не выходило. Все заканчивалось банально - койкой…
Этот мужик, появившийся на моей веранде – был из них. Я сошла с ума немного, я не хотела никаких отношений… Тем более, здесь, на даче, где все было на виду, как на ладони…
После «расхода» с Генкой, вот уже года два, я была «на просушке». Так назывались периоды жизни без мужиков. Я всегда завидовала теткам, что могли «спать для здоровья». Я этого не могла практически никогда. Еще там, до Генки, лет в 28, от отчаяния, после всех этих «Эдиков» к телу был допущен мужик, который жутко добивался меня уже пару лет…
И мужик был – в норме, и старался, вроде…
Было противно и мерзко. Я стряхнула его с себя, отмыться не могла долгое время, он так и не понял, чего я вдруг завелась.
Так вот, когда я увидела этого Пашкиного друга, меня обдало жаром, как там, в молодости. Захотелось заскулить, поджать хвост. Он был чудо, как хорош! Длинное жилистое тело, красивые руки, упрямые губы… Я себе сказала: «Ни за что!» В смысле, что не надо очаровываться, старая дура, сидела столько времени без мужика, сиди дальше – не для тебя он здесь… Ноги чуть подкашивались, и очень хотелось быть, как там, в молодости - красивой, воздушной…
Минуту потребовалось, чтобы взять себя в руки. Хорошо, что подошли соседи, всех надо было размещать и кормить…
Глеб, его так звали, следил за мной. Мне было и приятно, и тревожно – слишком хорош он был! И давно забытое, всколыхнувшееся чувство: «Да, да, да!!!» не оставляло ни на секунду. Я с трудом держалась весь день, моля, чтобы все закончилось скорее.
Когда Настя спросила, могу ли я Глеба разместить, у меня опустились руки. Я все сделала, чтобы он сразу ушел спать. Мне было очень плохо на душе, я убралась на веранде, налила целый бокал коньяка, выползла курить на крылечко. Стало так себя жалко, что заплакала.
И вдруг он….
ГЛЕБ:
Она мне нравится. У меня сводит зубы, я давно никого не хотел до такой степени…
Она настолько мне нравится, что меркнет Наташка - молодая, хрупкая, с хорошей фигурой. Наташку я не хочу, а хочу эту женщину, меня дрожь берет от ее чудных рук. И эта грудь под красным сарафаном – все время хочется дотронуться…
За то время, что спал в ее уютном доме – она мне приснилась …
В этом красном сарафане.
Когда я проснулся, и услышал ее тихое поскуливание, мне так стало тревожно, так захотелось бежать и что-то делать (убить дракона?), я с ума сходил, не зная, что…
Она сидела на этом крыльце - настолько беззащитная и несчастная…
***
-Прости, - он неожиданно перешел на «ты», - помочь?
-Извини, - она поспешно вытерла ладошкой мокрую щеку, - я думала, ты спишь… Ничего, ничего, я так, я сейчас не буду, - и улыбнулась ему. А я тебя помню. Ты приходил к нам в общагу там, в молодости. К брату и к Пашке. Красивый такой. Ты меня не помнишь, наверное, я их старше курсом училась. Просто за вечер поговорить не пришлось, народ веселился, а сидел ты далеко от меня.
-А мне коньяку можно?
-Неохота вставать, пей из моего стакана, мне все равно уже хватит.
Они курили, сидя на ступеньках, пили коньяк из одного бокала и разговаривали. Глеб давно уже ни с кем так не разговаривал. Было так уютно и хорошо! Не проходило ощущение, что с этой женщиной они знакомы целую вечность, что нет запретов ни на какие темы. Глеб всматривался в ее лицо, как же она была хороша! И эти пухлые губы, и эти вьющиеся волосы, и эти агатовые глаза.
- Видишь, начинается осень….
Видимо, это и дает такое настроение. И на море я не была два года, а мне очень-очень нужно в соленой водичке поплавать... Надо только, обязательно, встать до восхода солнца, пока все спят, заплыть далеко-далеко и вот там ждать, когда первые лучи из-за гор коснутся тебя ласково. А море замирает вместе с тобой в ожидании этого каждодневного чуда, и сама ты - частичка этой водной стихии, растворяешься в огромной массе воды... Что-то первобытное на генном уровне....
Стало холодно. Небо затянуло тучами, дождь сначала осторожненько, а потом все властнее шептал, застучал по крыше. Уходить Глебу ой как не хотелось. Они с Марфой уже допили ее коньяк, и Глеб сбегал на веранду за остатками в бутылке. От холода ли, или от хорошей беседы он все ближе двигался на ступеньке к ней, нечаянно коснулся несколько раз ее руки, потом - приобнял. Как хорошо и тепло было его руке от этого прикосновения. Ему ужасно хотелось поцеловать ее. Мысли об этом мешали, несколько раз он «уходил» из темы разговора. Марфа тихо улыбалась – ей тоже очень нравился этот человек - жилистый, с длинными руками, серьезным взглядом и детскими пушистыми ресницами. А еще упрямые линии лица и поджатые губы. Неожиданно она остановилась на полуслове и поцеловала его.
-Ты…
- Молчи, пожалуйста…
Сначала они, как школьники, остервенело, целовались на крыльце. Дождь все усиливался, у Марфы и у Глеба все ноги были мокрыми.
-Я замерзла, - пожаловалась она
-Пойдем, - он потянул ее за руку, - пойдем в дом.
-Нет, нет - к тебе: у меня на кровати собака спит.
Узкий диванчик удивительно вместил их обоих. Она оказалась страстной и умелой. Глеб удивился ее груди – не такой уж и большой, но тяжелой, кожа была гладкой и прохладной. На секунду вспомнилась Наташка, с ее идеальными формами, но тут же уступила этой немолодой, но мягкой и чудной женщине…
Давно Глебу не было так хорошо!
Дождь за окном все
