Задумаемся над шутливой песенкой о рыцаре, верном сладостной мечте и как сам Пушкин, «имевшем виденье непостижное уму», «впечатление» от которого «глубоко врезалось в его сердце»:
«Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.
Путешествуя в Женеву,
На дороге у креста
Видел он Марию Деву,
Матерь Господа Христа.
Несть мольбы Отцу, ни Сыну,
Ни Святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.
Полон Верой и Любовью,
Верен набожной мечте,
Ave, Mater Dei кровью
Написал он на щите.
Возвратясь в свой замок дальный,
Жил он строго заключён,
Всебезмолвный, всепечальный,
Без причастья умер он;
Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:
Он-де Богу не молился,
Он не ведал-де поста,
Не путём-де волочился
Он за матушкой Христа.
Но Пречистая, конечно,
Заступилась за него
И впустила в Царство Вечно
Паладина своего» (1829 г.)
Для начала отметим, что в этой песне при печати убрали из текста все заглавные буквы и получилось, таким образом, что такие определения, как «Пречистая», «Мария Дева», «перед Ликом Пресвятой», «Царство Вечно» Пушкин писал с маленькой.
Да позволят нам пушкиноведы при всём уважении к их эрудиции не поверить в это хотя бы потому, что в этом же тексте Mater Dei (лат.) напечатано с заглавной буквы.
Теперь из этой простенькой песни определим взгляд А.С. Пушкина на характер и особенности верующего человека :
Это во-первых Рыцарь (то есть воин), 2 – бедный, 3 – с виду сумрачный и бледный ( то есть не уделяющий себе внимания), 4 – молчаливый и простой ( т.е. не занимающий своею персоною других), 5 – Духом смелый и прямой (т.е. только смелый и прямо идущий по жизни может быть духовным), 7 – ещё нужно Виденье, непостижное уму – Откровение Свыше, но и этого мало, самое главное 8 – глубокое Впечатление, врезавшееся в сердце.
Если есть теплота в сердце от чувства Любви и Веры, тогда есть и «верность набожной мечте»…
Как видим очень много всего надо для того , чтобы быть Верующим Человеком! И вот этого всего вполне достаточно, чтобы невозбранно попасть в Рай, как бы полемизирует с христианами Пушкин, - и можно обойтись без причастья, официальных молитв, поста и даже , о ужас! – исповедания Пресвятой Троицы: Отца и Сына и Духа Святаго!
По Пушкину вполне хватит искренней Любви, хотя бы и Божий Воин «непутём волочился за Матушкой Христа», т.е. любил живою, плотскою, чувственной Любовью.
Какая же здесь глубина неприятия великим поэтом догматов христианства!
Какое намеренно нарочитое противопоставление изгоняемого монахами и церковью из духовной жизни Женского Начала, обожествляемого рыцарем и поэтом – ханжеству монополового противоестественного извращения!
И никто не заметил и не понял столь явной насмешки великого поэта?! Не догадался о сокрытом глубоком антиклерикальном содержании казалось бы таких простеньких стихов?
Какая-то примитивная глупенькая незатейливая песенка о простаке-рыцаре – вот что приходит на ум «серьёзному» читателю, и он останавливается в задумчивом остолбенении как Лотова жена, дочитав до самого конца, но при том , разочаровавшись и так ничего и не уразумев.
Потому что не для всех правда и гений, но кому дано от Бога! И в этом вот контексте задумаемся о «подоспевшем» к рыцарю «духе лукавом»!
Как обвинения его напоминают нам традиционные уличения во грехах словесного своего стада православными пастырями, коим и дела нет до духовных и нравственных качеств пасомых ими «рабов господних» ( господа – хозяйство, хозяйских в переводе с украинского).
Нет дела пастырям и до того, противостояли ли их «духовные чада» в личной и социальной жизни подлости, злу и лжи, или молчаливо соглашались с ложью и беззаконием.
Пост и молитва их прихожан их занимают, но пуще того «Послушание», что «паче поста и молитвы».
И здесь вся гениальность Пушкина, определяющего Рыцарство и почитание им Прекрасных Дам, как естественную реакцию живого ума и чувства на душное и холодное христианское скопчество.
Более того, великий русский поэт сознательно утверждает Божественность и Святость почитания Вечной Женственности, предваряя тем самым представления русских философов и богословов о Софии Премудрости Божией!
