Он сидел за столом, по-стариковски сгорбившись, положив большие руки перед собой. Руки были жилистыми, с узловатыми толстыми пальцами, с твердыми прокуренными ногтями. То были руки труженика.
Сильные пальцы слегка подрагивали, словно после долгой изнурительной работы. На столе стояла распечатанная поллитровка, рюмка, налитая до краев так и осталась, не тронута. Лицо серое покрытое глубокими морщинами словно окаменело в ожидании чего-то.
Он сидел так, долго и неподвижно, что начало ломить спину. Наконец пошевелившись, он взглянул на часы. Время за полночь, завтра, а вернее уже сегодня выходной.
Мужчину звали Иван Петрович. Петрович, как звали его в бригаде, любил выпить с устатку или в хорошей компании, по праздникам, да мало ли еще поводов выпить. Но сегодня почему-то водка не лезла. Он равнодушно посмотрел на стоявшую перед ним стопку, слил содержимое обратно в бутылку и убрал ее в холодильник.
«После будет повод, - подумал он, - а завтра надо еще Сергеевым помочь с похоронами. Не успеешь оглянуться, а три дня пролетят, и не заметишь!»
Это Иван Петрович знал. Он в своей жизни хоронил многих и как-то даже стал привыкать, что люди, которые его окружали, понемногу уходили. Со временем он не стал замечать потери, которые жизнь, а вернее смерть ему наносила. Кого-то он жалел больше кого-то меньше, но несчастный случай, который произошел сегодня на работе, его раздавил и потряс, что ни о чем другом он и думать не мог. Хотя в том, что случилось, его вины не было, а может и была. В данный момент он осмыслить этого не мог, да и не хотел.
* * *
Погибший был молодым парнем веселым и не вредным. Как сейчас часто можно было услышать в разговорах умных людей, без лишних амбиций. Парень был трудолюбивым, что сегодня большая редкость среди молодежи. Звали его Виктором или Витьком по-простому. Но больше всего Ивану Петровичу нравилось то, что Витек действительно интересовался их работой. Он не стеснялся спрашивать, когда чего-то не понимал, слушал с жадностью, даже бывало и записывал что-то в своей тетрадке. Петрович усмехался, глядя на это, но потом находил, что записывать все-таки разумнее, чем полагаться на свою память. Иван Петрович любил свою профессию и уважал людей, которые знали в ней толк, или как Витек пытались ее освоить…
Он опять вздохнул, достал бутылку, налил себе уже не в стопку, а в стакан и как-то очень легко, без особых эмоций, выпил все двести грамм. Потом подумал немного, взял с тарелки сухарь и громко хрумкнул:
«Водку без закуски пить нельзя, даже за упокой!» - это было его личное мнение.
Он закурил, с удовольствием втягивая в себя дым сигареты. Часы над головой мерно тикали, отбивая уже ушедшие в прошлое секунды, минуты…
* * *
На проходной ему выписывали пропуск.
- Фотографию, паспорт, военный билет! – деловито сказала тетка в окошке, - Подойдешь после двух часов!
Она захлопнула окошко, давая понять, что разговор окончен. Он взглянул на часы, висевшие под самым потолком тесной комнатушки со свежее выкрашенными в салатовый цвет стенами. Еще два с лишним часа.
- Ванька, ты чего здесь, пропуск получил? – услышал он за спиной голос Женьки Снегирева. Тот, не дожидаясь ответа, продолжал, - А я уже все, в цех пошел. Сегодня еще не буду работать, только спецовку получу, шкафчик, может и инструмент дадут. Ну?
- Что «ну», после двух у меня…
- А, ну ладно, жди, а я пошел! – радостно прочирикал Снегирев и вышел из комнаты.
«Чего он сюда заходил? – с досадой подумал Иван. – Ведь уже все документы на вход получил. Наверно просто зашел на удачу, вдруг кого-нибудь из наших повстречает, так будет хоть повод похвастаться. Да, Снегирь без этого не может. А мне тут еще два часа болтаться. Вот не везет, так не везет!»
Иван оглядел комнату. Нет даже стула. Подоконник с наполовину закрашенными белой краской стеклами, как в общественном туалете, был высоко, не посидишь. Да и вымазаться можно, все в известке.
Он зло пнул ногой дверь, прошел в небольшой тамбур, там еще одна дверь. У стены стояла большая бочка и какие-то палки, видимо тоже участвовавшие в недавнем ремонте. Бочка была пуста. Тут тоже ничего интересного. Иван толкнул вторую дверь и очутился на улице. Морозный воздух январского дня приятно охладил его горячие щеки.
«Хорошо батареи греют, можно будет потом погреться если что.»
На пяточке перед проходной сновал народ. Кто заходил в одну из четырех дверей, кто выходил. Дверь постоянно хлопала, а стекло в нем дребезжало, но не разбивалось.
«Будем ждать двух часов…»
* * *
«Сколько это лет-то прошло? Подумал Иван Петрович? – Много, сейчас и не упомнишь, если только по «трудовой» посмотреть».
Но день этот, самый первый в своей трудовой деятельности, он запомнил на всю жизнь. Тогда в два часа он быстро получил пропуск с еще свежими чернилами и поспешил в цех. Оформил у секретаря необходимые бумажки и прошел в бригаду, которая находилась в маленькой железной будке, покрашенной во все тот салатовый цвет.
Иван, робея, немного постоял у двери, переминаясь с ноги на ногу, а потом потянул на себя скрипучую дверь будки. Там сидело трое.
- Здрасте, буду у вас работать… - тихо сказал он.
«А Снегирь, наверное, уже со всеми перезнакомился, он вон какой шустрый, и не мямлит как я!»
От этих мыслей лицо его приняло кислое выражение.
- Ты чего испугался-то, - сказал толстый мужик, сдвинув очки на кончик носа, и посмотрел на Ивана поверх толстых стекол, - Иди сюда, садись, рассказывай, кто такой, откуда, где живешь?
«Этот толстый точно бригадир, все молчат, а он как за хозяина.»
- Меня, Александр Порфирьевич – тыкая себе в живот сказал толстый, - Это - Ринат Хабирович, это - Слава, а тебя?
- Иван…
- Ну вот, Ваня, познакомились, а ты боялся,- сказал толстый, внимательно оглядывая Ивана уже через очки.
- Да не боялся я,- обиделся Иван, - Просто…
Он не договорил, потому что в будку ввалился еще один мужик. Тяжело отдыхиваясь, он выпалил:
- Порфирьич, там Требина шибануло, вызывай «Скорую»!
Толстый аж побледнел:
- Как, насмерть? – почему-то прошептал он.
- Не знаю, черный он весь, даже дым с телаги идет…
- Ну, п….ц всем! – пробормотал толстый, хватаясь за телефон.
* * *
На следующий день бригадир опять посадил Ивана с собой, долго смотрел на него поверх очков усталыми покрасневшими глазами и как-то очень строго спросил:
- Ну что, Ваня, не передумал еще? Такая у нас профессия, как у сапера, ошибаться нельзя, - а потом каким-то потеплевшим голосом, - Вот так, Ваня, электрик два раза ошибается: когда профессию выбирает, а второй… не дай Бог конечно. Хотя Колька сам виноват, поторопился, понадеялся на опыт свой… Ну что, Вань?
- Нет, не передумал.
* * *
Иван Петрович часто вспоминал своего наставника. Порфирьич был хорошим электриком, как педагог он конечно, был не очень, но дело свое знал «от и до». Может поэтому и ходил в бригадирах больше двадцати лет. В бригаде его уважали и даже побаивались немного, но это все больше молодые. Старожилы же общались с ним на равных. Но все-таки он был лучшим.
Даже с глубоко похмелья, особенно после выходных, он без труда находил сложнейшие неисправности, правда, при этом не мог держать даже отвертки. Руки ходили ходуном и он заставлял «крутить гайки» кого-нибудь из молодых. При этом часто приговаривал:
- Учись, оболтус, как мастера работают, а то так и будешь без ума всю жизнь гайки крутить!
Порфирьичу прощали даже те случаи, когда он принимал «на грудь» и во время смены. Хотя это бывало крайне редко. Обычно он и не опохмелялся никогда и другим не советовал:
- Похмелье – это ведь та же пьянка, только с утра начинается, - наставительно говорил он, важно сдвигая очки на кончик носа, - А на работе, в нашем деле, пьяному – никак. Профессия у нас такая – трезвая!
Именно Порфирьич привил Ивану Петровичу любовь к профессии. Он снабжал его старыми, изданными еще при царе горохе книгами, говоря, что суть в них та же что и в новых, а главное в нашем деле – суть. «А в деталях потом сам разберешься!»:
- Ты, Ваня, электромонтер, не электрик, станки, оборудование - вот твоё дело. Это тебе не лампочки по подъездам вкручивать. Как говорил Антон Палыч: «Ты, Каштанка, супротив человека, как электрик супротив электромонтера!» И еще, Вань, выполняй технику безопасности, она, не побоюсь сказать - кровью написана!
…Иван Петрович долил в стакан остатки водки. Точно, кровью. Это была правда.
Люди, долгое время, работая с электричеством, теряли боязнь перед ним, а в некоторых случаях вели себя безалаберно, ни в грош, не ставя свою жизнь, а бывало, что хуже, и чужую...
* * *
Это был типичный случай, каких бывало не раз и не два.
Получив наряд, Степанько расписался у энергетика в журнале и крикнул через плечо:
- Пошли, Васька, только по-быстрому.
Васька был пт-ушником и проходил практику. Он был очень не доволен, что его оторвали от такого важного, по его мнению, дела как изготовление ножа. Все его друзья уже сделали такие и важно показывали где-нибудь в укромном месте подальше от чужих глаз. Только Васька не мог ничем похвастаться, хотя на заводскую практику проходил уже две недели. Заготовка была сделана и проходила тщательную обработку на шлифовальном круге в углу мастерской. Вот только материал для ручки найти не удавалось.
« Вот блин,- подумал он, - Сегодня доделать уже не успею!»
Васька завернул заготовку в тряпку и сунул ее в карман куртки.
Степанько нетерпеливо подтолкнул его к дверям:
- Успеешь, пойдем, мне еще в одно место заскочить надо!
Они направились к главной подстанции, где по чьим-то сведениям с крыши бежала вода то ли от таявшего снега, то ли от чего-то еще.
Шли по пролету, а Васька зыркал по сторонам в поисках вожделенной ручки.
«Все равно что-нибудь найду, на заводе всякой всячины навалом», - подумал он, когда они уже подходили к дверям подстанции.
Степанько открыл дверь уж больно каким-то простым ключом и они шагнули внутрь. Старший щелкнул выключатель, комната слабо осветилась желтым светом.
- Стой здесь, никуда не лазь, понял? – сказал он Ваське, а сам стал пробираться туда, где капала вода. – Да…, хреново! – послышалось оттуда. - Прям на шины капает…
Васька огляделся вокруг – щиты, решетки, ограждения, кое-где паутина. Он знал, что в таких местах должна быть идеальная чистота, а тут паутина. Но на полу ничего не валялось, а на стеллаже рядом с ним лежали только две запыленные лампочки и больше ничего. Все-таки здесь иногда прибираются. Опять ничего подходящего. И вдруг его словно подбросило. За одним из ограждений он увидел торчащую из темноты черную круглую ручку.
«То, что надо для моего ножа, чуть-чуть подработать и в ажуре!» Он взглянул на Степанько, тот все еще возился в углу, тихо матерясь.
«По-быстренькому откручу и дело в шляпе», - Васька открыл решетчатую дверку и потянулся к ручке.
Степанько видимо услышал шум открывающейся дверки и обернулся
- Ты куда, ну-ка закрой!...
Но было уже поздно, Васька буквально ввалился в ячейку разъединителя. Послышался страшный треск и подстанцию заволокло дымом и запахом паленой плоти…
Откуда-то взялись люди. В основном все молчали, любопытно заглядывая в подстанцию. Сквозь толпу протиснулся Порфирьич, отдавая распоряжения.
- Вытаскивать его надо, чего стоять-то, - и обернувшись к стоявшему у стены Степанько, - У-у, сука,
