Каролину Собаньскую Пушкин первый раз увидел в Киеве, 2 февраля 1821 года, в губернском доме на Левашовской, где собралось тогда много гостей А попал он туда случайно - ездил погостить к другу - генералу Раевскому. Николай Николаевич был со сводными братьями по матери Давыдовыми.
Сразу на глаза ему попались две самые элегантные и прелестные барышни, и он постарался выяснить – кто такие. Оказалось, Каролина и Эвелина Собаньские – дочери киевского губернского предводителя дворянства графа Ржевусского. Особенно же поэта заинтересовало, что выдающийся польский исторический романист граф Генрих Ржевусский - их брат.
Обе были уже замужем. Но замужество не мешало им кокетничать и обольщать многочисленных поклонников: возле них постоянно вился рой мужчин.
И хоть семнадцатилетняя Эвелина была нежной и красивой, утонченной и веселой, старшая сестра, Каролина, поразила Александра в самое сердце – вид был у неё очень сладострастный. И он сделал выбор – конечно, обольстительная старшая!
С жадностью он выслушал её историю от Раевского. Каролину выдали замуж за Иеронима Собаньского, владельца доходного торгового дома в Одессе, человека, который был старше её на тридцать с лишним лет. И у них росла дочь Констанция, но, начиная с 1816 года, они не жили вместе. Девочка осталась с матерью.
Александр никогда не видел таких соблазнительных форм, как у Каролины. А каков огненный взгляд изощренных глаз! Любуясь ею и покрываясь то румянцем - от приливающей к голове крови, то бледнея - от ревности к окружающим её кавалерам, все же замечал: «Конечно, она сознает свою знатность - отец предводитель дворянства в Киевской губернии, где у него большие земельные владения... Её тетка, Ржевусская-Любомирская, говорят, хозяйка одного из самых изящных салонов в Вене, и её посещают многие известные персоны… даже королевского ранга... А её брат? Самый знаменитый польский писатель!..»
Муж Эвелины – Вацлав Ганский, предводитель дворянства на Волыни и кавалер многих орденов, владеющий усадебным домом в селе Верховне, тоже был старше жены на 17 лет. Заметив состояние русского поэта и его неотрывное внимание к свояченице, произнес насмешливо:
- Мой юный друг, я вижу, с каким обожанием ты смотришь на эту бесчувственную женщину, у которой, должен тебя предупредить - коварный нрав и жестокое, холодное сердце. Кхм-м... кроме кокетства, ты в ней ничего не найдешь… И, - прочистил ещё раз горло, - она принадлежит генералу Витту…
Пушкин, удрученный тем, что его влечение так явно заметно другим, не обратил на это имя никакого внимания, а зря. Иван Витт был богат, расточителен и располагал огромными казенными суммами. А Собаньская, не имея никакой почти собственности, наряжалась лучше всех и привыкла жить роскошно. Поэтому и не гнушалась названием наемной наложницы, о чем знали почти все.
Теперь, став тенью Каролины, он обязательно бывал там, где могла оказаться и она. Или с неожиданной ловкостью подстраивал, ждал случая, чтобы уединиться с ней - где угодно. Страстно мечтая попасть в число ее избранников, он пытался добиться этого всеми силами. Но она первый раз исчезла, не обратив на него особого внимания.
После генерал Витт, чрезвычайно честолюбивый человек, пытался интригами, даже пустив масонские связи в ход, добиться назначения губернатором Новороссии, но им стал граф Воронцов, а Витта, как доверенное лицо всемогущего Аракчеева, просто повысили в должности, поручив ему командовать всеми южными военными поселениями. Фактически он должен был уравновешивать могущество Воронцова, который имел в правительственных кругах репутацию либерала. Но это ещё было впереди, а пока они с Каролиной сожительствовали. Он обещал на ней жениться после улаживания формальностей, то есть, когда будет оформлен её развод с Собаньским.
Поэта, как известно, по просьбе его друзей, генерал-губернатор Воронцов забрал к себе в Одессу, тогда как он избавился от всех, кто находился под началом Инзова, своего предшественника. И вот - повторная их встреча в Одессе, на рауте у генерал–губернатора. Ищущим взглядом выхватив яркую шляпку со страусовыми перьями из толпы, Пушкин бросился к Каролине, но не успел даже и слова сказать – её увели куда-то...
Но теперь встречи стали часты. И она, кокетничая, давала ему надежду. В день крещения сына графа Воронцова, находясь с ним в Кафедральном Преображенском соборе, Каролина, играясь, опустила пальцы в купель, а затем, коснулась ими его лба - словно обращая в свою веру...
То, что Каролина практически открыто жила с генералом Виттом, Пушкин сначала не знал. Потом только его просветили: неукротимое честолюбие и страсть к интригам сблизили ее с начальником военных поселений в Новороссийском крае, где тот следил за деятельностью тайных революционных организаций. Теперь и он знал, что Собаньская стала добровольной помощницей и тайной осведомительницей любовника - одновременно.
Оставшись один, Александр думал: «Она обладает артистизмом и умением входить в доверие - ко всем без исключения. Ум, цинизм и незаурядная смелость позволяют ей стать именно той, кем она является для Витта: шпионкой, сожительницей...» - Но даже это его не отвратило от неё - его она влекла с неведомой силой.
Увидев генерала Витта в дворянском собрании впервые, Александр увидел, как он красив мужественной красотой и он пользуется репутацией Дон Жуана. «Под стать ей, талантливый и бесчестный интриган…» - Но знание такой сущности Каролины, удивительно, его не отталкивало, а, наоборот, он искал новых встреч - готов был стать и католиком, лишь бы это помогло завоевать сердце обольстительной полячки...
Но она обладала не только пленительной красотой, но и безудержными порывами страсти - вела бурную жизнь и совершенно не боялась молвы. Восхищенный и очарованный ею, поэт рисовал только её. В любом месте, где находил бумагу, он брал карандаш или перо и из-под них непроизвольно возникала красивая брюнетка зрелого возраста, с печатью демонизма в лице, с резкими сильными греческими чертами и миндалевидными глазами: то с огненным, то с пронзительным, то с злобным, то с мрачным взглядом. И - с маленьким, но очень красивым ртом, на который он всегда смотрел с вожделением.
Тогда, в Одессе, он так и не смог растопить её сердце и с неутоленными чувствами отступил. А потом, когда вынужденно уехал из Одессы, после скандала с Воронцовым в 1824 году, Александр узнал, что она опять обрела страстного поклонника. И был это не кто иной, как его друг - Адам Мицкевич.
Польский поэт свое любовное опьянение, судорожное и мучительное, выливал в страстных и меланхолических элегиях. Но вскоре они поссорились - она, видимо, не испытывала к нему любви и не скрывала этого… «Как когда-то – ко мне… », - подумал Пушкин тогда, когда получил это известие.
Однажды кто-то из одесских друзей прислал ему сонет Адама, посвященный Собаньской. Как он понимал друга, когда читал оскорбительное обличение её холодности и циничности!
Пренебрегаешь мной! Уже погас твой пыл?
Но он и не горел. Иль стала ты скромнее?
Другим ты увлеклась. Ждешь золота, краснея?
Но прежде я тебе за ласки не платил.
Но, не платя, я их не дешево купил:
Я жертвы приносил, что золота ценнее,
Платил покоем я, платил душой своею...
Закончив читать гневные строки, подумал: «А я никогда не относился к ней так, как Адам – презрительно…»
Но прошло девять лет после первой встречи и вот он опять во власти Каролины, которая приехала в Петербург, когда он задумал жениться на Натали Гончаровой. В его сердце вновь непроизвольно распустились чувства и он сразу же забыл о "первой красавице двух столиц" и обо всех, о ком мечтал после далекой встречи с обольстительной полькой.
«Все время с того дня, когда впервые увидел Каролину, я был верен былому чувству. Не зря я всегда носил в себе прекрасный образ, и рука непроизвольно выводила её профиль - на всех листах, что попадались мне…» - Опять он горел, он бредил ею, он хотел все новых встреч, и он встречался, но с ним все также играли!
Мучительные переживания облеклись в слова:
Я вас любил; любовь еще быть может,
В душе моей угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит,
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил: безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим.
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим...
Перечитывая стихотворение, поймал себя на том, что в лейтмотиве «я вас любил» невольно создает двусмысленность. Что это? Прощание навсегда с полячкой или так он непроизвольно выражает потерю надежды на обретение счастья с Натали? «Так ли это?» - Он сам ещё не знал. Но осознал неутешительное: никакого волнения крови, такого, как с Собаньской, с Натали он ни разу не испытал!
В тиши ночи лихорадочно набросал одно за другим два послания к Каролине, где писал, что обязан ей тем, что «познал все содрогания и муки любви… Мне легче писать вам, чем говорить...». - И признался с горестью себе, что по сегодняшний день чувствовал перед гордой полячкой боязнь, которую так и не смог преодолеть.
Но, сколько бы Каролину ни любил, влюбленность не помешала ему трезво посмотреть на все: острота чувств уже не такая, она немного сгладилась. И не стал этого скрывать. «От всего у меня осталась лишь слабость выздоравливающего, одна привязанность, очень нежная, очень искренняя, и немного робости..."
Он понимал, что, по существу, всё происходящее сейчас - прощание с прошлым. А право хранить былую нежность он оставлял за собой, отступая в очередной раз, и не посмев послать ей писем, написанных в горячке.
Но при очередной встрече, 5 января 1830 года, в альбом Каролины вписал такие строки:
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его, тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу.
Ночью ему не спалось. Он долго лежал в темноте, пытаясь заснуть. Вскочил. Зажег свечу. Неудержимо тянуло написать еще стихи про Каролину. Посидел, грызя перо. Отложил: «Не надо бередить сердце…»
Не выдержав напряжения - вычитывать материалы по литературной газете, оставленной на его попечении Антоном Дельвигом, её редактором, уехавшим по делам в Москву,- неизвестный итог отношений с Собаньской, давление на него кредиторов по карточным долгам, он понял, что скоро сойдет с ума. И скоро писал Вяземскому в Москву: «Высылай ко мне скорее Дельвига, если сам не едешь… Правда ли, что моя Гончарова выходит за архивного Мещёрского? Что делает Ушакова – моя же?». - Пока весь был в любовной лихорадке с Собаньской, мог позволить даже такие шутки о других барышнях.
Каролина продолжала свои игры с ним: откладывала встречи, то полуназначая свидания, то полуотказывая… "Все как и прежде". Помучившись не одну ночь, и, вспомнив её спокойный и непробиваемый цинизм, решил: «Любви – нет!».
Но почему тогда в нем всколыхнулось все былое?.. И куда
