Первой замечает жена Егорши. Она восторженно вскрикивает:
- Зацепилась!
Вглядываемся: точно, засасывает РАДУГУ, и совсем недалеко от нас, в Оленьем болоте. Мелко трясется она от страха, словно в капкан угодила; налилась багрянцем от злобы или обиды; тянется вслед за грозовой тучей и не может вырваться; дергается что есть силы радужной плотью, тужится, но от того еще прочнее увязает.
- Километров десять будет, - прикидывает Семен, - если резво помчимся, то можем успеть.
А нам собраться, что голому подпоясаться. С прошлого выезда не успели инструменты и снаряжение обсушить и окропить.
Заглядываем в шатер, где жены для нас накрыли праздничный стол в честь завершения юбилейного сезона. Выпиваем на дорожку и, перекрестившись от души, грузимся в УАЗ - "буханку", карету, так сказать, "Скорой помощи". Этот вездеход Лешка, на правах главврача сельской больницы, списал на себя еще в конце девяностых.
Едем молча.Тщательно осматриваем экипировку.
Нас четверо, но постоянных и опытных "смертничков" только трое. Егорша проходит испытательный срок первым сезоном, и что у него на уме, никто из нас не знает, но знаем точно, что жена Егорши довольна до соплей, вряд ли позволит ему выйти из команды.Ну, если только сама не рассорится с нашими женами при дележе, что случалось уже не раз, но с другими, давно вычеркнутыми из нашей памяти женщинами. Не все могли спокойно снести колкости, например, жены Семена...
Едва догоняем возле Ведьминого Лога крупные капли убегающего дождя, как "буханка" глохнет и замирает, подавившись собственными выхлопами сизого дыма - так неожиданно вяло отбрыкивается от нас РАДУГА. Ну, с этим взбрыком справляемся привычно просто: поворачиваем козырьки кепок к затылкам, мотор заводится, и мы скатываемся к Оленьему болоту.
Дальше - сами не налюбуемся своими быстрыми и отточенными телодвижениями, доведенными до автоматизма.
Семен выскакивает первым из "буханки"; ощупывает воздух руками; показывает Лешке, как лучше поставить машину, чтобы красные кресты на борту эффективно включились в работу; и прочерчивает, приблизительно, диаметр радужного столба.
Повезло! Действительно, дуга на редкость узкая и плотная.Видно, как она в отчаянии пытается вырваться из зарослей дикого шиповника.
Егоршу, как самого неопытного, используем в качестве кнехта. Пока он, упираясь спиной в воображаемый им столб, кряхтит и выламывает себе руки, Лешка вколачивает в землю 16 металлических скоб и 17 костылей. Такое число определил Семен.
Мне кажется, хватило бы и десяти, чтобы основательно по краям приколотить РАДУГУ. Но я молчу. Мне не следует в данный момент распылятся на всякие споры и пререкания.
Я вынимаю лопату из ведра с соляркой, пробиваю плотную мякоть и проникаю в утробу радужного столба. Легкое головокружение не мешает мне провести успешно спектральный анализ и определить на ощупь теплоту желтой световой полоски.
Я вонзаю лопату под корень торчащего из земли луча и слышу нарастающий звон в ушах. Значит, угадал!
Я подаю условный знак Семену и начинаю усердно копать, снимать торфяник слой за слоем. Времени у меня в обрез, если за
пару минут не успею что-нибудь нарыть, то дальше оставаться - опасно!
Семен кричит мне: - Вся нечисть с округи сбежалась! Ух! Не отвлекайся, сейчас кадилом окурим! - и бежит к машине.
Лешка с последней скобой не может справиться: бьет по ней кувалдой, а она пружинит и одним острием заходить в землю никак не хочет.
- Ты ДЕДУКУ прибил к кочке! - сбивая дыхание, кричу я Лешке. Мне, в отличие от Лешки, внутри столба все видно и слышно.
КЛАДОВИК визжит от возмущения и по траве рукой шарит, пытается ухватить черенок лопаты.
- Отпихни его в сторону! - советует мне Лешка.
-Ни, ни! Копай, не отвлекайся! - приказывает Семен, зажигая на ходу кадило: - Сейчас выкурю, засранца! - он бежит от машины, но неожиданно спотыкается о ногу сухонькой, страшненькой старушенции, которая в это время уже сосредоточенно сует за шиворот Егорше огромных черных пауков и шершней.
Егорша извивается, трется о куст шиповника, плюет в старуху, но стойко продолжает удерживать радужный столб.
- Что же ты, Дедука, здесь растележился? - тяжело дыша, говорю я, скорее, себе, расшвыривая в стороны липкий торф.
- А ты, будто не знаешь? - с ехидцей отвечает КЛАДОВИК, сует длинную руку в прорвань своей синей рубахи и начинает скрести ногтями грязную, волосатую грудь. Хрустит у него грудь, как снег под ногами в лютые морозы: - Мне ваши рожи уже за всяким кустом мерещатся. Почитай, каждое лето, с Ивана Купала шастаете здесь, разрыв-травой трясете перед нежным оком моим. Все именные клады повыкапывали... Ой! Что-то печет мне зад!...
А, это - Семен уже окуривает нижнюю половину КЛАДОВИКА там, снаружи, вне столба. На запах паленых штанов КЛАДОВИКА ползут Навьи, кричат душераздирающими голосами, выдыхают мертвечиной...
Еще сильнее подзадоривает их звук лопаты, бьющей в металлические скобы сундука.
Я закидываю в рот "кость-неведимку" и шепчу: "За болотом немного положено - мне приходится взять. Отойди же ты, нечистая сила, не вами положено, не вам и стеречь".
- Трижды... Трижды прочти! - напоминае Семен. Будто из далека кричит, а на самом деле - в метре от меня. В паузах успевает лупить по башке кадилом огромную черную собаку с фиолетовыми глазами или вувкулака.
Краешком глаза ухватываю картинку: Омутник с прилепленными к нему злыднями забрался на плечи Егорше и гонит его к Припекало в гости.
Слышу мучительные стоны Лешки. Мне даже боязно глянуть в его сторону. В клубок там сплелись упыри, червеобразные подземники и катают Лешку по болотным кочкам.
Я "отчитываю" трижды клад и рву жилы, вытягивая неподъемный ларь за периметр радужного столба.
В это мгновенье раздается громкий треск: со скобами из земли летят ошметки РАДУГИ, и столб света обрызгивает всю нечисть, всю тустороннюю силищу, пытавшуюся минуту назад загрызть в злобном азарте нас.
РАДУГА на второй космической скорости уносится за грозовой тучей, оставив после себя развороченный и порубленный в мелкую крошку торфяник. Лопнула, точно перезревший гриб-дождевик, и осела бежевой пылью на траве вся мерзкая нечистая сила.
Лешка сидит в позе Лотоса, разминает себе шею. Слава Богу, живой! Ему досталось не меньше, чем Егорше. Кажется, черти били Лешку его же кувалдой. Он стонет:
- Ну, и ради чего мы?...
Я пальцем тычу в КЛАДОВИКА, который, поджав короткие ножки, восседает последние минуты хозяином на ларе и мелко трясет куцей бороденкой.
- Дедука, ты чего сегодня такой отчаянный? - спрашивает Лешка у КЛАДОВИКА: - Чуть не ухайдакали меня твои товарищи по партии, черти лысые. Было хоть за что?
- Еще бы! - хмыкает Дедука и бьет ладонью по ларю: - Мужики, но вы не забывайте об уговоре...
- Никто не забыт и ничто не забыто. Четыре пятых - нам, одну долю оставляем тебе, - читает Семен по памяти пункт четвертый уговора за номером 3 от 12 июня 2003 года: - Одну заначку дважды не выкапываем...
- Хорошо, - довольствуется услышанным КЛАДОВИК: - В таком случае, я бы даже сам к вам в машину за мешком сбегал, да вот кресты там нарисованы не к месту.
Егорша приносит мешок, и мы все вместе начинаем составлять опись отвоеванного нами клада. Процедура муторная, но необходимая.
- Монеты чеканные, с изображением, - отчитывается КЛАДОВИК, - 94 кругляша. Значит, от ста отнимаем шесть и делим на пять, итого: двадцать шесть монет оставляем в сундуке, остальное великое множество - вам, паскудам. За лето уже четвертую заначку
вскрываете. Не стыдно?... Три ковша и четыре блюда "хрустированных", - продолжает ревизию КЛАДОВИК, - На пять не делится и от ста не отнимается. Беру себе один от седа, и одно от седа, и еще одну оставляю себе...
-Э-э, Дедука, не бразей! - слабо пытается возразить Егорша и тянется к блюду.
КЛАДОВИК вопросительно смотрит на Семена.
Семен по специальности юрист и в трансфинитных числах разбирается лучше всех нас, вместе взятых. Он и выносит приговор:
- Дедука прав! Ты, Егорша, не жадничай. У нас еще с прошлого раза сто рублей одной ассигнацией екатерининской эпохи сохранилось. Этой бумажкой и выкупим у Дедуки весь его хлам.
- И я о том же баю, - подхватывает КЛАДОВИК и ставит в упрек Егорше: - Рядиться со всякими не желаю. Пущай у меня кладов,
как насрано в лесу, но уговор, он - закон. Сильнее уговора только другой уговор. Да и куда вам столько моего добра?
- А мне-то что? Мне-то зачем? Мне эти клады не нужны. Вот, например, три кубка золотых. Да я вообще пью только из стеклянной посуды... Вот, библия, обложенная какими-то камушками: я и читать-то на церковно -славянском не умею, - с сожалением говорит Егорша и незаметно складывает все к нам в мешок: - Бабы это. Все - они. Всюду виноваты. Они нас подстрекают... 50 рубленых кусков серебра, мониста - на хрен мне сдалась мониста? - ожерелья золотые с гранатом - шесть. Все -ей, ненасытной, - их тоже - в мешок под шумок.
- И то, правда, - в глубокую задумчивость впадает КЛАДОВИК, задетый за живое. Женщины для него - больная тема. Видимо,
имела место нелицеприятная история с какой-то ведьмой.
Еще пять лет назад я тоже пытался выведать у КЛАДОВИКА причину его ненависти к женской половине. Он не медля впал в ступор и потом долго мямлил о каких-то результатах: "В результате она рубанула мне со всего размаху по душе", - снял рубаху и показал на спине огромный розовый рубец: "Вот, такой вот результат. Все бабы - подлые дуры. И - моя. Была".
"Топором шарахнула сзади? Это - по-нашему", - поставил профессионально тогда диагноз Лешка и через день укрепил свой
бронежилет со спины неподъемной чугунной плитой, на всякий случай.
Возвращаемся на дачу, к праздничному столу, в приподнятом настроении успешных добытчиков. Мотор в "буханке" не рычит
припадочный, но выбивает четыре четвертых. Переодеваемся на ходу - Лешка уже скинул с себя защитный костюм сапера - Егорша
аккуратно складывает в ящик шлемы, укрывает бронежилеты пластиковыми щитами. Щиты, как новенькие, пользовались ими лишь
пару раз, а вот остальную форму следует подвергнуть тщательной ревизии - сильно покоцана и изъедена. Кивлар превратился в
бязь. Истерзали черти аммуницию.
- Когда-нибудь я поменяю хобби, - мечтательно говорит Семен, - марки начну собирать или сберегательные книжки. Куплю удочку, разведу рыб в своем пруду и достойно встречу на даче старость.
- Лучше пол смени. Это я тебе советую, как потомственный врач-гинеколог, - не отрывая взгляд от дороги, вмешивается Лешка,
- новые ощущения, неведомое восприятие, горизонты, так сказать, может, кроме РАДУГИ по другим приметам начнем клады искать...
- Ага, ага, я вот, например, месяц назад ночью банника знакомого в бане повстречал, - подхватывает Егорша радостно, - он
весь такой выпачканный в саже, глазки живые, глумливые. Сказал мне: "Чё, за кладами гоняетесь по РАДУГЕ-дуге? Смешнее, мол,
ничего не мог придумать?" Оказалось, что до банника он КЛАДОВИКОМ работал в соседнем районе, потом проштрафился...
- Ты это сейчас серьезно сказал? - спрашиваем мы после продолжительной паузы одновременно и отчаянно, даже Лешка остановил "буханку" и всем корпусом повернулся к Егорше: - Или вздумал проехаться по ушам на
