совершенства?
Но мужчина уже пожалел о своем порыве откровения. Ему необходимо отправить ее обратно в Город, в ее жизнь, как будто и не было этого необыкновенного, восхитительного, волшебного года жизни, память о котором станет теперь самой большой ценностью его безрадостного существования.
- Света, к чему этот разговор? Все конечно, тебе пора уходить, - проговорил он, не поднимая глаз.
- Вот и меня не в силах удержать никакой моральный долг, только любовь. Понимаешь? Я люблю тебя, и поэтому я буду с тобой. Меня не испугают никакие лишения, потери и разочарования. Ведь я же нужна тебе? - Света не собиралась слушать его, она не хотела сдаваться и уступать страху.
Она искала его взгляд, она хотела этого зрительного контакта, она стремилась заглянуть к нему в душу, но Кьенг избегал смотреть ей в глаза.
- Почему ты боишься доверить мне свою боль, слабость и беспомощность? Мы же собирались стать самыми близкими друг другу людьми!
- Замолчи! – крикнул Кьенг на пределе сил. Сэмо недовольно поморщился, переступая с ноги на ногу. – Услышь меня! Все уже давно решено! Нам не быть вместе. Такова судьба. Уходи прямо сейчас. Не надо больше мучить себя и меня…
Сэмо с осуждением посмотрел на Свету, но она не могла так просто сдаться. Она не понимала, почему ее сейчас убивают, медленно и изощренно. Она хотела жить! Она хотела любить!
- Кьенг, милый, это ты мучаешь нас. Мы не можем жить в разлуке. Пусть мы не будем счастливы, но мы должны быть вместе! Ты решил пожертвовать собой ради моего счастья, которое разбилось вместе с тобой в той машине. И я отказываюсь от него, если оно вынуждает тебя идти на такой шаг. Я заявляю тебе – я не хочу быть счастлива! Поэтому не надо об этом заботиться!
- Нет ничего страшнее, чем видеть страдания любимой девушки, не способной ничем помочь и теряющей из-за этого покой и сон. Нет ничего подлее, чем упиваться этим и вытягивать из нее все силы, утешая этим свою ущербность, - твердо проговорил Кьенг.
- Вот как ты на это смотришь??? Кьенг, история знает множество жен, которые ради своих мужей шли и не на такие лишения…
- Ты не жена мне, - перебил ее Кьенг, - ты не связана со мной клятвой, так что ты абсолютно свободна!
- Вот как? Мы просто не успели! Ты же все равно уже забрал мое сердце! Обратной дороги уже нет.
- Это просто красивые слова. Ты настоящий романтик, моя Белая Лилия, ты необыкновенная девушка с красивой душой. Было бы преступлением спрятать тебя ото всех, лишив возможности наслаждаться твоей красотой и обаянием.
Света закрыла лицо руками. Она слышала только одно: «Я от тебя отказываюсь»!
- Я не достоин похоронить такое богатство в своей могиле.
Пройдет время, и Света поймет, что он был прав, но в тот момент она не могла его понять и принять такое решение, смириться с ним и зажить по-новому.
- Знаешь, Света, это не ты меня бросаешь, это я прошу тебя оставить меня.
- Я и не пыталась успокоить свою совесть, ожидая от тебя такого великодушия, - проговорила девушка.
- Света, я прошу, не считая себя обязанной мне верностью. Я отпускаю тебя и даю тебе полную свободу.
Было бесполезно говорить хоть что-то еще. Было бессмысленно продолжать этот разговор. Тем более девушка видела, что Кьенг устал, последние силы были на исходе, а ему еще предстоит бороться с болью своими собственными силами, при помощи только воли и упорства. И она никогда не услышит его стонов и крика, не увидит его слез. Ее лишили этой печальной обязанности, отпустив с миром. Ей предложили все забыть, и начать с чистого листа. Начать что? Безрадостное существование в коконе своих мечтаний, никогда не увидящих свет и не познающих радость осуществления и исполнения? Ее сейчас тоже заставили умереть. Только отдельно, саму по себе, ничего не желая больше о ней знать, не собираясь дальше делить этот мир с ней.
Света вышла из дома, не видя и не слыша ничего вокруг. Она медленно шла по улицам, не замечания, какое время суток, какая погода и кто встречается ей на пути. К ней обращались, но она не слышала и не видела никого. Она даже не понимала, куда идет. Пустота. Великая пустота и холод. И все. И больше ничего.
Света могла бы упасть на колени, целовать его ноги, поливать их слезами и отирать своими волосами, она могла бы найти еще много слов и умолять его до тех пор, пока он не сжалится над ней. Она могла часами кричать свое единственное требование любить и быть любимой, цепляться за его одежду, целовать пол, по которому так недавно ступали его ноги, и никто бы не смог силой оттащить ее от Кьенга, но она понимала, она почувствовала, что он не изменит своего решения. И все ее попытки только будут раздражать и мучить его. Он будет неумолим, в этом она не сомневалась. Ей не на что было рассчитывать. И именно это Сэмо пытался до нее донести. Он же так и сказал: чтобы ты не упала в обморок от того что услышишь.
Она не упала в обморок, она упала с высокой вершины мира, на которой пробыла так недолго, наслаждаясь красотой вселенной. И теперь по кусочкам лежит на дне темного ущелья, наполненного тенями былого, дымом горечи и болью осознания всей правды – она одна!
Она ушла из Китайского квартала, чтобы никогда больше не возвращаться сюда. А в большом красивом доме, погруженном в траур, в комнате с приглушенным светом, в кровати с белыми простынями лежал человек, и по его лицу катились слезы. Сегодня он по-настоящему умер.
***
Все предметы вдруг приобрели резкие очертания. Исчезла расплывчатость и бесформенность, доминирующая уже долгое время в Светином восприятии. Реальность вдруг вступила в свои права в тот момент, когда на мир опустилась вселенская космическая тишина. Пустая тишина, в которой утонули все звуки. Давящая, наэлектризованная, звенящая и оглушающая тишина. И пришло осознание существования. Как будто внутри включился часовой механизм, скрупулезно отсчитывающий минуты мучительного существования секунду за секундой. Время тянулось медленно, но не было возможности забыться и не замечать его. Оно ни на миг не останавливалось, ни на миг не исчезая в черных дырах небытия, куда так мечтала провалиться Света. Наоборот, в небытие ушел он, ушел навсегда, унеся ее любовь, нетронутую, чистую, первозданную. А ей теперь сидеть здесь на виду у всех этих вещей и предметов и считать минуты годами.
Она поежилась. Ей стало неуютно сидеть вот так, когда тысячи глаз уставились на нее со всех стен. Они смотрят ей прямо в душу, подглядывают за ее горем. Они ждут ее криков и мук отчаяния, судорог и агонии, которые неминуемо приходят на место растоптанной любви. Они жаждут зрелища, чтобы упиться ее мучениями, чтобы насладиться рожденным в этих стенах проклятием в адрес любви. Они ждут слез и воплей, причитаний и стенаний.
Они несут ей только одну мысль, внушают только одну истину: «Ты – ничто! Ты - ничто! Ты – ничто!» Они жаждут убедить ее в этом абсолюте, в этой аксиоме. Вбить в ее голову, запечатлеть в сердце, вытатуировать на коже, внести в ее ДНК. Ты - ничто! Ты – ничто! Ты – ничто!
Они желают насытиться ее болью. Они рвутся обратить ее свою веру. Они ждут от нее клятвы подтверждения. Они требуют ее смирения и поклонения. Ты – ничто! Ты – ничто! Ты – ничто! Ее слезы станут подтверждением и посвящением.
Но нет! Не дождутся! Она подошла к окну и сорвала шторы, обрывая петли и ломая пластмассовые крючки на карнизе, набросила их на стенку, запрыгнув на стул и придавливая коробками ткань на крыше мебели, чтобы не падала. Вернулась за тюлем, предназначенным для зеркального шкафа, чьи зеркала стали ее врагами. Сорвала с окна материю из органзы и зацепила на раздвижную дверь, чтобы материал не скользил. Все, кажется не видно. Теперь и они ничего не увидят. И пустота перестанет сверлить ее тяжелым взглядом миллионов бессмысленно жестоких глаз. Теперь бы еще и перестать слышать этот несмолкающий шепот! Девушка стянула с дивана плед и завернулась в него с головой, забившись в угол комнаты и ожидая ночи, которая приглушит яркий свет множества глаз, пробивающийся сквозь накинутую материю. Они не услышат ни стона. Она чувствовала страх, чтобы произнести хотя бы звук, а вдруг он превратится в крик ужаса, выйдя из-под контроля разума и освободившись, заживет своей жизнью. Нет, пока ее глаза сухие - она еще в силах контролировать себя.
- Совсем недавно мы обсуждали нашу свадьбу. Неужели ты откажешься от своих слов и не исполнишь обещание?
- Да. Я отказываюсь! Да. Я отказываюсь. Да! Да! Да! Отказываюсь! Отказываюсь! – звучало в ее голове. - Ты – ничто! Ты – ничто! Ты – ничто!
Слезы высохли. Она не заплачет. Зачем? К чему? Если бы ее слезы могли смягчить его сердце, если бы они могли растопить лед, или размыть гранитное основание его крепости… Она не заплачет, даже если она ничто! А она-то когда-то убеждала себя, что для кого-то она целый мир, огромная вселенная, что кто-то, очень хороший, захочет навсегда в ней потеряться и остаться. Ты – ничто. Вот ты кто.
***
- Бесполезно надеяться, что это пройдет. Так будет теперь всегда, - сказал Сэмо, холодно глядя на девушку.
Пять дней она ходила к дому Кьенга и пять дней ее надежда и мечта умирала снова и снова. Она пыталась бороться за свою жизнь, за свою любовь, но оказалась бессильная в этой борьбе, заранее обреченной на поражение. У нее не было оружия, она - ничто!
Света садилась на скамейку в маленьком саду, как раз напротив окон комнаты, в которой лежал ее ненаглядный и родной человек, и сидела так часами, не шевелясь. С наступлением темноты она возвращалась в свою квартиру, где ей приходилось вновь повторять невыученный урок, что она – ничто. Через пять дней к ней вышел Сэмо. Он рассеянно поздоровался с ней, отводя взгляд.
- Присядешь? – улыбнулась ему Света.
Она понимала, что его приход не принесет никаких изменений. Она не ждала от этого человека добрых вестей.
- Спасибо, я ненадолго. Я только хотел сказать, что тебе не надо больше приходить сюда.
Высокий молодой человек стоял напротив девушки, засунув руки в карманы. Он мрачно рассматривал ее белое лицо и сухие глаза с затаенной болью.
- Почему? - Света улыбнулась.
- Ну, понимаешь… что подумают жители квартала? У нас так не принято себя вести.
- Они уже знают, что Кьенг меня прогнал? – улыбнулась девушка.
Она вообще много улыбалась. Это не снимало боль и не усмиряло бурю отчаяния, но все же лучше улыбаться, чем плакать.
- Ты употребила не верное слово, Света, - поморщился мужчина.
- Они смеются надо мной? Вы все смеетесь надо мной, я знаю, - она что-то чертила прутиком на песке под ногами.
- Это не так, - возразил Сэмо, с удивлением глядя на улыбающуюся девушку. - Все сочувствуют тебе, и очень сожалеют, что все так получилось.
- Что Кьенг выгнал меня? Они никогда не любили меня, и он тоже, - Сэмо даже не представлял, какой пожар перегорел в ее душе, чтобы эти слова дались ей с таким спокойствием.
- Ты ошибаешься, - он помолчал. – Он любил тебя. Так, что это даже удивляло меня. Я никогда не ожидал от него такой страсти, такой силы, такого чувства. Раньше я думал, что он даже не способен на такое. Ты не знаешь, на какие жертвы он шел ради тебя и сколько раз упускал выгоду, только чтобы тебе было хорошо.
Света рассматривала свои каракули на песке.
- Света, пойми, то время уже не вернуть. Ты красивая здоровая девушка, ты
