И сделав несколько неудачных попыток подряд, и в конце концов одну удачную, доктор Зуберман всё-таки поднял своё тело с табурета, и сильно-сильно шатаясь, вышёл на улицу на поиск своих вещей.
И пока он ходил за этими штуками/пакет и зонт/, Вадик уже успел умыться холодной водой, переодеться, поодеколониться китайским парфюмом и взять в руки свои туфли.
Теперь на Вадике были чёрные джинсы и чёрная, очень интеллигентного фасона, ранне-осенняя баллоневая куртка, одетая поверх тоненького сиреневого полуверчика с двумя интеллигентными, белыми полосочками на груди.
И когда доктор Зуберман, весь в дождевых каплях, и взъерошенный, наконец-таки вернулся со своими, забытыми им на улице, зонтом и пакетом в руках, Вадик уже обувал на ноги чёрные кожаные туфли, предназначенные у него для дождливой погоды, собираясь после этого немного обновить их обувным кремом.
Он пристально посмотрел на изрядно подмокшего друга и шутя поинтересовался у него: "Ты-ы-ы там что, братуха - купался, что ли?"
- Да-нет. Я - писял...
- Против ветра?
- А ветра - нет, братишка... Но, там есть дождь и он - козёл...
- А-а-а.., вон, оно что. Дождь, говоришь, значит... Ну, извини - показалось...
- Ха-ха-ха... Очень смешно...
И продолжая примерно таким вот образом шутить друг над другом, и смеяться над этими шутками во всё горло, они, одновременно с этой своей веселухой, старательно приводили себя в надлежащий по погоде, интеллигентный вид.
То есть, сильно шатающийся во все стороны и задевающий всё время разную мебель, доктор Зуберман протёр полотенцем свои волосы и лицо, стряхнул с одежды дождевые капли и достал из белого полиэтиленного пакета свою наимоднейшую, и никогда не мнущуюся, светло-оливковую ветровку, зачем-то осмотрел её со всех сторон, а затем одел её перед зеркалом на себя.
Вадик тоже пошатывался, но только менее явно и заметно, а так сказать, только изредка, и только при некоторых своих неловких движениях. Впрочем, эти полуфрагментальные потери своего равновесия его нисколько не расстраивали и не напрягали.
И он завершил свой уличный наряд тем, что почистив чёрным обувным кремом свои туфли, и улыбаясь во весь рот, в шутку предложил сделать тоже самое Зуберману, на что тот, и тоже шутя, наотрез отказался от этого предложения, сквозь смех мотивировав свой отказ тем, что его модные туфли не нуждаются в этом, так как они у него зелёные и смотрятся в абсолютной тональности с его брюками и галстуком.
Зелёного крема у Вадика не было и Зуберман почистил свои туфли бесцветным.
После этого, вооружившись зонтиками и замкнув дом, они вышли на улицу, и дав по пути последние указания собакам по охране домашних границ, сели в вызванное по телефону такси и поехали к своему другу Зубову Сергею рисовать шедевр.
И проехав уже бОльшую часть своего пути, они вынужденно остановились возле закрытого железнодорожного переезда.
Просидев в ожидании минут пять-шесть-семь и не дождавшись изменений, они расчитались с водителем и вылезли из машины, сразу же открыли зонтики и пошли дальше пешком.
По дороге, пьянющий и обкуренный доктор Зуберман очень заметно шатался всем своим огромным телом и всё время попадал своими зелёными туфлями в лужи, но матерился при этом негромко и ни к кому не приставал, ни к женщинам, ни к мужчинам, ни к собакам.
И даже ни кого, и ни разу, по своему пьяному обыкновению, не попросил открыть рот и показать ему зубы.
А всё потому, что все его пьяные мысли и все его пьяные душевные позывы сейчас были сфокусированы на предстоящем творчестве.
В отличии от него, Вадик на улице вообще перестал шататься и вёл себя как обычно.
Да ему особо и не с чего было.
Водки за этот день он выпил, можно сказать - немного, а точнее - мало, да и канабис промелькнул как-то мимолётом и не оказал на него такого мощного воздействия как на Зубермана.
И поэтому, по сравнению со своим другом, он выглядел почти как трезвый.
То есть, практически вообще не шатался и не матерился по поводу дождя и сплошных луж со всех сторон, а всю дорогу очень красиво говорил о их предстоящем вкладе в мировую культуру.
По пути они зашли в гастроном и купили в нём три поллитровые бутылки "Столичной" водки, пару пачек сигарет и немного колбасно-консервированной закуски.
И почти уже сойдя с ума от предвкушения творчества, они в конце концов без стука вошли в дверь спорзала, где, и работал их интеллигентный, и спортивный друг, и соавтор - Зубов Сергей Юрьевич, и где хранился набросок их шедевра, который они гордо называли - эскиз.
И прямо с порога, они тут же увидели, что Сергей уже рисует их совместный шедевр, но только без них.
И - не один!
Ужас, но с ним в компании был другой их общий и давнишний друг, а по совместительству - общественный и политический деятель Евгений Павлович.
И он тоже рисовал их картину!
И рисовал он - левой рукой!
Потому что он недавно стал инвалидом на правую, которую он серьёзно травмировал у себя на службе и теперь даже писать ею не мог, а взялся рисовать их шедевр.
Но, главное - они его не приглашали!
Да, дорогой читатель, собственничество в творчестве - обычное явление среди творцов.
И это сильное чувство.
И согласно этому чувству, доктор Зуберман, и непризнанный поэт Вадик, увидев это действо, сразу же сильно-пресильно сконфузились, и творчески, почти что до слёз, заревновали свой шедевр.
И не зная даже, что сказать по этому поводу, они немного подсобили друг другу руками, и с самым расстроенным видом, удручённо уселись на гимнастического коня, который почему-то стоял сразу при входе в спортаз, и с которого Сергей зачем-то скрутил поперечные ручки, и затем, зачем-то опустил его на самую низкую отметку.
А молча рассевшись на коне, они стали молча смотреть на их /!/, изменившийся до неузнаваемости/!/, вожделенный шедевр.
Они до глубины души и мозга были потрясены увиденным.
Они не узнавали свою картину!
Свой - драгоценный шедевр!
- А вы - чё, там уселись, а? Хотите - покататься, да - парни? Хе-хе-хе... Так эта лошадь старая и вас двоих она - не вывезет. Ха-ха..., - услышали они по-подвыпившему весёлый, но по-прежнему педогогически выставленный, тренерский голос Зубова Сергея и оторвав свои взгляды от своего шедевра, молча и с укоризной посмотрели на него и на его руку, держащую художественную кисточку самой максимальной ширины, но Сергей продолжал, - Так чё - идите к нам, чё вы там сели, давайте по-ри-су-ем, привет - кстати.
- Да-да-да.., Боливар двоих не вывезет. Привет-привет, парни ! Слезайте с коня и идите к нам - поможете с шедевром! - с очень умным видом оторвавшись от рисования и с таким же балдым бодрячком, поприветствовал их ораторским баском Евгений Павлович.
После чего призывно махнул им левой рукой, в которой тоже была кисть и которая была заметно пошире Серёгиной, а по виду, вообще, была как малярная.
- Привет-привет, господа художники... - насупленными голосами ответили им Зуберман и Вадик, и напустили на себя ещё более загрустный вид.
продолжение следует....
