Писать о Пушкине – такое занятие может показаться странным и лишённым оригинальности. Уже вроде столько писано, говорено, столько раздалось в адрес гениального поэта похвал.
Но при всём при том, главного до сих пор о внутренней пружине его творчества – о его вере и сомнениях, о его убеждениях так и не сказано.
Одни исследователи и критики представляют Александра Сергеевича каким-то небожителем, парнасцем, спокойным олимпийцем, идеальным, не омрачённым бурями жизни, классиком, жрецом чистого искусства.
Другие определяют поэта как выразителя настроений элиты дворянского правящего класса. Отмечали, правда интерес поэта к истории и общественной жизни т.н. простого народа, но осознаётся обычно это влечение лишь как некий характерный этнографизм, исходящий из его реалистической концепции восприятия мира.
Именно А.С.Пушкина, более чем кого-либо иного, принято представлять как стороннего наблюдателя мимотекущей жизни. И даже когда выносят суждение о его связи с декабристами, о критике им политики императора Александра I , тут же прибавляют обыкновенно, что в Николае I поэт видел для себя единственного собеседника при дворе и души в нём не чаял.
В советское время установилась прочная тенденция обвинять Александра Сергеевича в недостаточной революционности взглядов на преобразования в обществе – вплоть до прямых обвинений в недостаточной любви к ближним.
Очень часто приходится также слышать о непомерной любви поэта к прекрасному полу, о его южном африканском темпераменте, заставлявшем его против своей же воли менять один за другим предметы увлечений.
Молва светская и при жизни не щадила великого поэта, а уж после предустроенной «светом» безвременной гибели его ещё более усиливается окончательно очернить в глазах простого народа.
И поныне усердствует в нравственном порицании русского гения клир православной церкви, с которым у А.С.Пушкина не сложились отношения с самого раннего лицейского периода и до последних лет творческой жизни.
Возникает закономерный вопрос, почему же так тенденциозны и строги к поэту все, безо всякого исключения, казалось бы ценители и почитатели его? Чем Александр Сергеевич вызывает их раздражение и что в нём, как в человеке им никогда не будет понято и почему?
Понять – значит простить, а Пушкину не могут простить его отношения к жизни, ближним и Богу именно потому, что не понимают его до конца, и хотя и видят красоту и бесспорные вершины его поэтического дара, это ещё более заставляет недоумевать по поводу причин его возникновения, характера и мощи его.
Александр Сергеевич вроде бы не религиозен, не мистик и не философ, не посещает православный храм, разве что по особой нужде во избежание кривотолков.
С другой стороны дворянин Пушкин не демократ, не революционер, не просвещенец и не западник, как его приятель А.А.Чаадаев. Но о «барстве диком» и о самодержавии рассуждает без должного почтения.
С одной стороны «самовластительный злодей – тебя, твой трон я ненавижу», а с другой «где капля блага, там на страже уж просвещенье иль тиран».
В поэме «Цыганы» в монологе Алеко чтим: «презрев оковы просвещенья»…«и пышной суеты наук»…«когда б ты знала неволю душных городов»… «там люди в кучах за оградой (церковной?)… любви стыдятся, мысли гонят, торгуют волею своей, главы пред идолами клонят и просят денег да цепей»…
Великому поэту отказали в серьёзности его творчества и никто не догадался до сих пор указать на его религиозные истоки. А между тем Александр Сергеевич выражал своё религиозное мировоззрение неоднократно, постоянно и последовательно, но это современниками воспринималось как детская шалость, не более того.
И по сей день никто не решается дать оценку его «Гавриилиаде», «Сказке о попе и его работнике Балде»…
Можно с уверенностью утверждать, что не было ни одного года в жизни поэта, чтобы Александр Сергеевич не вспомнил в стихах и прозе, в письмах, исторических исследованиях и драматургии с нескрываемой иронией и сарказмом о церкви и не посвятил разоблачению её лицемерия свои искренние мысли и произведения.
С этого начал русский гений и этим кончил. Но между тем Александр Сергеевич искренно считал, что «Религия – создала искусство и литературу – всё, что было великого с самой глубокой древности; всё находится в зависимости от религиозного чувства… Без него не было бы ни философии, ни поэзии, ни нравственности»…
Если бы Пушкин был атеистом как поэты социального направления, или хотя бы как Вольтер и Руссо, а у нас Радищев, это было бы понятно. Но мы определённо знаем, что всё было как раз наоборот.
Тогда зададимся вопросом, почему же никому из тьмы почитателей великого русского поэта не пришло на ум поискать его пушкинскую богословскую концепцию в таком открытом для живого ума и непосредственного чувства, отлитых в безупречную форму творчества?
Зачем было вопреки очевидности создавать легенды о его любви к просвещению и страсти к революционно социальным преобразованиям с одной стороны, и о его умеренности во взглядах, любви к монарху и преданности православию с другой?
Ведь и о том и о другом направлении мыслей поэт высказывался весьма часто и определённо и до конца?
Что же причиной тому, что нахваливая и слева и справа литературную форму, гению отказывали и отказывают в глубине её содержания?
Первое, что приходит на ум – это банальная зависть… но такого объяснения явно не достаточно и ежели задуматься всерьёз, становится понятно, что пушкинская лоза не доступна лисьему хитрому социальному плоскому рассудку той самой литературной черни, которой Александр Сергеевич как и церкви посвятил немало обличительных строк.
Да, все они не видят для себя в нём пользы. И не видят именно потому, что пользы ищут именно и только для себя.
Русский простой народ без всякой пользы просто умеет любить своего поэта. Народ любит Александра Сергеевича хотя бы за то одно, что он никогда и нигде не лицемерил.
Не лице-мерил, т.е. не измерял своей личностью народную жизнь, но искренно любил её, восхищался ею, и если и бранил ближних своих, то из чувства досады за несовершенства Рода своего.
И вот именно эта глубина общения поэта со своим народом и рождает недоумение в «румяных критиках, насмешниках толстопузых».
«Где здесь глубина смысла, где точка зрения авторская, где личность?» - вопрошают они, - «где полёт мысли Гёте, правда характеров Шекспира, где страстное обличение Байрона, где романтическая страсть Шиллера?»…
Здесь есть иное понимание жизни, которая не делится на высокую и низкую. Здесь есть открытость искреннего и потому всегда покойного чувства. Здесь есть Свобода и полёт незамутнённого страстями воображения и Небесная Правда Слова и Истина, что «от земли воссияет» (Пс.84), выраженная простым и понятным делом на земле.
Здесь есть живое прикосновение к Тайне Неба, пространству и времени на земле, магия места и урочного часа. Но самое главное, что есть у Пушкина, это понимание Полноты Жизни в единении с отцами и матерями своими, приятие задач Рода и ответственности перед ним.
Наиболее точно и ёмко пишет о сути произведений Пушкина солдат Великой Отечественной войны еврей Д.С.Самойлов (Кауфман) в своём «Общем Дневнике»:
«…Недаром Пушкин, самый великий наш гений, всю жизнь занимался историей пугачёвщины, которая и есть история русского идеализма. В которой и содержится вся несовместимость русского идеализма с русским практицизмом. Русский бунт в форме Веры и Жертвы – вот что интересовало Пушкина. Пушкин со страстным приятием жизни, Гоголь со столь же страстным неприятием исследуют один и тот же вопрос. В «Истории пугачёвского бунта» и в «Мёртвых душах» Пугачёв и Манилов оказываются явлениями одного и того же порядка! Практическая идея всегда на втором плане, всегда – мечта. А на деле азиатская идея Веры и Жертвы. Литература – это не …самовитое, пусть хоть и тончайшее раскрытие личности – а Служение и Жертва и постоянное радостное обновление Духа, обновление его в форме опыта мысли и чувствования, и создание атмосферы обновления вокруг самой толщи народа, нации, человечества. Не было ли это всегда сутью нашего искусства с его рождения – с Пушкина?».
Так конгениально Пушкину пишет россиянин Давид Самойлов. Но как же право надоели все эти штатные и записные магистры и профессора словесности, все эти квартиранты «Пушкинского Дома – Академии Наук» (А.А.Блок) – все эти бесчисленные Эйхенбаумы, Айзенштоки, Эфросы, Гессены, Лотманы, Мейлахи, Смидовичи, Благие, Терцы, Синявские, Радзинские – все эти «бесы разны, бесконечны, безобразны в мутной месяце игре…закружились, завыли», сбивая нас , русских, с нашего Родового пути, раскрыли нечистые рты с жёлтыми корявыми зубами… и «не видно не зги»…только «звон колокольчика» ещё не оставил нас в полном одиночестве перед этими «кроткими и смиренными» «голубями зубастыми», воркующими над пушкинским необъятным наследием, надрывая русскую «языческую» и «дикую» азиатскую душу…
Это именно о них писал величайший русский поэт XX столетия, прозаик и философ Б.Л.Пастернак :
«Кому быть живым и хвалимым,
Кто должен быть мёртв и хулим, -
Известно у нас подхалимам
Влиятельным только одним.
Не знал бы никто, может статься,
В почёте ли Пушкин иль нет,
Без докторских их диссертаций,
На всё проливающих свет…».
И да не решатся они обвинять русскую литературу в шовинизме и национальной ограниченности лишь на том только основании, что россияне не хотят, чтобы привыкшие к деньгам, к презренной пользе липкие пальцы торгашей брались за перо, тревожа чистую светлую память нашего великого поэта! …
Нет, что ж, мы не против… «Будь жид и тоже не беда, беда, что скучен твой роман»…
Более того, надо признать, что именно евреи Д.Самойлов и Б. Пастернак дали нам самое глубокое понимание творчества нашего русского гения и с успехом продолжили искания его, проходя по Родовому пути им найденному. Дело не в национальном вопросе.
Просто сегодня нужно каждому мыслящему человеку иметь ясное представление о том, что у старых и нынешних «новых русских» торгашей и их западных идейных вдохновителей и учителей их же «ветхо» и «ново» заветной веры есть все основания и по смерти глубоко и страстно ненавидеть нашего великого поэта.
Так еврейский русскоязычный поэт В.Шали после перестройки по его же словам «стал чувствовать себя также уютно, как Дантес в России после убийства Пушкина».
И это наверно потому так для него стало уютно и хорошо, что нам, гражданам великой страны плохо стало. Здесь работает закон сохранения материи и энергии на социальном уровне, в точности также, как и на физическом, только и всего.
Как занимательно читать русскому человеку тонкие умные рассуждения о
