Осеннее

Так нечестно! Воскресенье разбудило меня рано и мне стало грустно. Мне ещё наверное целых сто минут ходить бедной сиротинушкой. Так зовёт меня бабушка, когда гладит по голове. Хотя грустить я не люблю, я наверное просто задумчивый.
Хмуро. Осень глядит в окно. Мы так и стоим с ней нос к носу. Я смотрю на неё из комнаты, а она на меня - оттуда. Я не знаю откуда. Я не могу найти у осени глаз. Но раз мама говорит, что осень стучится в окно, то, значит, осень видит, куда стучит? Я прислушиваюсь. Вот мама непутёвая! Это ветка. Японский клён за лето подрос и дотянулся до нашего окна. Мама говорит, что я не замечу как вырасту и сам. Вечно она придумывает. За лето всего пять сантиметров! Я отмечаю на стенке. Скорей бы. Надоело быть маленьким…
Ей наверное холодно, осени. У меня мохнатая кофта и батарея, а у неё только ветер. Ветер большой хулиган. Он срывает красивые листочки и мусорит ими на улице. В лужах листья некрасивые и грязные. Если бы я был дворником, я бы наподдал ветру метлой. Но Лейла не хочет обижать ветер. Она добрая. Она метёт грязные листья целый день. А Ахмет собирает их в большой мешок. Иногда Лейла даёт мне конфету и говорит, что я похож на её младшего. Он далеко, у бабушки. А иногда я вижу как Лейла плачет. Наверное, скучает, или ей тоже жалко листья. Или её бабушки обижают? На лавочке у подъезда сидят две такие злюки. Они всем - здрасте-здрасте, а потом ругаются. С Лейлой они здороваются не по-нашему: понапёрлитут. Потому что Лейла приезжая, она плохо понимает по-русски. Я, когда вырасту, тоже буду знать иностранные языки. Папа говорит, без них никуда. А мама говорит, что никогда ещё в нашем дворе не было так чисто. А папа говорит, что иначе Лейлу отправят к детям. А я не понимаю. Выходит, зря Лейла плачет? Ей просто нужно перестать подметать. Правда, тогда дорожки станут грязными и расстроится мамочка... Я знаю! Лучше попросить ту - их - бабушку привезти детей сюда. Это же так просто! Мы подружимся, и всем сразу станет веселее гулять во дворе. А пока, наверное, надо попросить Лейлу оставить немного листьев на нашем газоне. Я люблю надеть большие синие сапоги и шуршать. Мама редко водит меня в парк, а так у меня будет своя собственная „шуршавая“ полянка. Здорово!..
Интересно, уже наступил день или всё ещё утро? Светло, но солнышка не видно. Папа по воскресеньям вечно недоволен, что я шумлю с утра пораньше. А завтра разбудит меня когда темно, обзовёт соней и скажет, что день-деньской на дворе. Как тут понять? Летом я знаю: показалось солнышко из-за крыши, значит, уже день. Пора будить папу и ехать к бабушке.
Я прижимаюсь лбом к стеклу и дышу на него туманом. Потом рисую на запотевших кругах смешные рожицы. Так веселее ждать. Скоро из подъезда напротив выйдет дяденька с палочкой и пойдёт в экспедицию. Я не знаю - это наверное за городом. Или в тайге. Папа говорит, тайга очень далеко. Ещё дальше бабушкиной деревни. Что ли тайга на Луне? Тогда хорошо - до неё можно лететь на ракете. А то меня на автобусе укачивает. Я люблю бабушку, люблю клубнику и купаться. Я не люблю, когда тошнит в автобусе. А папа не всегда хочет везти меня на машине. Она у нас старенькая и ворчливая. Совсем как папа, когда едет к бабушке. Говорит, что по таким дорогам он поедет к бабушке только через его труп. Чудак папка. Как можно переехать самого себя?
Мы вместе с папой мечтаем о новой машине. Папа хочет внедорожник, а я хочу такую, как появляется в нашем дворе, когда дяденька с палочкой уходит в тайгу. Она чёрная и называется Мерседес. Я могу смотреться в неё как в зеркало и кривляться. Только этот чужой дядя не любит, когда я стою возле его машины. Ругается. Он думает, что я стукну машину мячиком или поцарапаю камнем. Зачем? Она такая красивая...
Мама говорит, что дяденьке с палочкой не хватает счастья. А папа не верит. Смеётся. Папа думает, что в тайге дяденька подбирает рога. Я такие рога в зоопарке видел, на оленях. И на лосе. На лосе другие: не кустами как у оленей, а почти как грабли, но только если б они были лопатой. Рога каждый год опадают будто листья с нашего клёна, а дяденька собирает. Мне странно: когда такие огромные успевают вырасти снова? Даже тонюсенькие волосы так быстро не растут. Моей сестрёнке целых два года, а косички всего как рожки у бабушкиного козлёнка.
Однажды я попросил дяденьку показать мне рога, но он очень удивился и сказал, что геологи ищут не рога, а разные красивые камушки и нефть. Я по телевизору слышал, что когда много нефти - это большое счастье. Выходит, права мама, а папа на этот раз ошибался. Дяденька сразу загрустил, и я догадался, что нефть он пока не нашёл. Я сказал об этом маме, а она заругалась. Потом объяснила, что дяденька грустный не поэтому, а потому что потерял в экспедиции ногу и ему трудно ходить. Мне стало жалко дяденьку. Я бы наверное тоже загрустил. Его ведь наверное жена сильно ругает. Меня мама ругала даже когда я терял ключ, а тут целая нога! Я не понимаю как можно потерять ногу. Она очень крепко держится. Я падал с велосипеда, и то нога осталась целёхонька, только коленка чуть-чуть расцарапалась. Я плакал. Представляю, как плакал дяденька. Но его жена тоже хороша! Знает, что муж у неё маша-растеряша, а не привязывает ему ногу на тесёмочку. Мне, например, мама теперь вешает ключ на шею. Я, правда, всё равно теряю. Но я маленький, а дядя-то уже большой! У него борода растёт. Не как у Карабаса-Барабаса, а остренькая, как у бабушкиного козлика. Зато теперь я понимаю, почему он ходит в экспедицию так часто. На самом деле он хочет найти свою ногу. Тогда жена его снова полюбит, он повеселеет и сразу найдёт счастливую нефть. Бедненький! Всё ходит и ходит. Неужели он не может вспомнить, где он её потерял? Хотя да. Я тоже редко нахожу потерянный ключ. Мама говорит, что я разиня. И что она со мной разорится. Но всегда потом жалеет меня и покупает новый ключ. Интересно, а новая нога дорого стоит? Как ключ или дороже?
Я, когда стану взрослым, ничего терять не буду. Как папа. Мама кричит, что папа теряет совесть, когда приходит домой пьяный. Но совесть ведь не ключи. Я вообще не знаю, для чего она нужна. Папа мне её ни разу не показывал. Наоборот, папа говорит, что многие вообще живут без совести и ничего. Очень здорово придумано. Я тоже, когда вырасту, не буду тратиться на совесть. Вот ещё! Стану начальником или дорожным рабочим. Папа говорит, они прекрасно обходятся без совести. Правда, дорожным рабочим лучше. Им выдают яркие комбинезоны. Оранжевые и зелёные. И каски, красные-красные. Начальником не интересно, они все ходят в серых некрасивых пиджаках. А я в серый цвет буду красить ограждения на дорогах, где ремонт. Так рабочие всегда делают, чтобы ограждения не бросались в глаза. А то все водители узнают, что на дороге яма и будут ругать дорожных рабочих как папа. Правда, днём в хорошую погоду огороженные ямы всё равно видны. Но я что-нибудь обязательно придумаю. Мне деда рассказывал: у военных это называется маскировка. Сам я буду сидеть на краю ямы и курить. Надо обязательно научиться. Я видел: кто не курит, тот ковыряет ржавую трубу на дне ямы. А ещё мне нравится, что рабочим можно расставлять неправильные дорожные знаки, и их за это никто не ругает. Только папа. Мой папа вечно чем-то недоволен. А мама недовольна папой. Она часто ругает и папу, и меня. Я не люблю, когда меня ругают. Мне хочется плакать, а иногда - умереть. Умерших все любят и говорят добрые слова. Только мне не нравится, что умирают надолго. Я буду скучать без мультиков. Я хочу умирать понарошку, как когда мы с мальчишками играем в вампиров. А когда мама снова станет добрая, я буду вставать и говорить: мамочка, я тебя люблю. Конечно же так намного лучше. И папе. Папе тоже нужно так иногда делать. Надо ему подсказать...
Вот. Вроде зашевелились...
Ну, вставайте же уже - так нечестно!..