Ей приснился сон, из-за которого она заплакала после пробуждения. Ей снился Арсений. Ей снилось счастье. Ей снилось… наслаждение. Каков же был ее ужас после пробуждения, когда она очнулась и поняла, что этого больше нет и никогда не будет. Что она натворила? Куда ее занесло? В какой агонии она решилась на такой шаг? И почему Бертуччо не боится это совершить? Она лежала в предрассветной тишине и не понимала, как ей выпутаться из всего этого.
Часов в девять утра Берт вбежал в ее квартиру, и Света побледнела, ее сердце гулко забилось при взгляде на мужчину. На разбитом в кровь лице горят глаза, в них столько непонятной агрессии и бедового азарта, что Свете стало трудно дышать от страха за его душевное состояние больше, чем за физическое самочувствие.
- Что случилось, милый? – спросила она испуганно, когда кровавыми губами он прикоснулся к ее щеке. – С кем ты подрался? – она боялась услышать ответ на свой вопрос. Бертуччо счел его риторическим и даже не посчитал нужным ответить.
- Собирайся, - бросил он, проходя в комнату, и увлекая вслед за собой Светлану. – Милая, у нас очень мало времени. Возьми только самое необходимое в дорогу, хорошо? – он поморщился от боли, когда задел плечом косяк двери.
- Что? В дорогу? Мы уезжаем? – Света следовала за ним по пятам, ничего не понимая.
Бертуччо взял ее за руки. В его глазах плескалось беспокойство, он чуть заметно дрожал, и не мог спокойно стоять на месте. Ему необходимо было бежать. И главное, что напугало Свету, это то, что он знал, что ему необходимо бежать. Он понимал, от чего и от кого, она это видела.
- Милая, если мы не уедем сейчас… то можем застрять здесь навсегда и уже не уедем никогда, - и он бросился к шкафу, раздвинул зеркальные створки и стал осматривать его содержимое. – Возьми немного теплых вещей, и какую-нибудь смену белья, - он сам принялся доставать вещи.
На полу в углу заметил большую сумку, с которой Света однажды уже пыталась покинуть этот город, и стал складывать вещи в нее.
Света, наконец, вышла из ступора, и бросилась к комоду за документами. Ее руки тряслись, ей было страшно. Волнение мужчины передалось и ей.
- Берт, что случилось? Это он тебя так, да? – не оборачиваясь, спросила она, в общем-то, не рассчитывая на честный ответ.
- Да, но это не важно, - Берт подскочил к ней, взял из ее рук паспорт, полис, и отправил в сумку. Он хотел ускорить ее движения и действия, ему казалось, что она двигается, словно в киселе, в каком-то мареве с другим течением времени.
- Как это не важно, вы подрались, - Света расстроилась, ее затрясло. – Что произошло? Это серьезно?
- Обычное дело – Арсений обо всем узнал, - Берт повел Свету в коридор. – Одевайся, нам надо срочно отсюда уезжать, а то…
- А то что? Тебе угрожает опасность? Скажи, Берт, я должна знать все. Пожалуйста!
Берт остановился и посмотрел на нее.
- Нам угрожает опасность, - догадалась Света. – Я с тобой в этом деле.
Она решилась, обстоятельства подстегнули ее, и если ночью она была готова сделать задний ход, то сейчас поняла, что просто не может оставить Бертуччо одного в этой сложной ситуации. Они вместе заварили эту кашу, раскрутили этот маятник, им вдвоем и отвечать.
- Знаешь, королева, - Бертуччо остановился напротив нее и положил руки ей на плечи. – Есть вариант – ты останешься, и тебе ничего не будет, с тобой ничего не случится, и ты совершенно не пострадаешь. В смысле, никто и так не пострадает, то есть, я хочу сказать, черт, - он ударил себя кулаком по лбу. – Света…
- Бертуччо, мы вместе, мы же так решили, помнишь? – Света прикоснулась к его лицу. Спохватившись, она достала влажную салфетку из пачки, лежащей на тумбочке, и принялась стирать кровь с его лица.
- Драчун, какой же ты драчун, - тихо говорила она, пытаясь улыбнуться.
Бертуччо поймал ее руки, прижал к губам.
- Ради тебя я готов на все, - сказал он. – Ты не оставишь меня? – и столько надежды и мольбы было в его глазах, что Света дрогнула.
- Я с тобой, - кивнула девушка.
- Тогда бежим, прошу тебя, - и Бертуччо увлек ее за собой, не давая застегнуть пальто. Он сам надел куртку нараспашку, могучую грудь обтягивала белая футболка.
Они сбежали по ступенькам, прыгая через одну. Бертуччо мог нестись еще быстрее, но девушка путалась в полах пальто. Одной рукой он держал собранную сумку, из другой не выпускал ее горячую ладонь.
- Нам бы только за город выехать, и тогда все, мы вольные птицы, и жизнь только наша, - говорил он, открывая дверь из подъезда и не отпуская ее руки.
Света не поняла, кто стоит перед ними посреди двора, какая-то высокая фигура в темном плаще. Она не ожидала увидеть Арсения, она не успела его идентифицировать, когда мужчина поднял руку и выстрелил.
Невероятная сила отбросила тело Бертуччо назад и сбила Свету с ног. Она упала с крыльца, благо, было невысоко, всего три ступеньки, но ударилась головой об асфальт, и последнее видение, запечатлевшееся у нее в мозгу, это распростертое на ступенях тело Бертуччо, бледное лицо, закрытые глаза, и расплывающееся багровое пятно на белой футболке.
***
Она пришла в себя, но глаза открывать не хотела. Она была бы рада, если бы слух отказал ей, и сознание не возвращалось вообще. Так было бы легче, так было бы проще. Возвращаться в жестокую реальность было отчаянно страшно. Но знакомый аромат любимого человека, смесь сумасшедшего счастья и сладкой боли раздражал ноздри, и действовал на нее похлеще нашатыря. Он рядом, и стоит ей открыть глаза, как она увидит его. Увидит кого? Убийцу? Жестокого человека? Теперь, чтобы он ни сказал ей, между ними всегда будет эта смерть. Между ними будет мертвый Бертуччо. Чем вам не треугольник, пронеслась в голове горькая мысль.
Слезы потекли из-под закрытых ресниц, и Арсений заметил это, пошевелился, холодная ладонь легла ей на лоб, погладила щеку, прошлась по волосам.
- Милая… - прошептал он. Боже, какой приятный голос, такой родной, такой…
Имя твое я боюсь забыть,
как поэт боится забыть
какое-то
в муках ночей рожденное слово,
величием равное богу.
Тело твое
я буду беречь и любить,
как солдат,
обрубленный войною,
ненужный,
ничей,
бережет свою единственную ногу.
Света молчала. Он говорит о любви, и это…страшно. Но она всегда знала, что он страшный человек. Нет, она его идеализировала. Она видела только одну сторону его характера. И верила в то, во что хотела верить. Прежние его убийства были оправданны, Света с этим согласилась, она увидела аргументы. Теперь она увидела его с другой стороны. Убить брата и читать стихи любимой женщине… Но разве не это она имела в виду, когда назвала его «поэтом с топором»? Возможно, просто в те далекие времена, в той, другой жизни, она не понимала значения этих слов, этого понятия, и теперь это ее шокировало.
- Я тебя люблю, Арсений, - сказала она тихо, по-прежнему не раскрывая глаз. Не могла не сказать. Это было бы ложью, грехом, злом, преступлением против истины.
- Я тобой живу, - выдохнул мужчина, прикоснувшись к ее губам, но это слово заставило ее дернуться. Слово «жизнь» вызывало теперь только ассоциации со смертью. И это было не справедливо.
Бертуччо больше нет… Берт поставил на карту все, рискнул всем, что у него было, своей жизнью, и проиграл. Видимо, даже зная о риске, он не мог поступить иначе. Она была для него важнее, чем жизнь без нее. Неужели она так дорого стоит? Стоит человеческой жизни. И кто так оценил ее? Бертуччо, когда вступил в эту борьбу за нее? Или Арсений, который принял этот ценовой порог?
Света знала одно: этот шаг Бертуччо не был продиктован его желанием вырваться из-под контроля Арсения. Он просто хотел быть счастливым. Была ли она на тот момент чужим счастьем? Она была свободна, но только относительно. Ее тело, по крайней мере. И то, можно говорить только про физическую оболочку. Ее положение в пространстве говорило о том, что она вольна поступать так, как пожелает. Но ее душа, ее сердце, ее разум, все ее чувства оставались в плену, в надежных руках Арсения, и он не собирался отпускать ее на свободу, да и не могла она освободиться. Не могла перестать дышать. И ведь Бертуччо знал об этом. Он сам признал этот факт. Для чего же он тогда вступил в эту неравную борьбу за чужое, занятое сердце? Как же он, должно быть, был одинок, страдал и не видел просвета в жизни, если это не остановило его. Бедный, несчастный Бертуччо. Красивый балагур, весельчак и оптимист.
И Света оплакивала его. Видимо, в целом свете больше некому было сделать это. «И слова, и любовь моя – триумфальная арка. Пышно, бесследно пройдут сквозь нее любовницы всех столетий». Да, Маяковский опять прав, и все точно сказал про Бертуччо Ливертье. Их было много, женщин, которые вкусили его силы, его страсти, его нежности. Но где они, кто они, зачем они? Он оставался одиноким. Его лишили матери, он сам убил отца. Профессиональный убийца без тормозов и нравственных устоев, он просто хотел любви, и совершал глупые мальчишеские поступки.
Но она так и не смогла полюбить его. И ей было горько от того, что Бертуччо умер зря, за женщину, которая никогда не смогла бы сделать его по-настоящему счастливым. У него так и не получилось выйти из тени Арсения. Он попытался, и не смог. Проиграл. Его больше нет…
- У вас с Бертом что-то было? – спросил Арсений, и девушка поняла, что это мучает его, не дает ему покоя, выворачивает его внутренности от страха. Собственник, что с него взять…
Она раскрыла глаза, слезы дрожали на слипшихся ресницах, в глазах пустота и разочарование, на губах жалкая улыбка.
- Ты не знаешь? – спросила она, впиваясь взглядом в его лицо. – Бертуччо не сказал тебе? Тогда какой смысл спрашивать меня об этом сейчас?
- И все же я спрошу, - в голосе угроза, в глазах мольба.
- Но ты же не сможешь это проверить, - Света даже приподнялась, опираясь на локти. Она лежала на просторном диване в большой уютной комнате в особняке Арсения Лугового. - Скажу я тебе, что да, было, или нет, не было, как ты узнаешь, вру я или говорю правду? Я могу сказать что угодно, в зависимости от того, чего хочу добиться этим. Или ранить тебя, или вызывать страдание, или что-то еще.
Бледный осунувшийся мужчина наклонился над ней, приблизив свое лицо, его тревожные серые глаза не мигая смотрели на нее.
- Я пойму. Я узнаю. Ты не сможешь мне солгать, ты же знаешь.
Свету передернуло, стало не по себе от проникающего в самую суть взгляда. Да, он всегда читал ее, всегда понимал и распознавал ее истинные мотивы. От него ничего не скрыть.
- Сначала скажи мне, что ты сделал с телом Бертуччо?
- Предал земле. Только не тело, а прах, - глухо сообщил Арсений.
Свете стало холодно. Боже, его больше нет, только горстка пепла! Боже, была такая жизнь, такой мужчина, и вот финал, итог – просто горсть пепла. Слезы снова потекли по лицу.
- Света, не думай, я тоже скорблю по нему, - голос дрожал. Света понимала, что ему тяжело. Она ему верила. Он потерял часть себя. Уж он-то точно любил его больше, чем Света.
- Я хочу к нему на могилу. Я должна с ним проститься…
- Конечно, а теперь твой ответ.
Их глаза встретились, голубые, холодные, серые, горящие, и те и другие – с болью от потери.
- Арсений, он не прикоснулся ко мне. Ни разу за все время наших непростых и странных отношений.
Арсений громко вздохнул и положил голову ей на грудь, она запустила руку ему в волосы.
