значках.
Хорошо не догадался наклеить марки.
Много марок можно наклеить на приподнятую животом грудь.
Капитанские представления о манерах, походке, жестах, способе излагать мысли, о процессе говорения происходили, явно, с другой планеты.
Или он сильно болел. Но всё это – было нарушено.
Капитан вызывал ощущение чего-то засаленного, заражённого вирусом. Возникало сильное желание его пристрелить и, тем самым, остановить расползание заразы.
Капитан, пережёвывая пищу спросил:
– Ну, где тут? Какое тело у вас упало?
Он принёс с собой что-то странное, чужое.
Было непонятно –
то ли он бежал сюда с набитым ртом и теперь решил прожевать,
то ли набил рот едой перед самым входом.
По-человечески, батюшке захотелось послать всех к «Фёкле Андреевне и к её японской матери…», сделать всё самому.
А нельзя.
Нельзя!
Ибо – не властен оказался рассудок над земной властью.
Всё ещё пережёвывая пищу, капитан присел над лежащим.
Пошарил по карманам, вытащил паспорт.
Небрежно полистал и отложил в сторону, вытащил пачку денег.
Встал.
Задумывался, разглядывая деньги в руке.
А руки начали совершать странные, круговые движения, словно хозяин рук не знал, как поступают с деньгами.
Сами руки, конечно, знали, куда нужно сунуть деньги. Но вот священник.
И эта придурковатая агентесса.
Да ещё - торможение серого вещества в черепной коробке. Оно придумало, разом, искать повод и оправдание!
- Тупица. Надо было выгнать всех, а потом.
- Как тут выгонишь? – возражал капитан веществу, - Эк, знать бы - соломки постелил.
Вот и летали руки по кругу, совершая нелепые движения, проклиная недостаток догадливости под фуражкой.
Батюшка понял нерешительность капитана, перехватил его летающую по кругу руку, вырвал купюры, свернул и сунул их в карман лежащего.
– Как бы чего не вышло, капитан. По виду не местный, да и не нашего полёта птица.
Капитан, молча, (словно барышня перед кавалером) дважды изобразил поклон. В исполнении опухшего, капитанского тела «это» означало кивок согласия. С чувством облегчения снял фуражку, вытер ладонью лоб.
А лоб был совершенно сухой…
Видимо, так он снимал с себя тяжесть насущных забот.
И вернулась Светлана Геннадьевна.
Вслед за Светланой шли врачи скорой.
Нарастающий ком людей.
Разговоры.
Вяленые шуточки.
Жесты, предающие намерения.
Жесты, скрывающие намерения.
Поток бессвязных слов, что служат толпе определителем свой\чужой,
а не средством передачи информации.
Окружение утомляло и усердно будило в груди батюшки протест.
Врач ощупал тело и произнёс
– Он спит.
Я не уверен, но очень похоже на обморок, голодный обморок.
А теперь, он просто спит.
Человек лежащий на полу,
в храме,
вдруг,
невнятно заговорил:
– I’ve my free time, ‘cause you’d to pay me.
I gonna get your free time and you’d be paying me.
I’ve my time and my gold.
In addition,
I’ve got yours this & that.
Once Did. I do.
And I’ll be paid.
God you!
I’ am the Lord.
Fuck’ you!
Fuck!
- Бредит, - виновато констатировал доктор.
Лежащий открыл глаза.
Все заговорили разом, громко. Деловито решая, куда переместить тело.
Молчащий отец Владимир помог незнакомцу подняться на ноги и, придерживая за плечи, повёл к своему дому.
@
Когда он упал – его левое плечо взорвалось болью. Зажмурил глаза.
Сконцентрировался в бушующей точке.
И боль отступила.
Он услышал шаги незнакомца.
Подошедший перевернул упавшее тело лицом против вектора гравитации, пощупал пульс и пошлёпал по щёкам. Пошарил по карманам.
Светлый, певучий бас произнёс:
– Вставай.
Он поднялся. Растерянно осмотрел окружающее пространство. Задал вызывающим тоном вопрос:
– Зачем нужно было лазить по карманам?
– Я это не делал. Это интерференция. Частное проявление интерференции каналов.
– Ты перевернул меня, пощупал пульс…
– Я не делал этого.
– Где я?
– Тут.
– Тут – это где?
– Для тебя, лежащего на полу, в храме - это там.
Для тебя, стоящего здесь - это тут.
Правда, всё это, очень примерно. Там и тут имеют совершенно равные характеристики.
Благодаря тому, что ты там и, благодаря тому, что ты тут.
И оба вы - это одно и то же. Пока одно и то же.
– Хочешь, я всажу тебе в живот пулю?
– Нет.
– Что нет?
– Не хочу. Но у тебя нет оружия. Ты его выбросил.
– Тогда я возьму этот камень и вобью его тебе в глотку!
– Ты хочешь сказать, что сможешь поднять этот камень? – собеседник искренне удивился.
Соизмеряй намерения с массой. И не забывай о тёмной энергии. Воля порождает энергию, как и масса.
– …?
Он схватил один из валявшихся повсюду камней и замер в согнутом положении.
Приложенных усилий не хватало, чтобы оторвать от земли маленький камень.
Он отпустил камень, выпрямился и легко толкнул ногой фрагмент, когда-то бывший частью огромной сколы. Камень отлетел метра на три. Человек смущённо, но зло произнёс:
– Нормально.
Затем спросил:
– Ты кто?! Ты кто такой?!
– Я – это ты.
– Я?!
– Нет. Не ты. Я - это ты. Но ты – ещё не я.
– И что? Нас теперь трое? Да?
– Нас двое.
– А как же он?
– Он – это ты.
Вме100 пр@ди с … – lov’ и я
Мерлин Монро и такса
… не знаю, что это будет.
Хотелось бы избавиться от действия.
Действие можно персонифицировать – но не интересно.
Какая разница?
чья это походка:
Мерлин Монро или таксы, выброшенной на улицу?
Увидев их походку, можно понять,
что у них одинаково много кобелей, и они обе сдохнут от яда.
Таксу убьёт крысиный,
заботливо спрятанный в колбасу.
Монро – яд жизни, замешанный в обманчивую оболочку ложных соблазнов и подставных желаний.
Их обманут и убьют люди.
Они не умеют вытянутся таксой, и не имеют притягательности Монро.
Их убьют за непохожесть. И за собственное неумение быть, как они.
Так зачем персонифицировать действие?
Что за толк?
отличать походку таксы от походки Монро.
Кому?
интересны перечисления: он пошёл, взял, положил, ел, пил, ….
Умер.
Разрывая действие, получаешь энергию.
Невидимое заставляет переживать – плакать или смеяться.
Неведомое – думать.
И вызывает то, о чём мы ещё и не знаем.
Главное – избавиться от действия.
Действие можно персонифицировать – но не интересно.
К@ляда по ЛГ
@
Кто живёт прошлым – того преследует совесть.
Кто живёт настоящим – того преследует страх.
Счастливые живут взглядами в будущее.
Мой язык прост.
Я говорю правду.
Вот уже не первую сотню лет (ту, на которую хватает памяти) люди на этой земле пытаются убить моего ЛГ (героя).
Они убеждают называть себя отечеством. Убеждают верить призракам, что бездарно вбивают в голову массе таких же несчастных.
Но сами не верят.
Мой язык прост.
Я говорю правду.
Мы все не верим.
Не верим чужим и не верим себе.
Устали быть мясом для пропитания империй.
Империи стали не интересны.
Нам интересны мAляры и комедианты, а не вожди.
Нам интересны отношения с женщиной, а не субординация вертикали.
Нам интересна свобода – пойти куда хочешь, вместо возможности купить билет;
жить там, где хочешь, вместо бумажного обязательства паспортов и скучного ритуала присяги.
Мы устали считать великой страну лишь за её размеры, да безмерную степень цинизма в отношении к людям.
Нам нужно своё, угодливое по отношению к жителям королевство.
Век империй – тихое эхо прошлого.
Кто живёт прошлым – того преследует совесть.
Кто живёт настоящим – того преследует страх.
Счастливые живут взглядами в будущее.
па Мять
Другой вопрос – память.
Она врывается квантами. А мы, по не понятной привычке, укладываем кванты в ряд.
И верим, что память похожа на магнитную ленту.
Но кванты не зависят от нас. Они влетают в нашу жизнь сами,
создают иллюзию возникновения где-то внутри,
иллюзию нашей власти над ними. А потом
исчезают.
Едва ли способен кто сказать - было это на самом деле, или так себе думаем.
Или хотим думать, что так оно было.
В любом случае нужно избавиться от действия и подать это блюдо.
И будет всё так – как вы скажете.
Пей за Ж.
Русская осень.
Она пожирает сама себя. Рвёт ветром и гложет дождём.
Помятое блюдо полей.
Голый остов деревьев - обглоданные рыбные кости.
Леса – обсосанные плавники, брошенные по краям.
Ухабы – пожёванные остатки съеденной рыбы.
Странные бреши оврагов,
как трещины блюда. …
Кушайте.
Господи – жрите же!
Только прошу вас, – не чавкать…
@
Рыбу следует вымочить,
положив в вино, сильно разбавленное некипячёной родниковой водой.
Порезать кольцами репчатый лук.
Подержать в том же вине.
Лук должен быть крупный, что бы диаметр колец совпадал с размерами поперечного сечения рыбы.
Сохраняя голову – порезать рыбу на ломтики.
Держать в духовке до полуготовности. Это состояние определяется на глаз и зависит от вкуса, готовящего.
Затем, проложить куски рыбы дольками лимона, устроив постель из луковых колец и лепестков розы или гвоздики. Осыпать рыбу виноградом, чуть полить вином, что бы рыба не подсохла.
Одну ягоду винограда можете сунуть в открытую пасть, проказники).
Но не кладите много – не превращайтесь из распутников в извращенцев.
Листья салата и прочая зелень, как позволяет воображение.
Запечь до готовности.
Многие добавляют майонез или сметану – я не люблю.
Разве что, намазать соусом. Но его нужно отдельно готовить.
Это уже другой вкус и другие рецепты.
Будет дорого.
Подавать на стол на большом блюде, в румяном виде)))
Кости и плавники складывать по краям блюда.
Рыбную шкуру – бросить небрежно, наугад….
@
Да.
Осень нечерноземных полей и лесов.
Тебя вспоминают, когда нужно хоронить ядерные отходы
или уничтожить химические боеприпасы.
А потом – забывают.
В этих полях и лесах Ты не нужен никому, кроме комаров….
Ты – ходячая бутыль пьянящего пойла.
Они напьются и сдохнут счастливыми от перегруза своего жадного брюшка.
А ты будешь чесаться.
(Предисловие кончилось.
Его задача –
создать настроение
или испортить)
Продолжение следует
