к ней как-то обращаться.
Он протянул руку, в которой был зажат кнут, и его концом поднял лицо девушки за подбородок. Та невольно поморщилась и отодвинула голову, отталкивая кнут. Мужчина неприятно оскалился.
- Строптивая, - процедил он. – Быть тебе битой. Уж Генрих позаботится.
- Так как на счет имени? – напомнила о себе Татьяна, с беспокойством глядя на мужчину. Чего это он так себя ведет? Ох, не стоило к нему подводить эту странную мечтательницу и лишний раз привлекать к ней внимание.
- Никак. У меня она стоит под номером семь, - бросил Махмуд, и замахнулся. – А ну пошли работать, твари.
Таня почла за лучшее тут же исчезнуть с его глаз долой.
- Семь, как же, - бурчала она, не выпуская руку девушки. – Звать тебя, что ли, Семеркой?
Спину нещадно ломило, сказывалась вчерашняя нагрузка. Не будучи привычной к долгому сидению на корточках, девушка страдала, не смея подняться, чтобы прогнуться в пояснице и хоть немного ослабить боль. Танины предупреждения о скором и быстром наказании возымели свое действие, и девушка предпочла встать на колени, чем немного облегчила свое положение. Правда, часа через три в такой позе колени были содраны в кровь.
Она видела, как несколько человек получили свою порцию наказания, слышала свист кнута, грубую ругань смотрителей, и скрипела зубами, не понимая, зачем это делать. Вряд ли на этом поле есть хоть кто-то, кто намеренно замедлял работу. Она видела слезы, стертые украдкой грязными ладонями, гримасу боли и слышала невольные вскрики. Боже, зачем же так?
Ближе к полудню на поле снова появился хозяин плантаций. Одетый во все белое, он шел так, словно гарцевал на ретивом скакуне, лицо его светилось каким-то внутренним светом, и девушка, заметив его издалека, засмотрелась на высокого рослого человека, уверенного и такого красивого. Конечно, его нельзя сравнивать с тем мужчиной из ее сна, но все же, по-своему, он тоже красив, также горд, разве что… в его лице есть что-то неуловимо опасное. Теперь она это чувствовала.
- Видишь его? – спросила тихо Таня, из-под ресниц наблюдая за ним. – У, гад, чтоб он сдох! – проговорила она с таким чувством, что ее соседка по грядке замерла, в удивлении уставившись на нее.
- Опусти голову, - проговорила тихо Таня. – Не забывай: он появляется – ты исчезаешь.
И словно в подтверждение сказанных слов об опасности данного человека, девушка стала свидетелем ужасной сцены.
Генрих подошел к одному из дежурных, приведших группу женщин из соседнего барака, и что-то зашептал ему на ухо, указывая пальцем вытянутой руки в сторону какой-то склоненной фигуры, одной из его подопечных. Дежурный с хищным блеском в глазах посмотрел в том направлении, и девушка, которая привлекла их внимание, сжалась, побледнев и замерев на месте. Дежурный дал знак своим помощникам, и те направились к девушке, которую указал им хозяин. Как только ее подняли под руки, грубо, рывком, она запричитала, заголосила, о чем-то умоляя их, пока ее тащили через все грядки в сторону хозяйского дома. Но ее просьбы были тщетны. Никто не собирался ей помогать, никто не мог отменить приказ хозяина.
Он хозяин плантации, он хозяин всех этих женщин. Он заплатил за их жизни деньги, они в его воле, в его руках, в его власти.
За большим домом, скорее даже, усадьбой, располагались конюшни, сараи и, как подозревали многие, шепотом передавая эту информацию друг другу вечерами в своих бараках, подвал для пыток в одном из служебных помещений хозблока.
Генрих с отстраненной улыбкой наблюдал за этой драмой, словно любовался забавной игрой ребятишек. Как только он повернул голову в сторону поля, все, как по команде, вновь склонили головы к земле.
Семерка молча наблюдала всю эту сцену, без единого выражения на лице, и лишь широко распахнутые глаза выдавали ее волнение. Неожиданно для Тани она зачерпнула рукой горсть земли, и стала водить ею по своему лицу, вымазывая себя с остервенением, говорившем об истинных ее чувствах. Обе не заметили, что Генрих орлиным взором наблюдал этот всплеск эмоций, и ироничная улыбка расползалась по его жестокому лицу. Что-то напевая себе под нос, нисколько не страдая от отсутствия солнечного света, он направился вслед за девушкой, крики которой доносились издалека словно писк странной птицы.
