Корабль

сказала Марина.
И всё это – под аккомпанемент сумасшедшей музыки, хохочущей над ними из колонок, висевших в разных углах комнаты.
Не переставая плакать, Лена бегом выбежала в коридор, распахнула входную дверь и, перед тем, как скрыться в подъезде, обернулась и крикнула, что было сил, от всего сердца:
- Ненавижу!

    Дверь захлопнулась, и было слышно, как торопливо стучали её каблуки о ступени холодной, бетонной лестницы. Эдик, со сжатыми кулаками, кинулся было за ней, крича на ходу, что сейчас догонит и набьет ей морду. Но на его пути оказалась Алла. Заслонив собой дверь, с трудом переведя дыхание, сказала:

- Попробуй только! Я Коле расскажу, а он этого терпеть не может! Да он же из тебя, прыщ слащавый, котлету сделает!
И красивое лицо Эдика потемнело и перекосилось от страха. Он, как ужаленный, отпрянул от Аллы.
- Ты что, спятила? – Пробормотал он испуганным голосом. Нужна мне твоя Ленка, как глухому радио...
И он нервно засмеялся. А Алла, всё ещё заслоняя собой дверь, кричала, куда-то в квартиру, ни к кому определённо не обращаясь:

- Да, мы встретили Колю. Когда шли сюда, но он с нами не говорил. Пробежал мимо. Но я, по его лицу, поняла, что случилось. Он первым сказал вам то, что каждый из вас знает, но не решается сказать, боится, трусит! И больше всего трусит перед собой. А он не струсил! – Она шумно вздохнула, отошла от двери и, взяв Марину за руку. Потащила её к выходу. Марина, пугливо косясь на Георгия. Послушно шла за Аллой, и, когда они были уже у самой двери, словно краем лезвия полоснув по живой ткани. Ворвался в полумрак коридора, властный окрик Георгия:

- Ко мне!
    Марина разом остановилась. Шея её непонимающе вытянулась. Глаза стали огромными и совершенно пустыми. Затем какая-то мысль заставила её вздрогнуть и она, с мольбой на лице, повернулась к подруге, уже открывавшей входную дверь. Но Алла, не заметив этого, страшно тревожного, лица в полумраке коридора, потащила подругу за собой, в подъезд. Марина, перешагнув наконец порог ненавистной квартиры, оказавшись вне заколдованного, жуткого круга, глубоко вздохнула и, судорожно сжав руку подруги, посиневшими от страха губами, прошептала:
- Скорее!..
Дверь громко захлопнулась.

    Георгий, взбешенный всем сегодняшним вечером, неповиновением Марины, непрекращающейся музыкой, задыхаясь от дыма в комнате и ненависти ко всему окружающему, резко выдернул штепсель проигрывателя из розетки и, налив себе полный фужер вина, разом осушил его. затем обратил ненавидяще-лягушачий взгляд в сторону Эдика. Эдик съёжился под этим страшным взглядом и, хихикая, выдавил:

- Крысы бегут с корабля, капитан...
Но Георгий продолжал молча сверлить его глазами, словно затягивая верёвкой жалкую, шакалью душонку «Эдуардушки». Эдик трусливо поднялся с кресла.
- Чего ты, Жора? Да ты успокойся... Ты, Жорик, извини... Я тоже... Я того... Пойду... Наверное... А, Жора?..

Георгий сложил губы в узкую, брезгливую полоску.
- Давай, проваливай! У-ух, крыса! – Лицо его исказилось от ярости.
- Ну!
    И Эдик, почти бегом, бормоча на ходу, что он забежит завтра, бросился из комнаты в коридор, а оттуда, долго не справляясь дрожащими пальцами с английским замком, мыча от страха, и обрадовано сверкнув глазами, когда дверь, наконец, открылась, шальной пулей скрылся в темноте подъезда. 

    Стало тихо... Георгий мрачно опустил голову на руки и сидел так некоторое время. Глубокий вздох задыхающегося молодого организма, вздох сожаления о чём-то близком и хорошем, вздох, рождённый роем назойливых, царапающих душу мыслей, раздался в пустоте комнаты. Георгий вышел на балкон. Ночь, искрящаяся тысячами огней, сдобренная людскими голосами, лязгом трамвайных колёс, шумом мчащихся куда-то автомобилей, полная звуков напряжённой, не знающей покоя жизни, раздробила в его душе на мелкие кусочки что-то, прежде казавшееся ему целым. Незнакомое прежде чувство недовольства собой, некоторая даже ошеломлённость, давили на грудь неприятной тяжестью.

    Зазвонил телефон, и Георгий вздрогнул от неожиданности. Он прислушивался к повторяющимся звонкам и гадал, который из них, по счёту, будет последним. Но телефон упрямо не замолкал. Наконец, он поднял трубку.
- Слушаю.
- Алло, капитан! Вы что там, поумирали все?
- В каком-то смысле...
- Без меня умирать – лишено всякого смысла!
- Ты хочешь приехать?
- Если ты не возражаешь, то я...
- Не стоит, Санюшка, не стоит. Не приезжай. Тут, видишь ли, крысы бегут с корабля...

Георгий опустил трубку, и ещё слышимые торопливые призывы и окрики абонента, вдруг оборвались, и вновь стало тихо...

6 Апреля 1978 года.