гематомах говорят мне о другом, - Берт внимательно посмотрел на брата.
- Ну вот пусть они тебе все и расскажут, а я помолчу.
- Черт возьми, Арсюха, ты дал себя отыметь, и мне кажется это странным.
Арсений поднял на него глаза, посмотрел без эмоций, и снова отвернулся.
- Дай подумать, - Бертуччо потер лоб. - Ага, слышу! Слышу тонкий голос, едва уловимый писк, который вещает мне о том, что на самом деле ты полон сил и мог бы сделать этого парня. Ведь так? – он наклонился к Арсению, тот не прореагировал. - Но вместо этого ты валялся на ринге в нокауте, предварительно отмудоханный по полной программе. Что это? Похоже на способ самоистязания. Садо-мазо? – Берт сделал вид, что задумался. – Нет, не похоже. Раньше, во всяком случае, ты в этом замечен не был.
- Все течет, все изменятся, - буркнул Арсений. – С годами меняется точка и угол зрения на многие вещи. И то, что раньше было неприемлемым, вдруг начинает казаться привлекательным.
- Я умоляю тебя, брат! – вскричал Бертуччо, морщась, словно попробовал лимон. – Вот только не надо делать из меня дурака, ладно? Допускаю, я и так не слишком умный, но так-то со мной зачем? Вследствие каких это умозаключений ты решил, что быть избитым просто так – это то, чего тебе не хватает сейчас?
Арсений молчал. Берт ходил из угла в угол мимо металлических шкафчиков, обходя скамейки.
- Нет, это не удовольствие, - рассуждал сам с собой вслух Бертуччо, - не жажда новых ощущений, и конечно уж не физическая слабость… Тогда что это, а? Арс, может, спасешь меня от угрозы сломать мозг?
Арсений отрицательно помотал головой.
- Прекрасно, - кисло улыбнулся Берт. – Спасибо тебе, друг, что решил сделать из меня умственного калеку. Итак, продолжаю терзать, напрягая, свое скудное серое вещество. Итак, итак… Итак... Ага, точно! Вот оно! – Берт даже хлопнул тыльной стороной ладони о ладонь. – Это наказание!
Арс хмуро на него взглянул, но снова промолчал.
- Но вот за что? – Берта не смутило молчание друга и не сбило с мысли. - Да, за что?
Арсений потянулся к пальто, достал сигареты, прикурил дрожащими пальцами.
- О, на свете так мало поступков, за которые тебе могло бы быть настолько стыдно, чтобы ты желал сам себя наказать, так что… так что… думаю, что это как-то связано с тем, что тебя могла бы осудить Света. Да! Раз ты сам почти ни за что себя не осуждаешь, есть только один человек, упреков которого ты боишься – твоя жена. Ум, совесть и честь твоей жизни.
Арс похолодел.
- И что же ты такого натворил, что тебе стало так хреново? О, ты серьезно избит, и это говорит о серьезной твоей провинности.
- Черт, Берт, ты допрыгаешься сейчас. Что ты мельтешишь у меня перед глазами! Достал уже! – заорал Арсений.
- Это говорит мне о силе тяжести твоего проступка, - продолжал рассуждать Берт, игнорируя крик друга.
- Лучше заткнись, - тихо, но грозно прорычал Арсений.
- Ну почему же? Я на пороге раскрытия этой тайны, и хочу дойти до конца, - Берта было не напугать подобным рычанием. Он вошел в раж.
- Лучше уймись. А то до конца не дойдешь, а доедешь. В инвалидной коляске.
Бертуччо остановился напротив Арсения, замер, думая о чем-то напряженно и серьезно, и вдруг просветлел.
- Измена! Точно, это измена! Иначе чего тебе еще стыдиться в этом мире?
- Не было измены, понятно? – Арсений сильно побледнел, что не могло укрыться от внимательного взгляда Бертуччо, секущего сейчас малейшее изменение в мимике и выражении глаз друга.
- Понятно! Не успел, да? Или не получилось? – Берт радушно улыбался.
- Тебя это не касается.
- Ну почему же, я же твой друг. Раньше у нас вообще не было тайн друг от друга.
-Угу, до тех пор, пока ты не влюбился в мою жену.
- Ну, на тот момент, когда я в нее влюбился, она еще не была твоей женой.
Арсений порывисто вскочил со скамейки и вплотную подошел к другу.
- Послушай, ты можешь ненавидеть меня, желать мне смерти, жаждать меня разоблачить и опозорить перед ней, но что это изменит лично для тебя? Неужели ты все еще питаешь надежды на ее ответное чувство к тебе?
- Не знаю, надежда есть всегда, - Берт пожал плечами.
- Но у тебя был шанс, и ничего не получилось, помнишь?
- Да, тебе есть за что благодарить меня. А если честно, то я понимал, что ее сердце занято. В нем поселился чертов ты. Что мне делать, а? – глаза Берта уже не искрились насмешкой. В них была привычная тоска и безысходность.
- Забыть, отпустить и начать с чистого листа.
- Это не так-то просто. Ты советовал это Кате, и она плохо кончила. Следуя предложенной аналогии, ты предлагаешь мне… убиться?
- Нет, я предлагаю тебе забыть мою жену.
Арсений помолчал, успокаивая дыхание.
- Берт, я знаю, что ты ловишь меня на мелочах, и я подозреваю, что ты донесешь о своих сегодняшних домыслах Свете. Я знаю, что ты не теряешь надежды. Но поверь, я уже однажды совершил ошибку, доверившись тебе, и жестоко поплатился за это. Больше я подобного не совершу.
- Мне жаль, друг, что между нами нарушилась гармония, - тихо произнес Бертуччо. – Но и я скажу тебе кое-что: не поворачивайся ко мне спиной, чтобы тебе не погибнуть во цвете лет, не теряй бдительности, а то соблазн слишком велик, и многое поставлено на карту. Нож в спину – это сейчас для меня так легко и даже естественно.
Арс несколько секунд смотрел на Бертуччо, а потом обнял его, крепко прижав к себе. Бертуччо прижался к нему, так же обхватив руками, но помня, что на Арсе нет живого места, и они долго стояли так, пока Берт не почувствовал, что Арс дрожит от холода.
- Иди давай в душ, горе-боксер, и поехали уже домой, - проговорил он тихо, осторожно хлопнув брата по плечу.
***
Семерка с любопытством осматривала просторное помещение, переходя от плаката к плакату, коими были обклеены все стены. Вся комната Гая свидетельствовала о его горячей любви к исполнителям тяжелой музыки.
- Кто это? – спросила она молодого человека, хмуро на нее глядевшего от дверей.
На одном из постеров был запечатлен мрачный мужчина с гривой черных волос, с многочисленным пирсингом на лице, и сильно подведенными глазами. Семерке показалось, что внешность Гая – это слепое подражание его кумиру.
В комнате практически не было мебели. Только стеллаж с дисками, музыкальный центр с огромными колонками, небольшой стол на четырех высоких ножках, исполняющий роль письменного бюро, к которому удобно подъезжать и работать, сидя в инвалидной коляске, и топчан у стены напротив большого окна. Топчан, наоборот, низкий, чтобы на него было удобно ложиться, сползая с коляски. Все было просто и функционально, чтобы Гай мог обходиться без посторонней помощи. Все пространство было свободно для маневров.
Еще три двери из сеней вели в ванную комнату, кладовку, и маленькую комнатку для прислуги. Такой маленький одноэтажный коттедж, ничего лишнего.
- Ты все равно не знаешь, - буркнул Гай.
Девушка с улыбкой пожала плечами.
- Ты прав, зачем мне это нужно.
- Ты что, совсем дура? – Гай сверлил ее мрачным взглядом. – Или умело прикидываешься?
Семерка в недоумении обернулась к нему.
- Ты на самом деле не понимаешь, что произошло? – Гай подъехал к окну и с силой захлопнул створки. Стекло в раме жалобно задребезжало. – Ты стала моей собственностью.
Семерка посмотрела на юношу долгим задумчивым взглядом, словно ей были известны тайны мирозданья.
- Я ни на минуту не забываю, что я чья-то собственность, - произнесла она тихо. – Меня продают, покупают и передаривают с такой скоростью, что кружится голова. Я знаю, что не принадлежу сама себе.
- Теперь ты моя, - произнес Гай.
- Что ж, мне выбирать не приходится, - Семерка робко улыбнулась ему.
- Может, ты еще и не довольна?
- Нет, я очень довольна, - сказала она с поспешностью. – Правда, - она подняла на Гая огромные голубые глаза. – Гай… прошу тебя, только… не возвращай меня обратно, - последние слова девушка практически прошептала, изо всех сил сдерживая слезы.
- Вот как? Ты думаешь, у меня здесь для тебя будет курорт? – на самом деле молодой человек прекрасно понимал, что она имеет в виду.
Тем не менее, он сильно удивился, как она догадалась о планах Генриха. Видимо, однажды тот не сдержал свои порывы, и как-то себя проявил, а девушка сложила два и два и сделала правильные выводы. Однако, для полуживотного она очень даже проницательна.
- Нет, что ты, Гай. Я знаю, что должна работать. Я буду делать все, что ты попросишь. И даже больше. Я буду предугадывать все твои желания и исполнять твои капризы. И всегда буду тебе благодарна.
Гай как-то странно на нее посмотрел.
- Здесь грязно, - сказал он. – Ты знаешь, что надо делать?
- Да, мне нужна тряпка и ведро с водой. Дай мне немного времени, и здесь все будет блестеть и благоухать чистотой, - сказала Семерка с воодушевлением.
Она удивилась, что молодой человек замер на месте, приоткрыв рот.
- Слушай, - произнес он медленно, - а кем ты работала до того, как тебя купил Генрих?
- Я не знаю. То есть, я не помню, - Семерка смутилась.
Разговоры о прошлой жизни ее напрягали, неизвестность мучила, и невозможность узнать правду терзала сердце необъяснимой тоской.
- Ты точно работала на плантации? – в голосе Гая угадывалось подозрение. – Может быть, ты была женой плантатора?
Семерка несколько секунд смотрела в серьезное лицо молодого человека, а потом они оба одновременно захохотали.
- Скажи мне, - сквозь смех обратилась к Гаю девушка, - вот ты живешь на этом свете уже 21 год. Ты слышал когда-нибудь, чтобы хозяин плантации женился на своей рабе, да еще и рожденной в рабстве?
- Я много, о чем слышал. Например, о плантаторе, который убивает тех, в кого влюбляется.
Гай внимательно смотрел на девушку. Он заметил, что она прекрасно его поняла. По вытянувшемуся лицу и погасшим глазам.
- Я не убиваю, не бойся. Иди сюда, - позвал он странным голосом. Его глаза засветились таинственным светом. Затем вдруг потемнели, стали мутными, словно грозовое облако закрыло солнце.- Но у меня порой происходят несчастные случаи. Знаешь, например, где сейчас твоя предшественница? Она работала на меня почти год.
- Нет, не знаю.
- Она неудачно упала с крыльца и сломала позвоночник.
- Она была такая неловкая?
- Нет, она была такая непонятливая, - и Гай многозначительно посмотрел на побледневшую девушку. – Меня лучше не злить. Мне лучше не противиться. И со мной ни в коем случае нельзя спорить, - глаза Гая подозрительно блестели. - Видишь, какой я добрый? Я предупредил тебя, и ты теперь практически в полной безопасности.
- И что с ней стало? Где она теперь? – спросила Семерка в волнении.
- А ты как думаешь? – Гай практический выкрикнул это. – Разве на плантации лечат больных рабов? Нет, конечно, если их можно поставить на ноги, то им будет дано лекарство и будет соответствующий уход, но парализованных здесь не бывает, понятно?
- Почему?
- За ними некому ухаживать.
- И где же та девушка сейчас?
- Пошла на корм свиньям, понятно?
Глаза девушки потемнели.
- Ты не знаешь, но свиньи отлично жрут человечину, - проговорил Гай с какой-то необъяснимой злобой. Было трудно понять, на кого она направлена. Возможно, он тоже мог бы стать кормом для свиней, если бы не родство с высокородными людьми.
- Да, поразительная судьба – стать едой для животных, - прошептала Семерка, и содрогнулась.
- Для рабыни ты слишком много говоришь, - Гай выехал на середину комнаты.
Он хотел что-то сказать, но
