Привлечённые рычанием собратьев и воплями метавшихся по арене бестиариев, преследовавшие волков гиены остановились. В замешательстве они с удивлением смотрели на отступающих в их сторону людей. Хищники не видели глаз людей, не видели оскала их зубов, и потому не понимали их намерений. Казалось, этой неопределённости не будет конца, но тут самая быстрая и агрессивная из преследовавших гладиаторов гиен решительно бросилась вперёд и вцепилась стоявшему на коленях бестиарию в плечо. Человек попытался встать – в надежде оторвать её от себя, но теряющая опору гиена лишь замотала головой и, раздирая несчастному бедро и живот, конвульсивно засучила задними лапами. Окончательно потерявший волю к сопротивлению гладиатор взвыл от боли и повалился на песок, в следующее мгновенье он был растерзан другими гиенами. Кровь ещё вырывалась из рассечённой аорты, а две самые крупные гиены уже вспороли не прикрытый живот и, вытащив наружу внутренности, пожирали печень. Бестиарии в ужасе пятились от места безжалостной бойни.
Вопреки ожиданиям зрителей, отчаянное положение придало приговорённым сил. Они образовали кольцо, прижались друг к другу плечами и спинами и замерли в ожидании. Сбитые с толку и озадаченные, гиены истошно лаяли, бросались то вперёд, то вправо, то влево, стараясь выманить людей из круга и напасть. Возбуждённые неожиданным поворотом событий, зрители притихли. Вдруг, перекрывая гул трибун и злобное рычание зверей, раздался голос одного из бестиариев:
– Хватайте их за языки, не выпускайте! Выдавливайте глаза!
Глаза кричавшего сверкали яростным огнём; было ясно, он свою жизнь так просто не отдаст. Поняла это и стоявшая напротив него гиена: она опустила морду и, не глядя в глаза бестиарию, нервно водила из стороны в сторону головой.
По трибунам прокатились возгласы изумления и недоверия: ничего подобного им видеть до сих пор не приходилось. И чернь, и весталки, и сенаторы, и даже сидевший до этого с безразличным видом император в нетерпении обратили свой взор на середину арены.
Кольцо сжималось. Будто защищаясь, бестиарии протягивали вперёд руки, но тут же в страхе их и отдёргивали. Наконец, терпение одной из гиен лопнуло, она стремительно развернулась и прыгнула. Темнокожий бестиарий, по внешнему виду эфиоп, шагнул гиене навстречу и неожиданно точно, почти по локоть воткнул в её глотку левую руку. Рука обагрилась кровью, но в следующее мгновение гиена разжала челюсти, в недоумении замотала головой и осела. Её глаза наполнились ужасом. Эфиоп устремил свой взгляд на зрителей и, скривив в улыбке губы, изо всех сил ударил гиену правой рукой по ноздрям. Публика в восторге зааплодировала и поднялась. Тем временем волки, оставленные без внимания и, видимо, осознавшие, что очередь скоро дойдёт и до них, молчаливо перестроились и напали на своих недавних преследователей сзади. Две гиены рухнули, словно подкошенные, с перегрызенными сухожилиями, ещё одна завыла и завертелась, пытаясь вырваться из волчьих зубов, вцепившихся в неё под вислым хвостом. В глазах бестиариев засветилась надежда. Но тут один из волков напал на обездвиженную эфиопом гиену. Та инстинктивно дёрнулась, изогнулась и вдруг покатилась по арене, увлекая за собою обезумевшего от невыносимой боли эфиопа. Всё смешалось. Окровавленные челюсти грызли, рвали, впивались в спины и в головы, с остервененьем вспарывали незащищённые одеждой животы. Руками и ногами отбивались безоружные бестиарии от разъярившихся гиен, но схваченные страшными зубами они один за другим исчезали в клубке растерзанных и увлечённых схваткой тел.
Вскоре всё было кончено. И только в центре арены виднелась фигура того самого бестиария, который так удивил и императора, и публику призывами хватать за языки. Не атлет, но бесстрашный и необычайно вёрткий, он мужественно отбивался от окруживших его, роняющих кровавую пену зверей. На трибунах раздались возгласы восхищения и призывы даровать приговорённому жизнь, но его ждала другая участь: гладиатор споткнулся на груде распластанных тел, потерял равновесие, и в следующее мгновение одна из гиен схватила его за ногу, а другая, как только бестиарий упал, вцепилась в незащищённую шею. Вздох разочарования прокатился по притихшим трибунам. Отважный гладиатор бился в предсмертных судорогах, а зрители уже поднялись со своих мест и аплодисментами приветствовали достойную смерть.
Оставшиеся в живых звери метались по арене и неистово добивали раненых, вгрызаясь с вызывавшей у зрителей ликование яростью в глотки недавних врагов. То тут, то там раздавалось рычание, вспыхивали короткие ожесточённые схватки; воздух наполнился запахом крови и внутренностей. Слева от ложи императора, под восточной трибуной, два матёрых волка не позволяли подняться с песка лишившейся правого глаза и части предплечья гиене. Опытные волки действовали согласованно и крайне эффективно: один дожидался, когда гиена отвернётся, чтобы лязгнуть зубами перед мордой атакующего волка, и тут же наскакивал сам, хватая её пониже хвоста, а второй, как только этот манёвр удавался, и гиена опять отворачивалась, чтобы защитить своё самое уязвимое место, впивался в окровавленную шею. Гиена слабела. Лишённая сил, она обречённо, с большим запозданием лязгнула зубами, попыталась подняться, и тут на её шее и в верхней части бедра сомкнулись тяжёлые челюсти. По улюлюкающим трибунам скользнули коричневым холодом волчьи глаза. Гиена два раза вздрогнула и затихла. Волки оторвались от жертвы и, ударившись боками, бросились на прижавшуюся к решётке куникула охромевшую и истошно воющую молодую гиену. Её предсмертный визг поглотился рёвом трибун.
В проходах появились служители с небольшими сосудами. Двигаясь между рядами, они осторожно встряхивали курильницы и при необходимости бросали в них щепотки благовоний.
