Ощущение одиночества приходит внезапно. Мелькание лиц на работе, давка в трамвае, очередь за продуктами питания, очередь в поликлинике, всё это отвлекает от того, что ты по сути один. Хотя, по логике вещей, именно в толпе ты и должен бы почувствовать себя одиноким. Именно в толпу стремятся люди, чтобы почувствовать себя самим собой. И именно от толпы спешат домой к своей половине и домочадцам, чтобы не чувствовать себя одиноким в этом Большом мире. Кто готовит ужин, а кто в ожидание, когда ему приготовят. Все от суеты спешат укрыться в своём логовище, и как следует отдохнуть до завтрашнего дня. Правда не всем это удаётся. Илья тоже, как и все, спешил домой. Поужинал он, правда, в столовой. А домой к вечернему чаю купил конфет и пирожное. И вот, раздевшись и лёжа с книгой на мягком диване, на него вдруг накатило, он настолько остро почувствовал себя одиноким в этом огромном мире, что хоть вой. Что-то глубоко сидящее в груди защемило нерв души, и она была готова заорать, как заорал бы кот, которому прищемили хвост дверью. Илья повернулся к собственному пространству спиной, и, уткнувшись, лицом в спинку дивана попытался расслабиться. Но от спинки пахло пылью и немного потом. Тогда он встал и позвонил ей. Серия длинных гудков отозвалась колокольным набатом в сердце. Он бросил трубку на аппарат, и устало присел на стул. – «Зачем? Зачем я звонил?» - Он задал себе вопрос, и не мог ответить. Он не смог бы даже ответить и на то, почему он вдруг вот так с ходу снял трубку и набрал номер её телефона. Раньше он боялся ей звонить, и подолгу стоял возле телефонного аппарат, как возле алтаря, прося прощения за свои грехи. А тут вот взял и сходу позвонил. Поистине, внутреннее содержание человека – неразгаданная тайна вселенной. Очень часто единство чувств не согласуются с деятельностью и наоборот.
Нервно вернувшись в комнату, он увидел на смятом диване вульгарно раскрытую книгу, небрежно валяющуюся на диване раскрытым соблазном белых исписанных листов. – «Какая непристойность!» - Брезгливо и стыдливо подумал он. Скорым движением взял-схватил книгу, чтобы закрыть её вопиющую и зовущую соблазном страничную похотливость, и только тут увидел название книги, « Лолита», роман Набокова. – «Так вот откуда у меня такие странные ассоциации и восприятие окружающей среды? Но ведь я даже не понимал, что читаю? В такие минуты надо читать Л.Толстого или И.Тургенева» - На такой воспитательно-критической ноте он поставил книгу в шкаф. Тем самым, как бы спрятав свою истинную сущность.
Но сознание уже было разрушено, раскидано, и даже М.Зощенко не смог бы собрать его в единый организм. Тут нужен был инженер тонкого мира. Развороченное воображение не хотело подчиняться действительной логике вещей, и действовало самостоятельно.
Раньше его спасало его собственное пространство, устоявшееся как болото. Вещи и мебель не передвигались за многие годы одиночества холостяка. Но во время совместного проживания с ней, это пространство претерпело ряд изменений, обусловленных новыми обстоятельствами новой жизни. А после «сухого развода», он сам ещё раз переставил мебель. Но прежнего «болота» не получилось. Покой был нарушен. Восприятие действительности деформировано. Теперь он не мог привыкнуть к новому пространству. Он слыл любителем постоянства предметом и их мест назначения. Устав всматриваться в пространство, как в утренний туман, пытаясь что-то разглядеть на расстоянии десяти шагов, он отвернулся и увидел своё отражение в зеркале. Лёгкий рыжий пушок просматривался на подбородке и над толстой верхней губой. Это была, так называемая щетина недельной давности. Волосяной покров джунглями покрыл ноги, спину и грудь, а вот на его полном, с детскими чертами лице, никак не хотел разрастаться. Он брился два раза в месяц. Редко – три, когда была важная встреча. – «Кажется, я немного пополнел?! Надо меньше есть сладкого» - И он тут же вспомнил про пирожное с кремом. Во рту выделилась слюна. Это вызывало приятные, и в тоже время неловкие ощущения – чувство собственной слабости. Он был воспитан в суровой интеллигентной семье и потому всегда стеснялся собственных и естественных слабостей, даже оставаясь наедине с самим с собой. Позволял он себе только одно – опускаться до интимных слабостей. С инстинктом бороться бессмысленно. Он воспринимал любовь, как секс, а секс, как частный случай. Так он чувствовал себя полноценным человеком. Он просто не допускал свой интеллект к этому неизбежному, но нежелательному и грубому чувству. От этого попахивало чем-то животным, как выражался он. Но переживать по поводу этой слабости к женскому полу он не желал. Уровень и содержание накопленных им знаний, позволял ему так думать и рассуждать. А спроси его о «частном» случае, он ничего вразумительного бы ответить не мог. Так это бывает с нами очень часто. Всё понимаем и сами себе можем истолковать, а дать толковое определение не можем. Мир воспринимается сквозь призму нашего интеллекта. И этим и только этим определяется наша культура, наше место в обществе. Он не любил заниматься психоанализом, но стал замечать в себе многие перемены. В частности: - После развода с Валентиной, он стал странно смотреть на женщин. Всё время выискивал сходство с ней, и не находя терял интерес к объекту. Ретировался, и часто довольно неловко.
Томными, тихими вечерами он вспоминал её и засыпал, держа её в своих мощных объятиях. От неё, как всегда пахло луговыми ромашками. Вскоре от этого запаха он стал сходить с ума и ночи стали кошмаром. Но потом он стал привыкать, и всё меньше думать о ней. И вскоре этот запах остался только в памяти. И вот такими томными вечерами он вытаскивал его из закоулков своего сознания.
Он не заметил, как к нему пришло определённое решение. Он быстро оделся и вышел из квартиры. По дороге к ней он зашёл в магазин и купил большой красивый торт.
Позвонив три раза, он понял, что дома никого нет. Тогда он достал свой, сохранившийся ключ и бесцеремонно открыл уже чужую дверь. Врываться в чужое пространство, всё равно что, вламываться в чужое сознание – отвратительно. Но он уже не контролировал себя. Им двигал какой-то импульс. Кажется, он вообще не понимал, что он делает, и где сейчас находиться. Может, он вообще сейчас спит себе, поджав толстые колени, на своём мягком диване и видит сон? Но он сам не видит этого сна, сон его видим мы. Он же сам участник своего сна.
Очнулся он, когда уже сидел в знакомом кресле. – «Как меня сюда занесло? Сейчас придёт хозяйка – Она, и просто сгонит его с кресла. Хуже – хозяин! Тот выставит его за дверь. Возьмёт за шиворот и пинком под зад». – Он даже весь сжался, сморщился, вжался в кресло, как во время взлёта ТУ-154. Нет, он испугался не предполагаемой боли, он испугался унижения, которое придётся перенести. Его странная мысль прервалась открыванием входной двери.
В комнату вошла Она. Она внесла прохладу и малое изумление. Но на лице её было написано полное безразличие к происходящей действительности. – «Что ты тут делаешь? – Вполне безучастно спросила она». - Надо же было как-то отреагировать на его наглое вторжение. – «Минуту назад я задал себе тот же вопрос». – «Вот как! Ну и что?». – «У тебя есть чай? Давай заварим крепкого и душистого чаю. Я принёс большой и красивый торт». – «Иди, заваривай, раз пришёл. Я немного отдохну. День был тяжёлый».
Он на удивление легко поднялся и понёс своё грузное тело на кухню. – «Ишь как его разносит», - ухмыльнулась она, глядя на его широкую спину и толстый, как у бабы зад. Движение-перекатывание его седалищных яблок вдруг вызвали в ней неприятные глубинные ощущения. Она скривила губы в кривой ухмылке и передёрнула плечами. Но… тут же встряхнулась и внутренне распахнулась навстречу свежему потоку воздуха, который вкатывался волнами через открытую форточку. – «Да нет. Нет! Это я просто устала» - Она встала, потянулась всем своим гибким и стройным телом. Огляделась, улыбнулась пространству. Взяла полотенце, халат и прошла в ванную комнату. Под тугой струёй прохладной воды она погладила рукой свои упругие ягодицы и невольно сравнила их с рыхлыми ягодицами Ильи. – «А ведь ему ещё нет и сорока, - без злобы, как об умершем, подумала она об Илье, – а что с ним будет лет через десять-пятнадцать? Нет, я правильно поступила… Он хороший, милый, интеллигентный, но…», - Ей хотелось мужчину немного помоложе своих лет, крепкого, стройного и мускулистого. Илья сильный. Но сила его – сила неуклюжего медведя. Учёные говорят, что жир постепенно из тела переходит и на мозги. Но она боялась даже представить это; - «Тупой, жирный медведь, да ещё и в постели с таким, бр-р-р». - Такие ассоциации и сравнения, приходившие к ней от раздражения, раздражали её ещё больше. Потому она старалась всячески уйти от таких мыслей – абстрагироваться. Перескочить на что-нибудь более лёгкое и интересное. Но посторонний предмет в её пространстве лишал её такой возможности, и приходилось уповать на терпение и разум. АХ! Как это скучно!
- Зачем же ты всё-таки пришёл? - она чуть было не сказала, «припёрся», но вовремя одумалась.
- Как торт? – Спросил он, наливая по второй чашке душистого чая.
- Красивый, большой, но совершенно безвкусный.
- Сейчас всё безвкусное. Я хотел тебя спросить, а почему от тебя не пахнет луговой ромашкой. – Она вполне удивлённо посмотрела на него.
- Какой ромашкой?
- Луговой.
- Ты что, с Альпийских гор спустился? Я терпеть не могу запах луговой ромашки. – Теперь он открыл рот от удивления.
- Но как же… Я постоянно вдыхал его от твоих волос, и … от твоего тела.
- Этого просто не могло быть. – Она нервно встала и прошлась по кухне. Села. Хлебнула чаю.
- Зачем ты пришёл? – Отчеканила она каждое слово.
- Хорошо! Я сейчас уйду. Ты только скажи. Это правда?
- Что, правда?
- Что ты никогда не любила запах луговой ромашки?
- Не только запах, но и сами цветы на меня наводили тоску и апатию.
Он поднялся из-за стола, по привычке вымол чашки и поставил их в кухонный шкаф. Тщательно и долго вытирал руки махровым полотенцем.
- Значит, я разрушил главный принцип детерминизма. А приходил я с очередной надеждой.
- Напрасно! – У нас всё кончено. И давай больше об этом не будем. Оставь мне ключ. Я не хочу, чтобы ты так бесцеремонно вторгался в моё пространство.
- Моё пространство! Как мы стали любить всё «своё». Моё пространство. Моя машина. Но мы уже не можем сказать: - «Моя женщина».
- Я была – «твоя». Но единство чувств и содержания распалось. Не можем же мы идти против природы.
- Да! Не можем. Во всём виновата химия. Вот ключ. – Он вынул из кармана ключ и положил его на стол. – Прости? Я хотел следовать глубокому чувству, теперь понял, что ошибся. Надо следовать действительному. Тому, чего мы не видим из-за своего буйного воображения. Мы стали воспринимать жизнь не такой, какая она есть, а такой, какую нам рисует наше извращённое воображение. От этого и личность теряет своё лицо, а мы не видим этого. А как увидеть? Ведь мы даже жить стали вне времени. Извини, но это мир шизофреников. Ладно, пора уходить, как говорит классик юмора, наговорил и иди отсюда. У дверей Илья обернулся и сказал: - «А запах всё-таки был. Был!».