…«Больно как!» - в мучительной полудреме думала Мальва, корчась от едкой иглы в вене. Стояла ночь, тишина которой напоминала о синяках, жгучих глубоких царапин в затылке. Мальва думала только о том, как она оказалась в комнате для медицинских опытов.
«Я понимала, что умираю от голода, и кусок хлеба уже не поможет,… - с болью в сердце рассуждала она, - Но могла я хоть спасти тощую кобылку от гибели! Она ведь детей из омертвевшего села увозила!... Но, нет: только она взяла в губы кусок, налетели эти фашисты! «Врагов наших спасаешь, выродок!!!» - орали, кидаясь на меня, они. Поволокли в рабство… Я уже не злюсь на их избивания и тыканья кормить свиней, тягать мешки. Но зачем же меня разбирать на части для своих жирных солдат!!!».
Мальва почувствовала, что обруч с током на другой руке создал серьезную пустоту. Одолевали ядовитые запахи лекарств, вонь простыни операционного стола, гниющих отрубленных частей тела животных. Но больше всего девушку раздражали собственные липкие от пота и грязи, плотно остриженные волосы, мокрая дурацкая, бесформенная рубаха, в которой ее и схватили.
Глаза болели от вспышек то мерзкого яркого света операционной лампы, то непроглядной кислотной ночной темноты. Тело было высушено побоями и медицинскими опытами. Ощущение пустоты внутри, в то же время – болезненной пухлости казалось невыносимым. Страшно и противно хрустели тонкие, острые суставы, буквально обтянутые лиш тонкой кожей. Ужасно мучила хрупкое тело Мальвы резь в желудке….
…В один миг он вдруг почувствовала, что стала легкой и свободной от всего. Мальва осмотрелась: попытки вытащить иглу из вены и высвободить другую руку из обруча оказались тщетными. «Была просто очередная ломка от голода. Я жива!!!» - с навевающимся оптимизмом подумала она. Но тут ее взгляд упал на руку, безжизненно откинутую и виднеющуюся из-под простыни, до боли знакомую. Провода на ней были оборваны.
«Это же моя рука!!!» - с ужасом и тоскливым разочарованием подумала Мальва, - Я что, умерла?!». Приподняв край простыни, она увидела саму себя: нежную девушку, сломленную жесткими опытами, лежащую ничком, с неестественно повернутой шеей, с лицом с остекленевшими глазами.
Мальвой овладевал шок и напряженные размышления. «Я – приведение, от всего свободна, но почему я не могу покинуть это место? Ведь приведения проникают и летают, где хотят!... Значит, я не выполнила свою жизненную задачу, цель. Быть может, я не помогла кому-то нужному, не выполнила какое-то дело…».
Мальва с силой рванулась из намертво впившихся в нее проводов: действительно, она легко взмыла вверх и вперед, но встать с операционного стола она не смогла.
Тогда в девушке проснулся детский страх и обида: «Как же я смогу кому-то помочь, если даже на улицу не попаду. А тут кому помогать? И как, главное?..».
Мальва с тяжестью решилась на участь, классически поджидающих всех приведений: скитание душой, пребывая в замкнутом помещении, боль и вой по ночам. Быть может, озлобление ее чистого сердца и стремление причинить зло, гонение людьми, одиночество в темной, холодной, ненавистной лаборатории… И так – бесконечно!
Чтобы занять свое время, Мальва решила попробовать телепатией влиять на души других людей, спасая таким образом свою благородную цель помощи другим. Но, к своему огорчению, она убедилась, что, скорее всего, ее, бедную пленницу немецких солдат, никто не знал. Потому она не могла подступить к душам тех, кто безразличен как к ней, так и к другим.
…Промучившись несколько дней, Мальва ощутила накатывающее безумие. «Как ужасно! Мне нужно общение, мне нужно помочь другой душе! Но кому, кому?..». От девичьего слабоволия, она заплакала и уже подумывала о уже невозможном суициде. Внезапно ее тяжелые мысли были прерваны страшным грохотом: по низкой лестнице вкатилось тело в военной форме. Движимая материнским инстинктом и жалостью, Мальва забыла про свои оковы и вновь отчаянно рванулась из проводов помочь искалеченному человеку, дрожащему в агонии… Тело затихло, и Мальва ощутила собственную подлость и несправедливое счастье вечно быть нетронутой никем: на ее глазах умер в муках человек!
«С другой стороны, скоро должно родиться еще одно привидение! – с тихой радостью, воодушевленностью сообразила Мальва - И я, наконец, буду рядом с товарищем по несчастью!... Надо лишь дождаться рождения призрака (заодно увижу, как сама им стала!)…».
Не прошло и минуты после этих мыслей, как безжизненное тело в военной форме озарилось призрачным светом. Через секунду рядом с трупом уже лежала его копия – без синяков и ушибов, без пятен крови на форме, немного светящаяся призрачным светом.
Светящаяся фигура, шатаясь, поднялась с разбитого пола. Она оказалась юношей с всклоченными волосами, немного потрескавшимися губами и серыми, до максимума удивленными глазами. Он рассматривал комнату для опытов.
- Лейтенант Герцмак, Вы где? – наивно вопрошал юноша пустоту и, видимо, ощущая боль от падения с лестницы, жалобным голосом попросил:
- Все, что угодно, со всем соглашусь, только заберите меня!
Мальве стало немного смешно. Несмотря на это, она жалела его и решила утешить разговором. Она очень рада была слышать человеческую речь, которая вызвала желание иметь с кем-либо беседу. Потому с охотой изрекла:
- Вас никто больше не заберет!
- Как? – юноша быстро обернулся к ней.
Из-за воистину фашистской традиции немецких солдат стричь пленниц «под мальчика», он и принял Мальву за беспризорного мальчишку. Юноша, видимо, также был вымучен одиночеством, потому он с жаром спросил:
- Почему ты так думаешь, малыш?
- Ну, потому, что… - девушка немного смутилась, - Вы умерли… Почему?
- Умер? – медленно, шокировано переспросил тот.
В тот миг юноша ощутил ту же радость, то же ощущение свободы и вседозволенности. Он решил, что теперь можно раскрывать все секреты.
- Меня скинули свои, немцы, с лестницы за помощь англичанам – вдохновенно ответил он.
Мальва в отвращении отпрянула к стене: она оказалась в одной комнате с представителем своих мучителей. Вспомнились все издевательства, попытки изувечить.
Но девушка вовремя осеклась от неприятных воспоминаний: она поняла: есть люди, которым небезразлична помощь другим, не важно, какой они национальности.
Она, предвкушая хоть какое-то общение, протянула юноше сжатый в своей руке хлеб с искренними словами:
- Ну, не знаю, можем ли мы теперь есть.… Однако попробуйте, Вы измученны, наверняка – голодны… Меня зовут Мальва!
- Якоб - представился собеседник, покорно подходя к операционному столу и беря хлеб. В глазах у него читалось изумление и интерес.
- Как, ты – девочка!? – решился наконец аккуратно удивиться Якоб, изучив хрупкую угловатую фигурку Мальвы.
- Что не похоже, да? – весело спросила она, нервно дергая провода, - Так голод у нас наступил с войной, все на скелеты стали похожи. А потом пришли фашисты, забрали. Обкорнали волосы, прибили хорошенько, работенкой, голодом поморили – вот и стала, как мальчонок!
Якоб тихо попытался высвободить руки девушки, с мягкой горечью и жалостью говоря:
- За что же тебя так?
Он осторожно угостил Мальву сухим хлебом.
- За то же, что и тебя! – с наслаждением жуя невкусные крохи, она окончательно убедилась в добром сердце Якоба. Пустила его в свою душу.
Но самой стало неуютно, пусто: от отчаяния и радости Якоб стал взахлеб есть, дремать и рассказывать о светлых моментах своей бывшей жизни, требуя соучастия. Дело не в том, что Мальве было лень делиться воспоминаниями о своей жизни. Или в том, что естественное поведение брошенного судьбой человека вызывало у нее отвращение.
Просто захлестывало разочарование: жизнь привидения казалась ей существованием, освобождающим от всех физиологических нужд. Кроме того, девушка не находила радости в этом существовании: прозябание в компании такого же охолодевшего от жизни призрака казалось ей бесперспективным и даже бессмысленным.
Отравляющее сознание пребывание в душной, пустой лаборатории, пустые ночи и серые однообразные дни, изрядно надоевшие трупы и медицинское оборудование, тоскливые часы терпение общества Якоба – все озлобляло и путало Мальву.
В один момент она грустно сказала:
- Страшно, но я не вижу смысла быть привидением! Я не вижу смысла терпеть этот монотонный мир! Быть может попытаться замереть и умереть вновь? Может, хоть тогда я смогу покинуть это осточертелое место?...
Оптимистично наблюдающий облака за решеткой, Якоб шокировано обернулся. В его глазах отчетливо видны были слезы.
- Не покидай меня! – прошептал он, - Я верю, мы сможем начать все с чистого листа!...
По его дрожащему голосу Мальве стало понятно: она не имеет право бросать еще одну искалеченную жизнью душу. «А можно ли начать все заново?... Надо непременно все терпеть и не оставлять Якоба! Не то меня вознаградят чем-то более страшным, чем невозможность покинуть оковы!...».
И она вновь окунулась в однобокий мир ожидания, скитания, лишений. А также – совершенно непонятной ей радости этого странного юноши, рассуждавшего о том, что жизнь прекрасна.
- Я уж думал, что никогда не смогу больше увидеть солнце, чувствовать свежесть воздуха! – по-детски восторженно ликовал Якоб.
Мальвой же овладела депрессия томления: ее охватила тоска по прошлой жизни, когда своими действиями можно было повлиять на кого-то и подарить ему радость. Ее суждения оказались сухими и болезненно одинаковыми:
- А ты собираешься думать о будущем тех, кто еще живет?
- Зачем думать о будущем, ведь моменты счастья так быстротечны, их еще надо поймать!... Нет, не желаю я забивать себе голову тоской, хочу насладиться радостью, которой не замечал при жизни!
- По-низменному это как-то! – разочарование опустило голос Мальве до неузнаваемости.
Тогда Якоб оторвался от наблюдения за бабочками, порхающими за решеткой, и подбежал к операционному столу, на котором устало съежилась девушка, еще более исхудавшая и опустошенная от душевных мук.
- Что с тобою, Мальва? – с тревогой вглядывался он в ее опущенное лицо, - Ты же себя съедаешь!
- А ты – усыпляешь иллюзией о продолжении своей бестолковой жизни, мелькающей в суетах и грезах!
- Я не пойму тебя, - от боли у Якоба сжалось сердце, - Ты ведь такая юная, совсем ребенок, а травишь свою душу какими-то старческими, черными мыслями! Оглянись, теперь ты можешь радоваться воле и миру бесконечно!
- Не для того мы стали привидениями, я чувствую! – прибавила безнадежных ноток Мальва, - Мы ведь остались для других!
- Мы остались друг для друга!
Мальва ощутила обреченность. Ей показалось все, сказанное Якобом, приторным, пугающим и липким Стало даже огорчать, что быть призраком – по- прежнему ощущать чувства, слышать, видеть. Слова, произнесенные мятежным юношей, навеяли настоящий ужас.
«Неужели, привидения способны поддаваться каким-то жалким слабостям, мучающим живых?!»
Вновь взяла злость от невозможности разорвать приевшиеся провода. Мальва с силой потянула руки, но, потерпев неудачу, обиженно замерла.
- Ты боишься? – с энтузиазмом вмешался Якоб.
- Боюсь.
- Чего?
- Смерти!
Юношу сконфузило от неожиданного ответа. Он стал соображать, какими словами успокоит возникшее смятение.
- Но… мы ведь уже умерли, правда? – неуверенно он предпринял попытку заверить и
