По шпалам

Самолеты… Стальные птицы в голубизне неба. Серебристые красавцы, стремительно разрезающие васильковую простыню небосвода. Мы все когда-нибудь мечтали быть пилотами. Нам хотелось подняться в воздух, подчинить своей воле громаду небесного фрегата, летящего под парусами облаков, и любоваться с высоты покинутой нами уменьшающейся землей…
А он просто любил поезда.
Вам, конечно же, не понять этой романтики. Грязные, душные вагоны, запах несвежей пищи и чужих ног, перебиваемый ближе к тамбуру удушающей смесью вони туалета, табака и мазута, сотни раз перестиранное и от этого грубое, как наждачная бумага, постельное белье, потные тела пассажиров и сборники сканвордов с идиотскими вопросами – до романтики ли тут? Лишь бы поскорее добраться до пункта назначения и, вытащив свой чемодан на заплеванный перрон вокзала, наконец-то перевести дух.
Он был влюблен в поезда с самого раннего детства, любил их настолько, что не мог засыпать в вагоне, без устали вглядываясь в постоянно меняющуюся картинку за окном. Тогда ему просто нравилось путешествовать. Важно было ехать, а куда и как долго – не имело значения.
Он повзрослел, а детская, трогательная влюбленность в поезда переросла в большое светлое чувство. Поезда не просто увозили его в другой населенный пункт. Они дарили ему радость ожидания встречи с теми, по кому он скучал, они степными ветрами врывались на вокзалы, оставив позади себя разорванные надвое убегающей вдаль стальной колеей пригороды, и выбрасывали его в незнакомую и оттого интересную жизнь чужих городов. И снова как желанный праздничный подарок он принимал из рук кассирши розово-кирпичного цвета билеты с голограммой «РЖД».
Обычный грязный плацкартный вагон не только переносил его в пространстве, но и становился его машиной времени. Выехав из сентябрьского зноя и дрожащего раскаленного марева пшеничных полей Украины, он попадал уже в пахнущую осенней сыростью ржавчину листопадов Подмосковья. Сегодня он, садясь в вагон в Екатеринбурге, стряхивал с воротника куртки мелкую крупу снега, а через пару дней уже мог разглядеть в окне пробившиеся в крупных проталинах первые белгородские подснежники.
Он мог переноситься на двадцать пять – тридцать лет в прошлое, как с деревянных мостков в лесное озеро бросаясь прямо с подножки вагона в тихую размеренную жизнь маленьких патриархальных городков, которые еще не задавила лазерно-аквариумная урбанистическая архитектура двадцать первого века. Ему казалось, что он попал прямо в середину доброго, наивного советского фильма, прогуливаясь по тишайшим улочкам и разглядывая на стенах домов таблички с названиями улиц, носящих имена героев славного социалистического прошлого.
В час, когда набравшие силу солнечные лучи прогоняли с земли последние капли утренней росы, он выходил в тамбур, закуривал сигарету, а в наушниках плеера в такт раскачивающемуся на стыках рельсов вагону звучала песня группы «Пилот»:
«И стук колес играет старый блюз по шпалам мимо нот…»
Он слушал музыку, курил и думал: «А если получается, что рожденные летать умеют ползать, то кто сказал, что рожденные ползать не могут летать?»