по-настоящему. И теперь ему казалось, что его любовь хотят отнять… Разрушить…
- Камилла! – сказал отец, - не могла бы ты сходить на пару часов к Дильнаре? Передай ей привет и подарки её отцу, которые я привёз ему – нашему бывшему хорошему работяге.
- Нет, я останусь с вами, - ответила Камилла. – Да что происходит? Папа! Это разве знакомство? Так цивилизованные люди знакомятся, да? – вздохнула Камилла.
- Доченька, сходи на пару часов к подруге, а мы с Эдгаром поговорим о нём, о тебе, о нас всех.
Камилла встала из-за стола. Поцеловала папу в щёку и сказала:
- Я вас люблю, очень люблю обоих. Прошу, станьте друзьями. Не делайте мне больно. Я только почувствовала, что значит быть счастливой!
Камилла ушла, и в комнате остались Эдгар и отец Камиллы.
- Извини, Эдгар, если был поначалу груб, сам знаешь, мы, родители, хотим только счастья своим детям – и всё. Поговорим в мастерской Камиллы. Да ты ничего и не ел. Ну, вставай, идём, поднимайся, - сказал Пётр. – Выкурим по сигаре.
- Я не курю, Пётр.
И они спустились в мастерскую Камиллы, сели за столик, на котором их уже ждал заваренный ароматный чай. Эдгар разлил чай по чашкам.
- Да, чай сейчас кстати, - сказал Пётр.
Эдгар стал его называть Петром, без отчества, по его же просьбе. А раньше, когда он представлял его солидным, образованным, начитанным, вежливым человеком, называл его при Камилле, когда заходила о нём речь, Петром Серафимовичем. Теперь он для него просто Пётр.
* * *
А ТЕПЕРЬ ПОГОВОРИМ, как мужчина с мужчиной, - решительно начал Пётр. – У вас нет будущего! Ты ей в отцы годишься. Она тобой увлеклась, но это пройдёт. Тебе кажется, что она любит тебя. Но пойми, пораскинь мозгами. Ей будет 40 лет, а тебе больше шестидесяти. Хоть сейчас тебе 47 лет, но выглядишь ты моложе лет на десять. Не знаю, как тебе это удаётся, но время своё возьмёт. Обязательно.
- Мы любим друг друга! – возразил Эдгар.
- Прекрати! Даю тебе полгода на то, чтобы ты тихо свалил. Придумаешь сам, как. Сейчас это сделать нельзя. Для Камиллы это будет ударом. Но постепенно любовь, которая бывает только в книгах, пройдёт. И не так болезненно, как если бы ты оставил её сразу. И думать потом забудь. И будь с ней повежливее в этот период. Есть много вариантов, как порвать с девушкой. Словом, через полгода ты должен держаться от неё подальше. И не смей думать о ребёнке, рождение которого, как ты можешь себе представить, может смягчить мои планы и я сдамся. Это ясно? Если этого не произойдёт и Камилла всё-таки… Как мне объяснила Дильнара, что именно Камилла первой завязала отношения между вами и что ты этому сопротивлялся; кстати, тогда это можно было сделать безболезненно, отшил бы, как у вас, творческих людей, говорят музу - и всё. Но если этого не произойдёт по каким-то причинам и моя дочь будет продолжать искать в тебе своё счастье, я её увезу в Москву. И всё. Руби канат!
- Но она здесь обрела покой, изменилась, даже по её виду можно сказать, что она счастлива. Она нашла себя. Здесь ей спокойнее, она живёт одна, без родителей, так, как желает её душа. У неё счастливый вид. Надо это признать.
- Сам удивляюсь. Здесь ты прав, Эдгар. Она всегда была неразговорчивой, молчуньей, а после того, как ей исполнилось 17 лет, замкнулась. Что произошло, мы до сих пор не знаем. Показывали её лучшим психологам, психиатрам. У неё появились какие-то страхи. Навязчивые мысли. Она перестала писать картины или делала это редко. Потом – наш развод с её матерью. Всё это повлияло на неё. Хотя стоит заметить, она больше любит своего папочку, чем мать. А может, что-то другое порождает её страхи, но бывало так, что она среди ночи прибегала ко мне и её трясло, словно за ней кто-то гонится, какое-то чудовище. Вся в холодном поту. Мне долго не удавалось её успокоить. Потом я ей подмешивал в воду снотворное – и она засыпала. Такое происходило 5-6 раз в год. И Дильнара говорит, что это повторялось и здесь, пока она не познакомилась или не повстречала, или не выдумала тебя. Не знаю, как это назвать. Дильнара – психотерапевт, и я её попросил приглядывать за ней. И давать мне отчёты. А я оплачиваю её обучение в Краснодаре. Ну, это тебе по секрету. Так вот, Дильнара утвердительно говорит, что как только у вас завязались романтические, я бы сказал, отношения, ибо любовь её и счастье - не в этом месте, - она воспрянула.
- Так если ты всё видишь своими глазами, как дочь твоя обрела покой, начала писать, поистине, шедевры, поверь мне; если у неё прошли эти страхи, непонятно откуда берущиеся. Кстати, я тоже поначалу попал на них, и ночью, и днём, и утром всё бросал и приезжал успокаивать её. И вот здесь, в этом кресле, сидя у меня на коленях, она засыпала, и лихорадка и страхи проходили, - в повышенном тоне объяснял Эдгар Петру. – Если ты это видишь, зачем ты хочешь этому положить конец? Почему мешаешь её счастью? Возможно, только в этом городе её настоящее счастье. Как ты этого не поймёшь?
- Я повторять не стану. Через полгода ты уходишь, оставляешь Камиллу. Я увожу её к матери, и она продолжает там свою карьеру художницы.
- Художникам, поэтам, композиторам, скульпторам, словом - богеме, не везде пишется, а только в особых местах и при определённых обстоятельствах и психологическом климате. Гоген уехал на Таити, Том Хьюз не мог писать в Англии, Жорж Санд писала в своём замке, но не в Париже…
- Хватит! Камилла – наследница. За ней много недвижимости. В Магадане, в Москве, во Франции! Она этого пока не знает, и ты не проболтайся ей. Моей дочери нужен муж не из вашей породы, а из богатых, из нашего круга, из купеческого. Сечёшь? А что ты ей можешь предложить? Выставки в этом городе, в этой глуши?..
- Горячий Ключ – особенный город…
- Ваш Горячий Ключ особенный лишь потому, что в нём живёт, пока ещё, моя дочь! – грубо перебил Эдгара Пётр.
- Как я об этом не догадывался, - усмехнулся Эдгар. – А если ей нужно простое человеческое счастье? Ты не думал с этой стороны? – спросил Эдгар.
- И что она станет делать с этим человеческим счастьем? На хлеб что ли намазывать? Ты состаришься раньше. Что она будет делать с детьми? Вспоминать в 40 лет это человеческое счастье?
- Иногда 5-10 проведённых в любви лет «потянут» на сто лет жизни, проведённых без любви. «И за эти три дня, проведённые с Вами, мисс Бронс, я отдал бы 50 обычных лет своей жизни».
- Что это за бред?
- Это Джон Китс, английский поэт-романтик, говорил своей возлюбленной Фанни.
- Ну, хватит этих ваших штучек! Решили. Ты всё сделаешь так, как я сказал. Я – отец Камиллы. Она моя плоть и кровь! И у меня, и у моей бывшей жены для Камиллы всё уже расписано. Вам с ней не по пути! Она птица высокого полёта, и у нас на неё свои виды. Мы всё уже распланировали, только ваш город не входил в наши планы, но Дильнара сказала, когда Камилла приехала к ней в гости, что Камилла стала улыбаться. Снова писать картины, страхи стали всё реже и реже. И я подумал: а какого чёрта! Пусть там годик-два поживёт, если ей там лучше. Но вижу, что так. А теперь пора и в Петербург, заняться ей настоящей живописью, мать там её продвинет. Да и Петербург – российская столица искусств, - продолжал Пётр.
- Значит, Камилла уезжает, вернее ты её заберёшь. И тебе всё равно, что она сейчас счастлива? У неё заказы, выставки, она нашла новую тему…
- Брось! Я там любую выставку оплачу. Она будет выставляться в самых модных выставочных залах, посещать салоны, заведёт нужные знакомства, выйдет замуж наконец за одного из наших… У моих друзей сыновья уже заводами управляют. Входят в советы директоров и так далее. Ну, теперь ты понял? И картины будут её нарасхват! И на выставках – коллекционеры из Европы, Америки, а не местные мазилы, которые закончили, в лучшем случае, худграф. Которые рисуют деревья да закаты на море. Всё. Я сказал всё, Эдгар! Если ты мужик и желаешь ей счастья, а ещё и любишь, как ты говоришь, ты сделаешь это. Не мешай ей, Эдгар. У неё большое будущее. Конечно, я тебя отблагодарю, Дильнара сказала, что если бы не ты, то, возможно, она бы не «проснулась». Ты своё дело сделал. А теперь отойди в сторону. И ещё одно есть, - продолжал отец Камиллы, - но ни тебе и никому другому этого знать не стоит, - грустно заключил Пётр и как-то тихо ушёл в себя и молча сел в кресло. – Никому! – повторил он.
Эдгару показалась странным концовка такого бурного выступления, вернее её скромный, тихий финал.
- Она что, помолвлена?
- Нет, нет! Пока нет. Правда, сын друга, который купил у неё картину, коллекционер, богатый, уважаемый в Москве человек, с 18 лет сватает Камиллу. Но она отказывает ему. Говорит – пустой человек.
- Что же тогда? – старался выведать Эдгар про это «никому».
- Я же сказал, никому этого не…
Тут зашли Камилла с Дильнарой. Они были радостными. Дильнара поблагодарила Петра Серафимовича за подарки. Камилла села на колени к Эдгару. Отец неодобрительно посмотрел на них, что не осталось без внимания Дильнары.
- Как вы поговорили, милый?
- Хорошо. Мне пора ехать, - ответил Эдгар.
- Тихо! – скомандовал отец Камиллы.
Все замолчали и смотрели на него, как он разговаривает по телефону:
- Какая комиссия? Откуда? Из Москвы? – кричал Пётр. – Кто их прислал? Изъяли документы? Хорошо. Завтра утром я вылечу в Магадан, а перед этим позвоню Сергею Иосифовичу, чтобы он разобрался, кого чёрт нам послал и на кой чёрт!..
Эдгар встал, поцеловал Камиллу, которой показалось, что Эдгар стал каким-то другим после разговора с папой. Она чувствовала это своим сердцем. Да и Дильнара заметила перемены.
- Я сам провожу Эдгара, - сказал отец.
Они дошли до двери, вышли на улицу. Отец ещё раз напомнил Эдгару про свои планы и сказал, чтобы тот не шутил. А когда Эдгар сел в свою машину и завёл её, отец Камиллы подошёл к машине, посмеялся, помотал головой и спросил: «Надеюсь, ты мою дочь не возишь на этой кляче? Она ведь убьёт вас обоих! Если бы ты видел сыновей моих друзей. Красавцы! Их дома, тачки... Ты бы всё сразу понял». Закурил и пошёл в дом, где его ждала Камилла. По пути ему встретилась Дильнара. «Я тоже пойду уже, Пётр Серафимович, поздно. А вы с Камиллой поговорите. Вам есть о чём поговорить».
- Хорошо, спокойной ночи!
* * *
ОТЕЦ ВЕРНУЛСЯ В МАСТЕРСКУЮ. Камилла ждала его. Она хотела узнать, как прошло их знакомство с её возлюбленным. О чём говорили, что обсуждали? Чем закончился их, так называемый, мужской разговор?
- Садись, пап, - вежливо сказала Камилла.
- Нет, доченька, садись ко мне на коленки. Помнишь, как в детстве? Ты любила сидеть у меня на коленях.
Камилла так и поступила. Села к отцу на коленки, обняла его и сказала:
- Давно мы вот так не сидели. Не разговаривали, да, папуля?
- Да. Ты любишь папочку? – спросил, улыбаясь, отец.
- Конечно, - сильнее обняла отца любящая дочь. – Папа, вы с Эдгаром не поругались? Всё прошло хорошо? Мне показалось, что он стал каким-то другим после вашего мужского разговора.
- Да нет. Мы вежливо поговорили. Мне кажется, он всё понял.
- Я чувствую это сердцем – он изменился. Я это почувствовала после вашего разговора.
- С чего ты взяла? Я ему рассказал о тебе, о наших планах…
- Каких ещё планах, пап? – удивлённо спросила Камилла.
- О том, что скоро ты уедешь в Петербург. У тебя там квартира. Там мама, которая поможет тебе в твоей художественной карьере. Она – искусствовед, и у неё много знакомых, полезных, в твоём деле людей. Не будешь же ты всю жизнь жить в
