Ходили мы походами...Страницы из романа "Жизнь ни за что".

объявлен день отдыха. Бассейн был налит, на вертолётной палубе была натянута волейбольная сетка, а прочие места верхней палубы были застелены ковриками и на них возлежали бледные тела.
А вчера в 9-32 по корабельному времени была дана 5-ти часовая готовность.  Удивительное это дело - полёт баллистической ракеты. И на суше финиш видел, и на море. Знаю, как и что происходит и всё равно, каждый раз удивляюсь и восторгаюсь. Где-то в океане на европейском севере СССР из-под воды подводная лодка делает пуск ракеты. И не проходит и получаса, как ракета, преодолев до 20000 км падает секунда в секунду по расчётному времени в точно заданную точку с отклонением от расчётного места падения не более, чем несколько десятков метров. Поначалу корабли ставили до 30 км от точки падения. Сейчас они стоят в двух-трёх километрах. Невооружённым глазом видны фигурки людей. И на Арнольде, который стоит почти рядом, тоже мелькают черные физиономии матросов - негров.
В 14-15 с наших кораблей были подняты вертолёты, которые встали в условные промежутки между кораблями и зависли, направив приёмные антенны в центр круга. Приём информации нашими теоретиками был определён восемью автономными приёмо - регистрирующими станциями: по одной на каждом корабле и по одной на каждом вертолёте. Вертолётные станции базировались на кораблях, и вертолёты оснащались аппаратурой непосредственно перед работами. Полный приём хотя бы одной станцией был уже достаточен. Информация записывалась каждой станцией на магнитную ленту и расшифровывалась на специальной вычислительной машине, входящей в состав каждой корабельной станции. Американцы вертолёт не поднимали, т.к. район патрулировали два "Геркулеса". В 14-07 был дан старт ракеты с Баренцева моря с глубины 50 м. В 14-27 антенны были окончательно зафиксированы на точку падения. Радиодиспетчер вёл непрерывный отсчёт времени. В 14-30 объявляется старт приёмо-регистрирующей аппаратуры всем станциям, команда на привязку ко времени, протяжка. 14-35 включение аппаратуры на приём.
В 14-36 начался отсчёт: до падения осталась одна минута, 50 сек.,45 сек.,40 сек., 35, 30 сек., начало свечения... В зените безоблачного яркого неба появилась яркая светящаяся точка, быстро приближавшаяся к пятиугольнику кораблей. Неожиданно она распалась на три ярких звёздочки; одна из них ещё ярче вспыхнула и пропала, а две других разлетелись в стороны друг от друга и дружно понеслись вниз.
Радиодиспетчер: "Конец 1-го свечения". В небе облако взрыва. "Конец второго свечения. Падение". Здесь уже не секунды - мгновения. Ничего уже не видно в воздухе и только в условленном центре взметаются вверх высокие фонтаны воды и раздаются два глухих подводных взрыва - это самоликвидация упавших головок. Аппаратура в головных частях, разработанная НИИ и в немалой степени лично мной сделала свое дело, не подлежала попаданию в руки другой стороне и уничтожалась. Аппаратура на станциях, также разработанная НИИ и в немалой степени также лично мной, приняла информацию и зарегистрировала её. Ленты магнитные через несколько минут будут поставлены на расшифровку, и мой свердловский коллега сядет за пульт, и будет выводить невидимые магнитные знаки на бумагу.
"Геркулесы", помахав крыльями, улетели, наши вертолёты шли на посадку, На Арнольде появилась гирлянда сигнальных флажков. "Что это они?" - спросил я проходящего мимо второго штурмана. Тот посмотрел из-под руки. "Не всё вижу, но что-то вроде как поздравление с удачей". «Надо же?» - удивился я. "У них по настроению бывает иногда"- засмеялся штурман. «Арнольд» срезал угол и прошёл через центр круга. Видно было, что там американцы зачерпывали воду. "Пробы берут", - остановился рядом командир Чумикана, коренастый, плотный моряк в тропической форме. - "Делать им больше нечего. Всё сомневаются, что мы точно стрелять умеем, а самих истерика берёт, когда видят воочию. И ещё больше тех, кому докладывают. Ну, да можно расслабиться. Дело теперь за вами". Мы стукнулись правыми ладошками, и командир пошёл к себе расслабиться.

Командир был прав. Если бы в этом квадрате стояла вражеская эскадра, и головки ракет были бы начинены не аппаратурой, а ядерным зарядом, то море огня и вздыбленные многометровые волны сожгло бы и опрокинуло всё на поверхности и под водой в радиусе 50 км. Нашу точность наблюдали и фиксировали наши враги. Это, по моему мнению, самый убедительный довод в мирных переговорах и защите от войны. Пусть они смеются над нашей отсталой технологией и прочим, но факт упрям - им попадет с таким же успехом, на какой они рассчитывают сами.
Вечером была баня. Я сделал два захода: в 18 часов и в 23, после фильма. Фильмы смотрю, чтобы хоть на время уходить от действительности. Хотя качество показа узкоплёночным аппаратом было без всякого уровня. И содержание фильмов таково, что я бы в жизни не ходил в кино, если бы эти фильмы показывали дома. Но  моряк или солдат в дальних гарнизонах, матерясь, где громко, где про себя, смотрит это дерьмо, которое на городские экраны и не высовывают.

Немного не по порядку.
Работа в означенной точке закончилась, и эскадра двинулась ближе к экватору. Как бы не сглазить, но в акватории началось лето. Исчезли туманы и пронизывающие всепроникающей сыростью непрерывные ветра. Днём в небе солнце от восхода до заката, ночью луна и звёзды. Вчера, когда эскадра дала ход на юго-восток, при свете луны и всплесках волн от движущегося корабля, вода светилась разноцветными огоньками. Мириады живых существ, микроорганизмов, переворачивались в воде, взбудораженные стальным чудищем и излучали свечение сколь необычное взгляду жителя твёрдых равнин, столь и завораживающе красивое. Стайками носились над водой летающие рыбки, которые, конечно, летали не для наслаждения, а спасали свои жизни от естественных врагов. В блеске луны иногда были различимы стремительные кальмары.
Я так жаждал солнца, что в первые же два дня перекалился, не внял разуму и не пожалел себя. Кончилось тем, что сейчас бегу в бассейн, макнусь, и обратно в каюту. Сижу, не шевелясь, весь красненький, с натянутой прогоревшей кожей. Но особенно не жалею - ведь это жар солнца, которого я ждал и не видел полтора месяца.
Эскадра идёт вперёд. Хотя, где перёд, а где назад - кто его знает?! Впереди по курсу новый район стрельб, потом ещё дальше. И что нас ждёт "впереди" - неизвестно даже адмиралу. Но есть приятность оттого, что наконец-то вошли в боновую(6) зону и есть за что служить.

Из ремонта на Дальзаводе корабль вышел в отвратительнейшем внешнем виде. Что внутри – не знаю. Правда, главный механик, кап. П ранга сказал мне:
- Манька работает и ладно.
Белый пароход был серо-ржаво-грязным. Правда, на рейде Владивостока наш командир, расхохотался, увидев проходящий сухогруз, дымящий и потерявший даже признаки былой окраски: "Ха, ха! Ещё хуже, чем наш."
Из-за этого с самого начала плавания, ещё с Японского моря, на корабле стоит сплошной стучащий грохот. Матросы ежедневно колотят железом по железу, отбивают старую краску или её остатки, наносят грунтовку, что-то красят и сейчас наш корабль похож, где на пятнистого оленя, а где на зебру. Но всё больше становится загрунтованных мест, всё больше ровных белых пятен. Надо надеяться, что скоро белые пятна сольются в одно большое полотно, и не стыдно будет пройти мимо американца. А пока стучат. Пожалуй, когда стук прекратиться, будет чего-то не хватать.
На корабле восемь спасательных катеров. Один из них командирский. При мне спускали на воду два катера. Я так и понял, что на ходу только они и пошел осматривать остальные. Картина представилась не очень приятная, и подумалось, что Чумикану лучше будет не тонуть, чем мучиться со спасением команды. У трёх катеров оказались пробитыми днища; в годных катерах нет необходимых по уставу запасов первой необходимости: воды, пищи, медикаментов. Нет средств безмоторного передвижения, т.е. вёсел, мачты, паруса. Да, кстати по инструкции и спасаться - то фактически запрещено. Секретный документ требует перед покиданием корабля экипажем, сначала уничтожить документы и материальную часть, а потом уже начинать спасательные действия. Но чтобы уничтожить все системы, которыми напичкан любой из кораблей нашего соединения, надо уничтожить корабль, разнеся его по мелким частичкам. В общем, инструкция совершенно непригодная для случая, когда корабль пойдёт ко дну под влиянием мирной стихии. Как борются со стихией малые корабли эскадры - не знаю, не плавал. А как борется со стихией Чумикан, это я видел своими глазами и ощутил своими боками. Было это в походе на проведение госиспытаний. Чумикан вышел из Петропавловска - Камчатского в конце ноября. Пройдя мимо "Трёх братьев", корабль некоторое время шёл вдоль Курильской гряды, а потом повернул строго на юг и через пару суток вошёл в так называемые "ревущие сороковке широты". Мы, которые из НИИ, все шли в океан с опытной станцией для проведения натурных испытаний. Все жаждали штормов и ураганов. И когда на волнах стали появляться "барашки" и корабль начал покачиваться, восторгам не было конца. Даже небольшую выпивку устроили за первую качку. Мариинские острова были ещё далеко, когда метеослужба получила распечатку северной половины Тихого океана, снятую американским спутником и переданной американской службой для всех кораблей в акватории, которые были способны принять и распечатать эту информацию. На Чумикане такая аппаратура была. Мы шли на юг, а с востока на запад на пересечение с нашим маршрутом пёр ураган или тайфун. И по скорости его передвижения, и нашей скорости, встретиться Чумикан и тайфун должны были через сутки. Командир понимал лучше других, что это такое. Он развернул Чумикан на 90° и помчался на своих максимальных 19 узлах на запад, пытаясь убежать от урагана. Вечер прошёл мрачновато. Волны, как определяли моряки, были не больше 3-х баллов, но небо закрылось лиловыми тучами. Часов в 10-ть вечера я ушёл из кают – компании в свою каюту, что-то почитал на ночь и заснул под мягкое усыпляющее покачивание. Проснулся я от непонятного глухого удара, который раздался со стороны дверей. Потом раздался скрежет, голова моя покатилась вниз, а ноги поднялись выше головы. И одновременно глухой удар раздался у стола, который стоял привинченный, естественно к палубе, у изголовья. Через несколько секунд ноги опустились, голова поднялась, и снова раздался удар, но уже от двери. Включил прикроватную лампочку и… О, Боже! Небольшой сейф, стоявший под столом и весьма тяжёлый, стоял сейчас у двери. Но через мгновение почему-то, вдруг приподнялся и по дуге полетел к столу, задевая ребром мой рундук, на котором была постель, а я сам снова ухнулся головой вниз и задрал ноги. Разочка два-три я ещё качнулся вместе с летающим сейфом, пока не сообразил, что шторм, которого сухопутные обитатели равнин, так ждали, пришёл. Но что сейфы будут летать, об этом я не думал и факт такой меня насторожил. Убедившись, что на рундук сейф залететь пока не может, я снял телефонную трубку и набрал каюту Рустайлина. Тот сразу же поднял трубку.
- Ну, как? - только и спросил я. Георгий жил на этаж выше.
- Качает, ёлки – моталки.