Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Глава 5

слегка вздрогнул от неожиданности, не стоит подобный пустячок и секунды его драгоценного времени! Он невозмутимо продолжал:
    – Чтобы Агрес согласился лететь с нами и помогать, я обещал дать ему то, что он захочет, но он пока не сказал, что именно. Будем надеяться на его скромность.
   «Да уж! – подумал я,  – скромность – это здорово, но едва ли это его конёк! А что мы станем делать, если его запросы окажутся под стать его размерам? Коли так, я даже не представляю, чего может возжелать эта птичка! Может быть, стадо буйволов для лёгких утренних завтраков? Нет, всё же зря Дормидорф ввязался в это дело с Агресом, если что, то нас двоих ему и на полдник не хватит! Хотя, если взглянуть на дело с другой стороны, то заручившись поддержкой этакого грозного оружия, нам должно быть намного проще в достижении нашей, неведомой пока для меня, цели».
   А Дормидорф как ни в чём  не бывало объяснял:
    – Я говорил тебе, что с хищниками почти всегда можно договориться, но они хитрецы, большие выдумщики и затейники! А уж своего никогда не упустят. Зато Агрес один стоит многих: он силён, умён, и ему подчиняются многие другие птицы и звери, кто из страха, кто из уважения, а кто из-за всего помаленьку. Но я знаю точно одно – сильно повезёт тому, на чьей стороне он окажется. И плохо будет тому, против кого он пойдёт войной!  Кстати, забыл тебя предупредить! – дед, подняв указательный палец вверх, взглянул на меня исподлобья. Я насторожился, предчувствуя очередной подвох и неминуемую опасность для своего организма.
    – В плаще, который я тебе дал, один из карманов – с сюрпризом. Он находится слева вверху, внутри. Ты не пугайся, если найдёшь там то, что никогда не клал или потеряешь то, что положил.
   Я удивлённо посмотрел на него, но решил воздержаться от комментариев.
    – Зато этот плащ незаменим в походе. Он лёгок, прочен, удобен и в нём довольно много обычных карманов.
   Я всё понял. Дормидорф оставался верен себе, подвергая меня очередной неведомой опасности. На этот раз он практически всучил мне плащ, начинённый миной замедленного действия, которая рано или поздно, но всё равно сработает! Я же обязательно всё забуду и как-нибудь залезу в этот  развесёлый кармашек, а там гадюка или крокодил, или ещё чего-нибудь похлеще! Зашить его, что ли? А что – это мысль. Ладно, предъявлять претензии этому упрямцу бесполезно, с него всё как с гуся вода! «Ничего-ничего, будет и на моей улице праздник», – как частенько говаривает мой отец, тоже редкой души человек! Справедливое возмездие не заставит себя долго ждать, в этом можно не сомневаться. Не то чтобы я специально буду сидеть и думать: «а что бы мне такое каверзное сотворить?». Нет, я не такой, всё придумается и даже, может быть, сделается само по себе в самый нужный момент. У меня так всегда. Главное – не переборщить, не увлечься. Вот за этим обычно и надо следить в оба, когда моя улица будет праздновать!
   И мне сразу вспомнился мой младший братишка. В то далёкое время, когда он ещё был маленьким и пузатеньким сорванцом. Чудик ещё тот, надо сказать! Этот обормот имел одну особенность – чудным образом «выпускал пар». Делал он это довольно часто, по несколько раз на дню после того, как его кто-нибудь накажет, разозлит или удачно подшутит. Обычно, за редким исключением, вся ответственность за предоставление подобных услуг ложилась на меня. Эффектным образом ворвавшись в свои владения, он театрально сильно хлопал дверью и страшно вращал выпученными глазами, пускал ртом пузыри, показывая неизвестно кому, что он не на шутку возмущён и пребывает теперь в состоянии крайнего возбуждения! Сейчас его всем следует очень остерегаться, ведь он крайне опасен и за себя не ручается, а с его могуществом и страшной силой лучше никому не связываться лишний раз – только хуже будет! Затем, думая, что его никто не видит, он бормотал себе под нос угрозы, строил причудливые гримасы и принимал всевозможные величественные позы, любуясь при этом собой в отражении огромного лакированного, а потому и любимого шкафа. В такие моменты его невозможно было остановить, он угрожающе пыхтел, для пущей убедительности злобно шипел и, пугаясь самого себя, забавно басил с подвывом:
    – Ну-уа, я вам всем ещё устро-оюу! Подождите только! У-уо, я вам всем покажу-у ещё, уо… Вы у меня все ещё узнаете, где раки зимуют! Всем покажу кузькину мать! О-ох, ну, вы у меня и попляшите все-еа…! Все… У-уо! Попляшите у меня все без исключения! У-ух!
   Я в это самое время подглядывал за буйством его эмоциональной фантазии из какого-нибудь надёжного укрытия, давясь от смеха. Он метался перед полированной поверхностью шкафа, наслаждаясь собой до тех пор, пока я не выдерживал и не начинал смеяться в полный голос, ибо сдерживаться долго было невозможно, и сколько я не крепился, силы быстро заканчивались! Узрев меня, он оскорблено взмахивал походным плащом, которым ему обычно служила розовая фланелевая пелёнка, в былые времена предназначенная для покрытия его царственного тела, когда его величество изволило восседать на горшке-качалке. Но в данный-то момент это был походный плащ принца, завязанный замысловатым узелком у него на шее! Царская особа поспешно выбегала из комнаты, оскорблено и негодующе сверкнув на меня глазами, досадливо скрипя зубами и укоризненно шипя самое страшное и жуткое заклятие, которое должно было непременно разорвать меня изнутри или, по меньшей мере, вывернуть наизнанку. Но заклинание, на моё счастье, почему-то никогда не срабатывало.

   Мы летели некоторое время молча. Я предавался воспоминаниям детства, а Дормидорф сосредоточенно думал. Теперь, зная некоторые пристрастия и особенности коварного дедушки, меня терзали смутные подозрения: уж не мои ли воспоминания он пытался ловко подглядеть и нагло подслушать? Как это на него похоже! Ну да ладно!
   Как я уже говорил, на спине у Агреса могли легко разместиться ещё три человека и небольшой диванчик в придачу. Мы полулежали на животах, зарывшись между перьев в самый пух. На поверхности оставались только плечи и голова, но при желании легко можно было спрятаться всему, целиком и полностью, да ещё и перемещаться внутри. Так, наверное, должна себя чувствовать блоха или вошь, зарывшаяся в собачьей шерсти. Чтобы накрепко застрять в том месте, где нужно, вполне достаточно было растопырить ноги. Перья росли слоями, плотно ложась одно на другое, образовывая лёгкую и прочную броню. Я восхищался мощью и силой этой птички. Это было всё равно, что лететь на живом истребителе. Агрес величественно взмахивал крыльями, а остальное время просто парил в воздухе, ловко используя наиболее сильные восходящие потоки.
   Мы летели уже два часа или даже больше, когда начало помаленьку смеркаться. Прямо по курсу показались огни, по всей вероятности, небольшого городка. Оказалось, что нам именно туда и нужно. Агрес, плавно покачивая крыльями, осторожно и будто нехотя пошёл на посадку. Через некоторое время мы увидели опушку леса, а на ней множество пылающих костров. Какие-то тени сновали туда-сюда между шатров. Создавалось впечатление, что это место сбора великого войска. Со всех сторон появлялись и вновь исчезали разные существа, мягко выражаясь, довольно необычного вида, вырываемые из темноты дёргающимся светом ближайшего костра. Если бы мне когда-нибудь раньше вдруг довелось увидеть эдакое в простом нашем лесу, да ещё ночью, при свете костра, то – «привет родителям», как говорится! В такие моменты понимаешь, как прекрасна и дорога твоя тихая, спокойная, размеренная жизнь без лишних потрясений и неприятностей.
   Мы приземлились невдалеке и отпустили Агреса слегка «попастись» в округе, предварительно условившись, что он прилетит, как только услышит условный сигнал и не станет употреблять в пищу мирно разгуливающих вблизи лагеря животных. Сами же неспешно направились к лагерю.
    «Вот мы,  – подумал я, – и счастливо добрались до места!». А оказалось не совсем так, а точнее – совсем не так. Действительно, в письме вызывали деда явиться как можно скорее к месту сбора. Но в нем вовсе не объяснялось, что произошло и что от него, а вернее, от нас, потребуется в дальнейшем.
   Вопреки моим ожиданиям, мы не стали подходить ни к одному из костров и не зашли ни в одну из множества палаток, манящих к себе запахами пищи и приглушенными голосами, смехом и мягким светом, струящимся из-под приоткрытых пологов, словом, всем тем, чего мы были лишены последние несколько часов. Старина Дормидорф браво и уверенно вышагивал, чуть не чеканя шаг, видимо, направляясь к определённому месту. Я скромно семенил рядышком, раскрыв рот, то и дело спотыкаясь на ровном месте, заглядываясь на всё вокруг, кажущееся таким необычным, загадочным, манящим.
   Оказалось, в лагере у каждого свой очаг и шатёр со всем необходимым. Дед объяснил, что здесь испокон века так принято, чтобы с высоты птичьего полёта сразу было видно, кто прибыл, а кого ещё нет.
   Мы разожгли костёр в строго отведённом для нас месте и, кряхтя, расселись возле него, с наслаждением попивая горячий отвар, очень похожий на наш чай. Только дед заваривал его из каких-то расчудесных трав, собственноручно собранных в лесах и полях. Странно, что к нам никто не подходил, и мы никуда не отлучались. А вокруг то и дело разжигались всё новые костры. Дормидорф сказал, задумчиво потирая и разглаживая бороду:
    – Если и дальше люди будут прибывать в таком темпе, то очень скоро все будут в сборе и собрание состоится в ближайшее время. Тебе придётся остаться здесь одному. Не волнуйся, это ненадолго. Можешь пока пойти в шатёр и отдохнуть: вздремнуть или заняться изучением потайных карманов своего плаща. Может так случиться, что нам придётся отправляться в путь сразу по моему возвращению, а ты не привык так долго летать, ещё, чего доброго, заснёшь на лету и свалишься.
   Последнее он договорил с улыбкой, явно подшучивая. Но от усталости и выпитого чая мне и правда захотелось хоть немного вздремнуть. Подмешал он, что ли, туда чего-то сна творящего, чтоб я зря не околачивался без него по лагерю? И я, недолго думая, отправился в шатёр и завалился на боковую.
   В шатре было тихо и уютно, а на матрасе, набитом соломой, мягко и тепло. Приятно пахло дымком, травой и вокруг словно разлилось ощущение уверенного спокойствия. Я прилёг и задумался: где я был вчера, а где сегодня? Где окажусь завтра? У деда насыщенная событиями жизнь. А мы живём, топчась из года в год на одном месте. Лишь изредка пересиливаем себя, чтобы сделать какую-нибудь, в принципе, никчёмную мелочь, а потом долго вспоминаем и гордимся собой: «ах, какой я молодец, большое дело сделал! Нет, как не крути, а я на редкость трудолюбивый человек».  
   Так думал я, пока глаза сами собой не закрылись и я не начал проваливаться в блаженную страну сна, где говорящий лось снёс большое страусиное яйцо и всем хвастал об этом, предлагая потрогать.