Глава 6
НОВЫЕ ДРУЗЬЯ. ЗАДАНИЕ
Проснулся я оттого, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Действительность резким потоком ворвалась в моё дремавшее сознание. Этим кто-то, этим трясуном был, конечно же, радостный Дормидорф. А за ним находились ещё какие-то люди, оживлённо обсуждавшие, судя по всему, что-то очень важное, уж больно запальчиво и возбуждённо, как мне показалось спросонья, звучали их голоса. Да и сами голоса были необычными.
Оказывается, едва я провалился в небытие, усыплённый отваром, как деда вызвали к центральному шатру, как он и предполагал, где произошёл важный разговор, о котором мне, естественно, знать не полагалось. Вернулся Дормидорф уже не один, а с двумя странного вида помощниками, которые невообразимо голосили сейчас на улице возле костра.
Почему они показались мне странными? Начнём с того, что внешность этих людей диаметрально противоположно отличалась одна от другой, да и вели они себя не совсем обычно – оживлённо о чём-то спорили, причём с таким воодушевлением, будто от этого зависела, по меньшей мере, чья-то жизнь. Один был маленького роста, шустрый, резкий, словно детская неожиданность, и вместе с тем щупленький. Он обладал низким и звучным басовитым голосом, про такой ещё говорят: «Иерихонская труба!». Другой, напротив, высокий, не меньше двух метров роста, не толстый, но обладающий широкой костью и, по всему видать, врожденной силой. Стоило ему открыть рот, как всё впечатление портил его необычайно высокий, прямо-таки визгливый голосок.
Дормидорф коротко ввёл меня в курс дела:
– Мы получили задание. Похоже, скоро отбываем. Эти двое – наши помощники, чудные ребята, я их давно знаю, хоть и внешность у них не фонтан, но она, как известно, бывает обманчива. А это как раз такой случай! Именно с ними я обещал тебя познакомить. Видишь, выполняю своё обещание даже раньше, чем предполагал. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло! – глядя, как я продираю глаза и с трудом соображаю, что со мной и где я нахожусь, он продолжал, – выходи скорей знакомиться, хватит дрыхнуть! Ну ты и соня, оказывается!
Я неспешно вышел к костру, сонно щурясь на мерцающий свет:
– Дмитрий.
Спорщики переглянулись и приветливо улыбнулись мне. Первым представился тот, который большой и до смешного писклявый:
– Дорокорн.
А следом маленький и шустрый басом чуть ли не пропел, словно поп на песнопениях, желающий прихвастнуть нижним диапазоном голосины:
– Юриник.
У меня аж в ушах загудело и зачесалось! Да-а, разница была, как я уже имел удовольствие отметить, просто разительная. И если бы я не был так серьёзно настроен спросонья, то мне ужасно трудно было бы сдержать улыбку. А так ничего, вполне удалось сохранить серьёзность, даже особенно не напрягаясь при этом. Когда эта парочка молчала, то выглядели они солидно, смотрели надменно, особенно, как водится, гонористый щуплик. Но стоило услышать их голоса и увидеть манеру общаться, сразу так и подмывало улыбнуться. Мне долго пришлось привыкать к ним и крепиться, чтобы не рассмеяться. И даже сейчас я порой не могу сдержать улыбку, видя их, особенно вспоминая о том чудном времени, когда мы имели удовольствие впервые познакомиться.
Первое, что сделали эти двое, так это принялись ожесточенно спорить, обсуждая, когда нам лучше отправляться в дорогу. Мелкий и порывистый Юриник с небывалым напором и уверенностью в собственной правоте убеждал вылетать прямо сейчас, не медля ни минуты. Он считал, что чем быстрее – тем лучше, а отдохнуть можно и на рассвете.
– Быстрее – не значит лучше, глупая твоя голова! – кричал в ответ Дорокорн. – Сейчас не выспимся, на рассвете завалимся спать, полдня проспим, а в ночь опять лететь. Глупо, нерационально и алогично, батенька! Не лучше ли сейчас основательно отдохнуть и потом весь день лететь, а ночью уж как получится, смотря по самочувствию?
Дед, недослушав их, постановил:
– Ладно, решено: три часа на отдых и еду, а потом – выступаем.
Эта весёлая парочка, немало не расстроившись, направилась спать в шатёр. Я уже отдохнул, Дормидорф же был неутомим. Не знаю, откуда он черпал силы, видимо, обладал даром, который позволял ему за короткое время почти мгновенно расслабиться и таким образом быстро восстановиться. Я знавал и в своём мире подобных людей и всегда завидовал этому их умению. Да чего там далеко ходить! Моя любимая тётка учила своего сына, когда тот ещё только поступал в медицинский институт: «Да, тяжело! Потому тебе и надо учиться быстро расслабляться, когда есть такая возможность, и так же быстро сосредотачиваться! Тогда сделать сможешь лучше и больше! Учись, пока я жива!».
Мы с Дормидорфом уселись у костра и завели тихий разговор. Дед рассказал, что до них уже давно доходили слухи о племенах, живущих на окраинах. Будто бы там творится что-то неладное, вот мы и должны отправиться и выяснить, в чём дело. И не только выяснить, но и попытаться устранить причину. А для этого нам предстоит внедриться в одно из основных племён. Раньше информация об их жизни, передаваемая разведчиками и подтверждаемая животными, шла постоянно, а сейчас, как никогда, полная тишина. Доселе эти племена жили разрозненно, а теперь складывается впечатление, что кто-то их пытается объединить умелой рукой и привести к варварской цели. А чтобы посторонние не мешали, взял, да и перекрыл все возможные пути добычи сведений.
Закончил Дормидорф словами:
– Полная неизвестность, вакуум какой-то! Так не может продолжаться! Вот нам и поручено во всём хорошенько разобраться, досконально прояснить обстановку, так сказать.
Я озадаченно почесал затылок и спросил:
– А что за люди в этих племенах, совсем дикие или только наполовину?
Сам же про себя подумал: «А говорил ещё: «не спрашивай только меня о предстоящем деле», так я и знал, что сам всё расскажешь, как миленький, и нечего было зря напускать густой туман таинственности! Разведчики, внедриться! Что за шпионские страсти-мордасти?».
Дормидорф тем временем отвечал на заданный вопрос, всё же слегка покосившись на меня, пока я додумывал свои мысли:
– Внешне они практически такие же, как и мы, но их уровень интеллекта оставляет желать лучшего. Они живут удовлетворением животных потребностей, не заботясь о завтрашнем дне. А если о чём и заботятся, так только о себе и своих удовольствиях в будущем. Где живут, там и пачкают. У них есть законы, но даже их почти никто не выполняет. Если кого и наказывают за невыполнение, то не истинно виновных, а тех, кто под руку попадется, кого легче достать или тех, кто не может за себя постоять.
«Во как! – подумалось мне. – Ну, прямо в точку! Не в бровь, а в глаз! Про кого он мне тут рассказывает? Про таких-то недоумков и лишенцев я и сам могу ему столько понарассказывать, закачаешься!». Что-то уж больно знакомое сквозило в словах Дормидорфа. Я даже взглянул на него, не с намёком ли он говорит? Дормидорф был серьёзен и сосредоточен, как никогда. Он и бровью не повёл. Да-а, похоже, я там окажусь, как рыба в воде. Хотя кто эти племена разберёт? Вдруг они достигли небывалых вершин в упоительных и самоотверженных гнусностях и переплюнули в изощрённых пакостях своих продажных и бессовестных коллег из моего мира? Ведь чего только не бывает в жизни! И даже такое вполне возможно. Как всё же верно сказано – нет предела совершенству!
Как интересно получается, из другого мира всякой гадости проход закрыт, так она стала разрастаться и плодоносить прямо здесь! Плохому-то учить не надо, оно само себе дорогу всегда пробьёт или попросту всплывёт, как ему и положено по всем законам физики! Жизнь устроена на принципах равновесия добра и зла, кроме того, добро может быть одновременно и злом, как и зло добром.
Вот, пожалуйста, простой и до невозможности примитивный пример: врач спасает умирающего больного – казалось бы, это очень хорошо, безусловно, доброе дело. Ну, как же! Это его священный долг, по-другому он просто не может! Выполняет своё предназначение, свою работу! Так всегда рассуждают люди, боящиеся брать на себя ответственность разбираться в делах. Выполнил свой долг, сделал всё, что можно и – молодец-огурец, честь тебе и хвала, есть чем гордиться! А остальное не касается. Спасти жизнь нуждающемуся в исцелении больному – это и есть добро в самом чистом виде, плюс ещё и милосердие. Но тем самым лекарь обрекает спасённого пациента на дальнейшую жизнь со всеми её прелестями и недостатками. А ведь недостатков в жизни несоизмеримо больше, чем прелестей. Вот повезло! После этого счастливо исцелённый ещё, чего доброго, и до непредусмотренной бюджетом пенсии доживёт, зараза! В моём мире как к старикам, так и к детям отношение: не приведи в госпиталь. Да уж, если говорить о добре и зле, то одна старость чего стоит! Ведь тех, кто призвался её обеспечивать, тоже кто-то лечит и, к сожалению, с положительным результатом! Вот если бы лечили плохо, то не было бы столько нахлебников на душу населения, а так подобный пресловутый лекарь подтверждает своё звание безразличного глупца.
И такими парадоксами, если разобраться, вымощена вся жизнь, как мостовая булыжниками. Это я ещё не беру самый худший вариант: если спасённый человек окажется на редкость отвратным существом, воплощением мерзопакостности, и своей дальнейшей жизнедеятельностью принесёт окружающим немало горя и страданий. И где же здесь добро, а где зло, скажите на милость? Одно я знаю точно: ну, не может быть добром то, что творится теперь на свете, язык не поворачивается назвать это добром! Однако равновесие, обусловленное правом выбора, поддерживается всегда.
За разговорами время прошло незаметно. Мы с Дормидорфом одновременно повернулись к шатру, когда услышали там приглушённую возню и монотонно-недовольный бубнёж.
– Проснулись, друзья? С добрым утром! – поприветствовал Дормидорф вылезавших из шатра Дорокорна с Юриником.
– Какое ещё утро? Ночь на дворе, темень кромешная, хоть глаз Дорокорну коли! – раздался недовольный бас. И тут же, перебивая его, писклявый голос, не допускающий возражений, пафосно заявил:
– Не ночь, а раннее утро, ты глаза просто открыть позабыл, маленький глупыш!
От этих вопиюще наглых слов Юриник мгновенно проснулся окончательно и уже открыл рот, чтобы дать наглецу справедливый и заслуженный отпор, но дед предусмотрительно сменил тему разговора на предстоящие сборы. Предостерегающе подняв левую руку, он спросил:
– А каким образом вы прибыли на Опушку Сбора? Пробирались своим ходом через леса?
Юриник нехотя отвечал:
– Пришли с оказией, на оленях. Мы их отпустили, у них были дела в соседнем лесу. Если нам приспичит, то мы с лёгкостью кого-нибудь найдём, тем более олени не лучшее средство передвижения, больно уж тряские и медлительные. Да и ноги по земле волокутся и за пеньки цепляются… кое у кого.
Дорокорн стойко выслушал слова Юриника, хоть и видно было, что ему это далось нелегко. Он позволил себе лишь слегка поморщиться, словно от надоедливой зубной боли, не более того.
Агрес вполне мог выдержать нас четверых, но, посовещавшись, мы решили продолжить путь на двух птицах, чтобы он не так сильно уставал. Найти здесь
