IX
Финал вечера получился скучным, можно сказать, скомканным. Неожиданно замолчал магнитофон — что-то там заело, бешено завертелись бобины, и магнитофонная лента змейкой заструилась на пол. Кацман, как будущий инженер-электронщик, начал его чинить. Что-то открутил, что-то подвинтил, заправил ленту и нажал кнопку «пуск». Из динамика вырвался вздох, на задней панели засверкали искры, запахло паленой пластмассой, и в доме погас свет — перегорели пробки. Тесть грязно заматерился, зажег свечу и, обращаясь почему-то к Кузьме, спросил:
— Ну, что, дорогие гости, расходиться будем или еще погуляем?
Первыми, прихватив с собой асиных подружек и выпив с тестем «на посошок», ушли Кузьма с Пашей. Вскоре засобирались и асины подельники.
— Друзья у вас какие-то неправильные, — напутствовала их Ася. — Вадим симпатичный, но какой-то нерешительный. С ним каши не сваришь — выпил и уснул, как сурок. Про сексуально озабоченного Кузьму с «фокусником» Пашей я вообще говорить не хочу. Да и сами вы хороши: надулись как сычи — свадьбу с похоронами перепутали. А тебя, Миша, кто просил в магнитофоне копаться? Как я теперь отдам его соседям?
Кацман начал оправдываться, но Ася, сморщив красивый носик, категорично подвела итог:
— Недовольная я осталась нашей затеей, точнее не ею самой, а тем, как она была исполнена. Время потратили впустую, туалет разломали, хозяина в говне искупали, магнитофон спалили. Хорошо, что хоть дом не развалили.
X
Примчавшись в родную казарму, Вадим ворвался в каптерку, где инициаторы вчерашнего мероприятия мирно пили чай с вишневым варением.
— Ну, вы и сволочи!!!
Он размахнулся и что было сил ударил кулаком в лоб недоумевающего Крячко.
— Уже и пошутить нельзя! — обиженно вскричал Толик, потирая шишку. — Шуток ты что ли не понимаешь? Ася наша подруга из Киева — веселая девчонка, любительница розыгрышей. Она действительно учится в Харьковском авиационном институте, но к Севе не имеет никакого отношения. Скучно ей стало, и она решила повеселиться, организовав нечто вроде свадьбы. Нам с Мишей эта затея показалась симпатичной. Вот и повеселились.
— Ну и ну! А папа, дом, подруги?
— Мужик, что представлялся твоим тестем, — хозяин жилья, у которого она снимает комнату, а рыжая, что в тебя втюрилась, — его дальняя родственница.
Крячко приложил к деформированному лбу латунную солдатскую бляху.
— А ты-то чем, собственно, недоволен? Пил, ел, курил, танцевал, целовал красивую девушку, а теперь, вместо благодарности, руки распускаешь!
— Правильно ты говоришь, — поддержал его Кацман, — решать вопросы кулаками — последнее дело. Головой надо соображать. Отражу-ка я твое безобразное поведение в боевом листке: пусть общественность узнает твою гнилую сущность — ни за что, ни про что избил своего однокурсника.
Вадим молча вышел из каптерки, зашел в туалет — умылся, побрился. Нашел в сушилке чьи-то старые сапоги, начистил их до зеркального блеска, и пошел на занятия. «Истину говорил Паша: не связывайся ты с этими кацманами и крячками — непременно обведут вокруг носа, да еще в дураках выставят. Так оно и вышло».
XI
Пятнадцать лет спустя, уже боевым офицером, Вадим приехал в Харьков в командировку. Под вечер, выполнив задание, он с удовольствием прошелся пешком по Сумской улице от парка Горького до площади Тевелева. Полюбовался видом Благовещенской церкви и, спустившись вниз до Плетневского переулка, зашел в ресторан «Центральный», где когда-то они отмечали сданные экзамены.
Поднявшись на второй этаж, вошел в затемненный зал, присел за столик у окна и заказал подошедшему официанту бутылку сухого вина и легкую закуску. Звучала тихая мелодия, навевая воспоминания о прошедшей юности. За окном вечерело. Начал накрапывать теплый летний дождик.
Неожиданно его взгляд остановился на дальнем столике, где в полумраке сидела пара: мужчина в элегантном темно-сером костюме и дама в белом облегающем блейзере.
Сердце у Вадима екнуло, и ему стало как-то не по себе: «Ася!?». Его охватило давно забытое ощущение робости и нерешительности, а на лбу выступила легкая испарина. Он встал и как бы по делу прошелся по залу, исподволь всматриваясь в лица непринужденно беседующей парочки. Женщина, заметив движение, повернула голову в его сторону. Ее взгляд на долю секунды задержался на фигуре Вадима и равнодушно продолжил свой бег.
«Очень похожа, но не она, — облегченно и в то же время с сожалением вздохнул Вадим».
Круто развернувшись, он подошел к своему столику, не присаживаясь, выпил бокал вина, на ходу расплатился с официантом, вышел из ресторана и не спешно пошел вверх по Сумской.
Поднявшись до площади Тевелева, он обернулся в сторону сиявшего разноцветными фонариками ресторана, и тут в его памяти всплыли когда-то прочитанные строки:
"…не будь труслив, от робости не плачь:
Застенчивость в любви — причина неудач".
Застенчивость в любви — причина неудач".
И он, глядя на умытые дождем харьковские улицы, подумал: «Я боюсь риска, страшусь потерь, всегда стремлюсь к гарантированному результату, а такие, может быть, и пьют шампанское, но не выше третьего сорта, а уж королеву точно не целуют».
