Вы, господа, думаете, только убийцы могут быть сумасшедшими? Или же вконец двинутые люди, чьё безумие доказано десятками лет изучения этого феномена, поразившего всё человечество?
Да, вы правы, но лишь в одном: я уже давно сошёл с ума. Но только ли я? Нас много, куда больше, чем вы можете представить. В этот момент можете задуматься, попытаться вспомнить, скольких безумцев знаете лично, а о скольких слышали. Но кому из вас придёт в голову, что прямо сейчас, в этот самый момент, размышляя о сумасшедших, вы сами сходите с ума, как сходили с него от момента рождения?
Здесь всё происходит по одному сценарию. Погружаясь в пучину безумия, мы способны только на два выбора: выплеснуть его на окружающий мир и накачать его очередной дозой зла или же запереть всё внутри души, обрекая самого себя на медленное гниение изнутри. Мы даже чувствуем этот затхлый запах собственного мяса, покрывающегося сначала белёсой кожицей плесени, а затем начинающего чернеть – обращающегося в тот самый цвет, в который отныне выкрашена наша жизнь.
И пусть не говорим, мы все знаем, сколько осталось до момента, когда нас разорвёт. Словно судьба, зачитав приговор, берётся за пытки, а потом подводит к дыбе, и тогда наступает конец.
Нас разбирают на части.
Вот тело, лежит неподвижно, исковерканное агонией, всяк боится к нему подойти, потому что страх перед произошедшим, страх за себя самого, страх, что эта зараза может перейти и к ним... Он сильнее всякого милосердия.
Вот душа, она уже вспорхнула вверх и смотрит из-под небес, возможно, с удивлением или озадаченно, но хотелось бы верить, что с облегчением. В кругу безумия она – единственное, чего не может коснуться гниль сумасшествия, и каково же ей приходится, запертой среди оживших кошмаров разума. Ни один ужас реальности не сравнится с тем, что творится под черепной коробкой, здесь всё сильнее, всё отчётливее. А ощущения... Ах, эти ощущения! Они куда ярче, чем можно прочувствовать во внешнем мире, и порой чудится, что и куда реальнее.
Вот разум - обитель, откуда начали тянуться склизкие щупальца психического расстройства, приведшего к печальному финалу. В каждом из нас заронено это зерно, и оно прорастает – в ком-то больше, в ком-то меньше. Когда-то его называли семенем Сатаны, и порой кажется, это единственно верное объяснение. Стоит дать ему вырасти, его ствол унесётся под самые облака, совсем как в той детской сказке, и будет оттуда кричать: Я вознесу тебя к небесам, иди ко мне! Но наверху лишь призрачный туман облаков, от которого ветви становятся мокрыми и скользкими. Долго тут не удержаться - мы падаем вниз, подобно Икару, и под нами разверзается бездна.
Это всех ждёт, можно даже не сомневаться. Думаете, вы сильнее? Как бы не так! Поголовно все сходят ума, не выдерживают напряжения, рождённого внешним миром. Пусть по-своему, пусть даже и незаметно для окружающих, но вы все погрузитесь в пучину безумия. Кто-то попытается найти спасение в работе, в развлечениях, даже в вере – что сама по себе есть самый явный признак сумасшествия. Разве разум человека, придумавшего Ад, не был безумен? Это его кошмары, и они самые сильные, ведь только им удалось захватить целый мир. Вот оно, настоящее всевластье, вот он, истинный король мира, суть которого – Господь Бог! Он породил самые страшные ужасы в головах миллионов, и они царствуют уже не одну сотню лет.
Смейтесь, смейтесь, господа! Это действо, прозванное лучшим лекарством, на самом деле самообман – пилюля с плацебо. Я ведь тоже когда-то смеялся, хохотал до колик в животе, но меня это не спасло, как не спасло миллионы поколений, живших до нас.
Всё началось с сомнений.
Кто из вас не подвержен им? Ну же, вскиньте вверх руку! Я хочу видеть лес рук – подтверждение моей ошибки! Но среди толп не поднимется ни одна. Кто не сомневался? Правитель, беспрестанно утверждающий, что действуешь во имя блага собственного народа, разве не думал ты: правильно ли я поступаю, будет ли им лучше? Солдат, сражающийся во имя своей страны и знающий, что твоё дело правое, разве не размышлял ты над тем, что война сама по себе дикая ошибка? Священник, истово верящий в Него, разве не приходила к тебе мысль: а вдруг Его нет? И если вы сейчас скажете, что столь глобальные сомнения мучают далеко не каждого, я отвечу: а кто сказал, что безумие должно быть глобальным? Что будет завтра? Ты проснёшься утром или задохнёшься глубокой ночью? Никому не приходила эта мысль? Сама по себе – сомнение. Идёшь и размышляешь, удачным будет день или нет. Можешь знать, что удачным, но страх сомнения лезет в мысли, и вот уже начинаешь думать, как поступишь, если всё обернётся плохо. Это везде, даже когда ты просто бреешься. Невольно придёт мысль: а что, если? И вот уже разум рисует картину. Лёгкими мазками он наносит линии, и перед глазами появляется история ваших же собственных похорон. Вы все сомневаетесь в жизни, но никто не думает сомневаться в смерти.
Всё начинается именно так. А потом наступает момент отрицания. Тут-то на помощь и приходит смех, он будто развевает сомнения и делает жизнь несколько проще. С ним вообще всё выглядит куда проще, только вот мало кто задумывается: кем эта пилюля преподнесена больному разуму. С чьих рук вы её принимаете?
Я прошёл все стадии.
Момент зарождения был самым простым, и если вы думаете, что для всех он столь же лёгкий, вы не видели самоубийц. Они – самые нормальные среди нас. Их разум ещё не безумен, нет, хоть удавитесь, отрицая эти слова. Зерно только начинает прорастать, и единственное их отличие – они не принимают пилюлю и полностью осознают происходящее. Они видят безумие так, будто стоят рядом с ним. Знают, что разницы между жизнью и смертью вообще никакой нет – это просто портал из одного мира в другой. Тут ты живешь, сходишь с ума и умираешь. А покончи с жизнью здесь, и перенесёшься в иное место, где всё будет в точности так же. Там тоже начнёшь жизнь, потом опять же сойдёшь с ума и снова – портал. Бесконечность, которая в один момент могла бы свести с ума целую вселенную, если бы не забытье. Они просто скачут по мирам в поисках лучшего места, и даже если ошибутся, какое это может иметь значение? Им ничего не стоит совершить этот прыжок снова. И их разум никогда не поддастся безумию, ведь они видят своего противника и успевают ускользнуть прежде, чем ростки этого древа вопьются в их разум своими корнями. Но их стадия зарождения всегда самая страшная.
Когда корни безумия начали произрастать, приходит стадия роста. Большинство переживает её внутри себя, но кто-то предпочитает изливать всё окружающим. Я бы боялся таких людей, если бы не осознавал собственного сумасшествия. Разве можно заразить чумой человека уже больного ею? Мы создаём собственный город, в котором есть только мы, больные и брошенные на произвол, ждущие лишь одного – финала. Но не смеющие придти к нему самостоятельно. В этом наша слабость. В этом сила безумия.
И вот – момент истины. Момент осознания. И когда перед вами встанет этот пресловутый выбор, большинство предпочтёт запереться внутри себя, чтобы хотя бы отдалённо походить на здорового человека. Вы даже начинаете верить в собственный обман, потому что живёте с ним всю свою жизнь, и только по ночам, когда остаётесь наедине со своим разумом, понимаете степень собственного сумасшествия. Здесь вас мучают кошмары, рождённые воспалённым мозгом, вы просыпаетесь с криками в холодном поту и пытаетесь найти спасение в забытьи, пьете пилюли одну за другой и, несмотря на это, знаете: опухоль растёт. Не хотите верить в это, но знаете. Тяжело и грустно. Смертельно опасно. Но кто из нас в преддверии смерти не совершал ошибок? Внешне вы будете пылать здоровьем, но сгниете изнутри, и безумие всё равно разделит вашу суть на три частицы. Отделит ненужное от желаемого.
Редкие личности избирают путь иной. Увидев пред собой двери Ада, они хватаются за всякого, кто подойдёт слишком близко, и пытаются закрыться ими от опасности. Низко и грубо, но во имя спасения своей жизни кто из нас не пожелает пожертвовать ближним? Единицы, и они никогда не изберут подобный путь. Жизнь таких безумцев щедра на события и славу. О них говорят, их имена звучат даже спустя тысячи лет. Скольких они обрекли на смерть! Величайшие правители, лучшие полководцы, святейшие отцы – каждый, от чьего имени начинались войны, открыто или тайно. Всё во имя блага! Всё во имя богатств! Всё во имя веры! Их лозунги звучат сквозь само время, но в каждом из них слышится: всё во имя безумия. Честность им не к лицу, честность способна погубить их, ведь в мире ценится здоровый разум, пусть даже им никто не обладает.
Среди всей этой братии честны только мы, истинные убийцы. Кому из нас придёт в голову утверждать, что мы здоровы? Ха! Мы все больны, господа, все больны, и рады такой участи, ведь именно она сделала нас свободными! Мы не скрываемся под масками благочестия, не лжём ни миру, ни даже самим себе и принимаем своё сумасшествие таким, как оно есть. У нас один господин. Безумие, которое порождает в умах то, чего боитесь вы – пытки и смерти. Оно властвует и вами, ведь вам тоже нравится всё это, разве что с той разницей, что вы любите смотреть, а мы – творить. Вечный симбиоз художников и поклонников. Кистями сумасшествия мы рисуем прекрасные картины, берём краски чужих тел и облекаем их в творение искусства на коже этого мира, выставляя напоказ всё, чем гордимся. А вы смотрите и рукоплещете, кто-то открыто, восхваляя, кто-то тайно, пытаясь осудить. И обрекаете нас на вечную славу. На вечную жизнь! Мы будем жить в этом мире, даже когда уйдём в следующий, с вашей помощью или без неё. Забудется всё добро, до этого безумию нет дела, его не интересует благо, но никогда в памяти не угаснут скульптуры из крови и плоти, и имена наши всегда будут на устах.
А сейчас смеюсь я, господа, и смех мой вовсе не походит на ваш. Да, так смеются настоящие безумцы, но мне чертовски нравится мой смех, и я рад делиться им с вами, потому что это единственное выражение чистой радости – в ней нет пилюли. И мой хохот прорывает само пространство и время, сквозь которые звучат и слова, полные живой иронии: психа судят психи.
