ли всерьёз, то ли в пику признанию, - был бы ты постарше.
- Согласен, - немедленно отреагировал претендент, - я ещё постарею.
Маша опять рассмеялась.
- Не догонишь.
- Я постараюсь.
Но тут в их, ни к чему не обязывающий комплиментарный трёп, диссонансом вмешался визгливый голос Петровны:
- Ты где? Куда подевался, чертяка?
После обильного обеда, изрядно переварив его в полудённой дрёме, Маша бесцельно послонялась по дому и, не найдя чем себя занять, решила заняться женским хобби – постирушкой, устроившись во дворе, откуда можно было и наблюдать за кровельщиком. А чтобы не смущать работягу, напялила купальник, закрытый спереди, зато почти совсем открытый сзади. Купальник был цвета морской волны с вертикальными полосами по бокам, подчёркивающими стройность фигуры, даже если она давно потеряна. Всовываясь в пляжный скафандр, не преминула, вертясь по-девичьи, посмотреться в зеркало, отметив, что зад вроде бы раздался, сплющенный постоянным сиденьем, титьки чрезмерно выперли и обвисли, зато брюха почти нет, и талия хорошо очерчена – что значит не рожать. В общем, особо похвастать нечем, но и огорчаться не из-за чего, тем более что ему нравится, раз пялится непрерывно. Довольная собой, улыбнулась себе, подмигнула и вышла во двор под солнышко, лёгкий ласкающий ветерок и прерывистый стук молотка по железу. Парень всё ещё молотил с той стороны крыши. А жаль! Не торопясь, приготовила воду, тщательно протёрла в мыльной пене бикини, уместившиеся в обе ладони, выстирала ещё кое-что, о чём не стоит упоминать, нашла грязное бельё бабки и тоже обновила. А он всё ещё на той стороне. Было жарко и душно, новенький светлый купальник, заготовленный для лазурных вод Красного моря, некрасиво покрылся тёмными потными пятнами, впору и его стирать, а тот всё ещё не появился на этой стороне. Прополоскала, отжала, развесила и уж было отчаялась дождаться зрителя, как он, наконец-то, выполз на конёк.
- Живой? Не изжарился? – спросила с лёгкой насмешкой, досадуя, что пришлось долго ждать.
- Да нет, - успокоил чертяка с заметно покрасневшей шкурой. – Подвялился малость. А у вас классный купальник, - дождалась она, наконец, желаемого.
- А содержимое? – засмеялась негромко.
- Слов нет! – заржавленный парень совсем перебрался на эту сторону и, заглядываясь на содержимое в обёртке, чуть не заскользил вниз.
- Э-эй! – закричала она испуганно. – Тормози!
- Ложная тревога, - успокоил верхолаз, спускаясь ниже, ближе к ней, и тормозя задом, защищённым грязными шортами. – А что, здесь есть, где можно макнуться с головой?
- В Греции всё есть, - обрадовала аборигенша. – За околицей пруд, и вода в нём хотя и мутная, в зелени, но чистая, иначе бы не водились жирнющие пиявки, лягушки и караси. Закончишь стукотню, заходи, отведу, - и, повернувшись к нему оголённой до ягодиц спиной, хотела уйти в дом, но вспомнила: - Слушай, а как тебя зовут-то?
- Владик, - ответил здоровяк.
- Как, как? – переспросила Маша, удивлённо подняв брови и весело заблестев широко открытыми глазами.
- Ну, Вла-дик, - повторил он неуверенно, недоумённо уставившись на развеселившуюся неизвестно чему соседку.
- Ой, господи! – рассмеялась она. – Владик! Надо же! Ты что, дитяти сопливое? Вла-дик! – рассмеялась громче. – Кто ж тебя так зовёт?
Увалень с детской кличкой пожал мощными плечами.
- Да все. И мама.
- А-а, - протянула насмешница, уняв обидный смех, - понятно. – «Точно – маменькин сынок, полностью, с макушкой». – А отец? – Сынок опять ушёл от ответа. «Ясненько окончательно – бати нет». – Ну, так и быть – заходи, когда настукаешься, сведу на местную мойку, - и ушла в дом, а там заметалась из угла в угол, неприкаянно хватаясь то за одно, то за другое и матеря себя за то, что всё же клеится к парню, сама не желая того. «Что я», - злилась, - «в конце концов, навязываюсь в опекунши лоботрясу? Не хватало ещё помыть его в местной луже!» Она невольно рассмеялась, представив, как это получится. «Да провались ты пропадом, половник недоделанный! Выведу на улицу, махну рукой, и пусть сам телепает, не заблудится, негде». И облегчённо вздохнула. «Скорей бы уж заявился, трюфель недозрелый! Пойду в этом купальнике. Хорошо, что есть сзади молния». Изогнувшись, кое-как подняла её, наглухо закрыв совсем ещё молодую и привлекательную ложбинку, ровно протянувшуюся от поясницы до шеи. «Вот так! Нечего пялиться масляными зенками!» Заодно внимательно осмотрела в зеркале довольно симпатичную физиомордию не совсем ещё увядшей «мадамы» - так у них в деревне кличут заезжих городских баб, не пригодных для хозяйственной работы. «А ничего! Волосья густые и не секутся, не испорченные химией, кожа свежая и почти без морщин, если не приглядываться, глаза вот только подкачали: наглые, бесстыжие! Чё вылупилась-то? В няньки вяжешься? Доиграешься, как тебя предупреждали». Что надеть-то: платье или джинсы? Лучшее лёгкое платьице, оно у неё есть, приготовлено для вечерних променадов на турецко-египетских пляжах – скромненькое, в меру открытое и до колен. Колени-то у неё тоже дай бог любой молодухе: предложишь потрогать – ни один не откажется. Да и ножки-стройняжки – залюбуешься, пусть глядит, а остальное додумает, видел же! «Ну, где он там!» Нетерпеливо выглянула в окно, высунувшись по пояс. «Стучит, подлец! Работящий мальчик, обязательный, редкий экземпляр среди нынешней пивной братии, ни в грош не ставящей женские запросы».
- Ба, - вышла в кухню к бабке, занятой приготовлением нехитрого ужина. – Тебе помочь? А то соседа на пруд поведу.
- Давай, - разрешила хозяйка, не отвлекаясь от шипящих на широкой сковороде блинов. – В этой комбинашке, что ль? – мельком окинула критическим взглядом переросшую внучку в закрытом купальнике.
- А то! – задорно ответила та. – В этой. А сверху надену платье ситечное, ты видела, что в цветах.
Бабка шмыгнула носом.
- У тебя в нём обе титьки наружу, заглядится студент, утопнет.
Маша рассмеялась.
- Ничего, я его на глубину не пущу.
- Смотри, не очень-то хватайся, - заулыбалась и старая, - а то неизвестно, кто за кого хвататься будет.
- Да ну тебя, охальницу! – отмахнулась чуть порозовевшая «мадама», - чё придумываешь-то опять?
- Ладно, ладно, - примирительно пробормотала кухарка, снимая подрумянившиеся блинчики, уж высящиеся аппетитной горкой на широкой тарелке. – Приводи на ужин, сметаны свежей добыла, небось, понравится.
- Небось, - согласилась внучка и оправдалась: - Сам на пруд напросился.
- А ты и рада, - попеняла бабуля.
- Что ж мне, отказать надо было мальцу?
- Своих заводи, давно пора, - проворчала сердито старая.
- А когда? – почти плача, выкрикнула внучка. – Нарожать и тебе на шею повесить, так что ли? – Бабка смолчала, не очень надеясь на свою старую шею. – И вообще, - задавила внучка слёзы, нежно обняв старую сзади, - чужие-то лучше, - и ушла к себе в комнату, стараясь забыть, задавить неприятный разговор на тоскливую тему. «Всё», - решила, - «пусть один идёт. Тут тебе не Египет, чтобы мужики с бабами вместе барахтались». Плюхнулась на кровать и принялась за чтиво, прочитывая между строчек собственные нерадостные мысли о неудавшейся, в общем-то, половине жизни. Так, перебегая от книжных мыслей к своим и обратно, чуть было не заснула.
- Можно?
«Наконец-то!»
- Раньше не мог? – Посмотрела в окно: солнце уже наткнулось на неровные зазубрины далёкого ельника.
- Не мог: надо было закончить с той стороны, а то вдруг дождь соберётся, - объяснил задержку.
«Вишь ты! Какой хозяйственный! А я тут жди? Охломон!»
- Что в сумке-то?
Распахнув сумку, показал:
- Мыло, мочалка, сменное бельё.
- Ладно, ничего не забыл, потопали. Погодь, только платье натяну, - и натянула, не стесняясь, через голову, огладилась по бокам. – Ничего?
- Блеск! – улыбнулось взрослое дитяти, одетое всё в тот же спортивный костюм.
- Двигай, грязнуля!
Когда проходили мимо дома, лавочку перед которым плотно засели деревенские клуши, одна из них выкрикнула с ехидцей:
- Машка, куда волокёшь мальца, в кусты, что ль? – и все подруги понимающе заулыбались.
Маша знала этот безобидный ядрёный деревенский трёп и потому ответила задорно, тоже улыбаясь:
- Не, на пруд, мыть буду, замурзился с головы до пят, чертёнок.
- Гляди, хорошенько три, особливо одно место, - посоветовала допытчица, а все подруги поддержали её, засмеявшись в голос и заколыхавшись тучными телами, а одна из них докрикнула сквозь счастливый смех:
- Можа, помочь? – и все загоготали, радуясь непредвиденной и редкой радости.
- Справлюсь, - отказалась Маша, весело взглянув на порозовевшее лицо мальца, не привычного к грубым деревенским откровениям.
До акватории надо было пылить минут 20, отмахиваясь от назойливых свирепых паутов. Когда дошли, солнце уже ополовинилось, изрезанное вершинами елей, лёгкий ветерок стих, зелень успокоилась, готовясь к прохладному сну, а темнолюбивые твари приготовились к активной жизни. Особенно старались лягушки и комары. Берега приличного по размерам пруда густо заросли ивняком, склонившимся к живительной влаге, словно изготовившийся к прыжку ныряльщик, а рядом рдела бузина и чернела чёртова ягода, перемежаемые можжевельником, чахлой кустарниковой жёлтой акацией и ольшаником, и ни одного деревца, давно исчезнувших в деревенских печах.
Она повела его на дальний край, где и кущи были погуще, и чужой любопытный глаз не усмотрит. Да и подглядывать-то некому: старики давно завязали с водными процедурами, а ссыльные малявки страсть как боялись лягушек и, особенно, толстенных пиявок. Так что единственными постоянными обитателями водоёма были деревенские гуси и утки, облюбовавшие ближний к деревне край, да немногочисленные, ещё сохранившиеся, коровы, приходившие с выпаса попить да утопить цепких паутов. Сейчас рогатые ещё насыщались на дальнем пожухлом лугу, поблёскивая спинами и боками в рыжих и белых пятнах, а ожиревшие домашние птицы, тщетно взмахивая ослабевшими крыльями, напрасно готовились к осеннему отлёту, который закончится для них в утеплённых птичниках.
Притопали на небольшую поляну, окружённую с трёх сторон кустарником, с относительно пологим спуском к воде, правда, изуродованным парнокопытными, но зато с водной поверхностью, свободной от ряски, широким ожерельем напиравшей на берега по всей окружности пруда. Жестянщик, не ожидая разрешения, прытко скинул спортивник и, оставшись в синих стильных плавках, смело пошёл в неизведанную купель.
- Э-эй! – предостерегла заботливая опекунша. – Дно илистое, там полно сучков и веток, осторожно, а то наколешься. – Но нетерпеливый и непослушный подопечный уже буром врезался в воду и погрёб от берега. – Плавать-то умеешь? – закричала она вслед для профилактики. Он повернулся на спину.
- Маленько.
- Ну, тогда крепче держись за воду, - посоветовала. – Я спасать не буду.
- Спасибо, - поблагодарил пловец, перевернулся и сильным брассом поплыл на середину пруда, а она, поглядев вслед, осторожно влезла в воду по грудь и поплавала, тяжко отдуваясь, недалеко от берега собачьим кролем.
Когда вылезла, он неподвижно лежал на спине на середине пруда, послушно держась за воду. Подрагивая от холодной воды, оглядела себя на предмет кровососущих, потом ушла за кусты, сняла и тщательно выжала купальник, надела и облегчённо вздохнула. «Больше не
