Арсений только что успел забыться тяжелым сном, как прозвучала резкая команда: "Смена, подъем! Выходи, строиться!" Он ошалело вскочил и спросонок зашарил руками по сторонам. Ему дали пинка, кто-то злобно толкнул, и Арсений окончательно проснулся. Тяжело в девятнадцать лет спать урывками.
Он метнулся к пирамиде, но место, где должен был стоять его автомат, было пусто.
— Кто взял мой автомат? — зарычал Арсений. Он страшно не любил, когда хватают не свое оружие. Что за детский сад!
— На, вот, не твой? — с досадой сказал архангельский мужик Скородумов, которого все звали Скородубов, потому что был он слегка как бы заторможенный, дубоватый, и соображал туго. — Разошелся тоже: мой, не мой!
— А ты не хватай чужое! — огрызнулся не выспавшийся Арсений. — Трудно, что ли, номер свой запомнить, Скородубов!
— Щас дам такого скородубова – не обрадуешься!
— Да, ладно тебе, — примирительно сказал Арсений, и добавил: — Скородубов!..
— Выходи, строиться! — раздалась резкая команда, и караульные, застегивая на ходу шинели, посыпался с крыльца на плац. На улице было холодно, и не просто холодно, а очень холодно, Арсений почувствовал, как морозный воздух обжег лицо и перехватил дыхание, и шинель сразу промерзла насквозь и задубела. Хорошо, что на ногах были валенки, а то бы пришлось туго, подумал Арсений, становясь в строй и выравнивая шеренгу по груди третьего
Из караульного помещения, прикрывая перчаткой одно ухо, вышел капитан Матвейчук. Подошел к шеренге, оглядел солдат и сказал, вместо положенного в таких случаях инструктажа:
— Мороз крепчает! — потер ухо перчаткой и взялся тереть другое. — Мороз крепчает, а на посты идти надо. Смотрите, если что, сразу сообщайте начкару. Заменим, если кто замерзнет.
Снег в эту морозную ночь скрипел под валенками особенно громко. Караул прошел строем через КП, обогнул сопку и стал подниматься в гору, туда, где располагался парк боевых машин. Там, в длинных кирпичных боксах стояли "на консервации" танки, там, в парке, была кочегарка, о чем свидетельствовал сизый дым, который поднимался ровным опрокинутым конусом прямо в черное, усыпанное бриллиантами звезд небо. А по другую сторону парка, в глухом лесу, располагался пост номер два, склад боеприпасов, на котором и предстояло Арсению нести службу.
Обычно, на пост номер два ночью никто не ходил. Караул заходил в парк, очередной часовой принимал пост и сразу, не дождавшись ухода смены, бежал греться в кочегарку, и к нему присоединялся караульный поста номер два. А смена, довольная тем, что не надо тащиться в лес в такой мороз, быстро уходила восвояси.
В кочегарке были приготовлены полати, и на них в ворохе тряпья и спали часовые. Или же коротали время с кочегаром, вольнонаемным местным мужиком, который знал массу анекдотов, а пуще всего любил рассказывать "про баб". И таким, судя по рассказам, был этот невзрачный мужичишка львом!..
Смена вошла не территорию парка и, громко скрипя снегом, прошла к кочегарке. Сменили часового, всклокоченный, заспанный караульный присоединился к пришедшим, за ним вышел и часовой с поста номер два, а вновь заступивший, это был Скородубов, поспешно исчез в дверях. Разводящий, младший сержант, глянул вопросительно на Арсения, но тот отвел взгляд в сторону, и озябшему разводящему ничего не осталось, как скомандовать сквозь зубы: "За мной, шагом марш!" Смена, кляня в душе упрямого Арсения, снова заскрипела снегом. «Выслуживается, хохлюра!» – зашипел кто-то злобно за спиной.
На посту было тихо, только изредка потрескивали от мороза сосны, и фонари под ржавыми конусообразными абажурами слегка качались и поскрипывали, хоть ветра и не было. Арсений не успел взяться за калитку, как смена развернулась и быстро пошла обратно. Холодно, замерзли ребята, с запоздалым сожалением подумал Арсений. Может, не стоило бы их тащить сюда?.. Остался бы, как все, в кочегарке. Тепло, уютно, пахнет горелым шлаком. Спал бы себе... Но остаться Арсений не мог. Стыдно было перед самим собой. Он ведь не пацан уже – солдат! И должен все тяготы службы нести достойно.
Он вошел на территорию поста, взял оставленный под грибком огромный и длинный, до пят, тулуп и накинул его на плечи, но теплее не стало, тулуп как следует вымерз. Делать нечего… Арсений завернулся в тулуп и зашагал по периметру поста. Он любил такие часы одиночества. Меряя периметр поста быстрыми шагами, он думал о доме, о родителях, о девушках… Он бегло глянул на заиндевевший ряд столбов с колючей проволокой, которые образовали своеобразный коридор, и вздрогнул от неожиданности. Два пролета проволоки чернели на фоне белого безмолвия. Кто мог стряхнуть изморозь?.. Ветра не было, звери здесь никогда не появлялись, птицы в такой мороз не летают. Он осторожно подошел ближе и присмотрелся. На молочно-голубом снегу явственно виднелись отпечатки сапог. Кто ходил? Мелькнула обнадеживающая мысль, что следы эти предыдущего караульного, но тот на посту не появлялся, Арсений сам видел, как он, заспанный, выкатился из кочегарки. Кто же ходил?
Неожиданно он почувствовал на себе чей-то взгляд. В этой лесной глуши, ночью?.. Арсений ощутил противный липкий страх, у него буквально мороз пробежал по коже, а в жилах заледенела кровь. Кто может здесь быть?.. Он резко огляделся по сторонам. Было тихо и спокойно, заиндевевшие сосны бросали на снег длинные тревожные тени, и чуть слышно поскрипывал абажур фонаря. Однако чувство страха не оставляло Арсения. Он буквально кожей ощущал чужое присутствие. Казалось, вот сзади приближается кто-то, и с минуты на минуту нападет, схватит за шею, повалит на снег... Кто знает, ведь на посту всю ночь никого не было, кто угодно мог забраться. Арсений резко поворачивался назад, но все было тихо и спокойно. Кто может тут быть? – успокаивал себя Арсений, но на душе было тревожно, и липкий противный страх прочно угнездился на спине. Арсений на всякий случай снял автомат с плеча и взял на изготовку.
Скрипнул снег, и Арсений увидел, как от столба отвалилась длинная и уродливая тень. Арсений обмер. Тень неспешно направилась к нему. Арсений почувствовал, как ноги стали ватными, в горле пересохло, и язык распух.
— Стой, кто идет! – строго, по-уставному сказал Арсений дрожащим голосом.
— Подойди сюда, военный, — хрипло сказала тень властным тоном.
— Стой, стрелять буду! – холодея от собственной решимости, крикнул Арсений, и резким движением передернул затвор. В морозной тиши четкий металлический лязг затвора прозвучал особенно громко и зловеще.
— Не дури, парень! — уверенным тоном сказала тень, — подойди ближе, ну! Три часа тебя тут ожидаю. Как вы службу несете!..
Арсений на миг растерялся. Мелькнула обнадеживающая мысль: проверяющий!.. Ну, кто еще может ходить возле поста в такую ночь, да в такой мороз, да еще и ждать три часа? Значит, надо действовать по уставу, но аккуратно, не наломать бы дров. Положить на снег, вызвать караул… Хотя, ночной гость мало походил на проверяющего, в его движениях, в его интонациях не было ничего военного, и какой-то внутренний голос подсказывал Арсению, что это не проверяющий..
— Стой, стрелять буду! — повторил Арсений, и, подняв ствол автомата, нажал на спусковой крючок. Автомат запрыгал в руках Арсения и дал короткую очередь вверх, отсчитав два патрона. Резко запахло пороховыми газами, и с веток осыпался сбитый выстрелами снег, и сами ветки, срезанные пулями, упали на искрящуюся снежную целину.
— Не дури, говорю! — еще строже сказала тень, наступая на Арсения.
— Стоять! — истерично заорал Арсений и снова нажал на спусковой крючок. Длинная очередь разрезала морозную тишину, с веток посыпался снег и сбитые шишки. И чуть только утихли отголоски автоматной очереди, как наступившую тишину снова с треском разорвал новый, невиданный доселе грохот, и Арсений ощутил сильный удар в правое плечо, резкая боль пронзила тело, и он почувствовал, как перед глазами поплыли столбы ограждения, заиндевевшие сосны и тяжелые от снежных шапок еловые ветви. К горлу подкатила тошнота. Рука повисла плетью, он понял, что может потерять сознание, и последним усилием воли поднял левой рукой автомат на уровень груди и, превозмогая боль, нажал на спуск. Автомат снова запрыгал в его руках, словно бы пытаясь вырваться, и причиняя Арсению неистовую боль. Арсений помутневшим взглядом увидел, как тень переломилась пополам и, немного помедлив, рухнула на снег.
И снова оглушительный грохот разорвал тишину, и Арсения ударило в грудь, и боль острыми иголками пронизала его тело. Похоже, стреляли из дробовика, догадался Арсений. Хорошо, что в тулупе, мелькнула мысль. Смерзшаяся овчина хоть немного задержала дробь. Он собрал последние силы, повернулся в сторону стрелявшего, и дал длинную очередь. Кто-то истошно завизжал, послышались испуганные крики:
— Не стреляй! Я сдаюсь.
— И я… — послышалось поспешное.
— Бросить оружие и подойти к ограде с поднятыми руками! — с трудом ворочая непослушным языком, приказал Арсений, и дал еще одну короткую очередь в сторону стрелявших.
Две длинные тени вылезли из-под огромной разлапистой ели и, торя в глубоком снегу тропу, направились к ограде поста. Метра за два от проволоки Арсений приказал им остановиться. Оба застыли с высоко поднятыми руками. Теперь надо было как-то сообщить в караульное помещение, начкару, вызвать подмогу, потому что Арсений чувствовал, как обволакивает туманом все вокруг, и сознание постепенно уходит от него. Он держался из последних сил, собрав свою волю в кулак, потому что понимал: стоит только на минуту потерять сознание, и нападавшие убегут. Или, чего доброго, перелезут через проволоку и добьют его. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что им нужно его оружие. Надо как-то дотянуться до телефона под грибком, но как? Да еще с перебитой рукой?.. Одна надежда, что в парке слышали выстрелы, и Скородубов вызовет караул. Если только он не спит в своей кочегарке.
Он сделал несколько шагов по направлению к «грибку», под которым висел телефон, и почувствовал, что ноги его не слушают и вот-вот готовы подломиться. И тогда он упадет, и… Он собрал последние силы и, превозмогая боль, превозмогая тошноту, и опираясь на автомат, как на костыль, с трудом добрался до «грибка». Перед глазами плыли радужные круги, тени нападавших расплывались вдали, и только одна мысль сверлила мозг: не упасть.
Он потянулся ослабевшей рукой к трубке, зацепил ее, она упала и повисла, раскачиваясь, на шнуре. Из телефонов сквозь шум в ушах послышался отдаленный голос начкара: «Алло! Алло! Начальник караула слушает! Что у тебя там стряслось?.. Пост номер два?» Не в силах поймать трубку, Арсений с трудом поднял автомат и дал очередь под ограждение, подняв фонтан снежной пыли. Услышат стрельбу, поймут, что здесь неладно… Он повел автоматом в сторону нападавших. Их силуэты расплывались на фоне темного леса.
— Парень, отпусти, — послышалось жалобное из-за ограды. — Слышь, солдат? Давай разойдемся по-хорошему, зачем тебе это надо?
— Стоять… — бормотал Арсений уже почти в бреду, — караул… нападение на пост… буду стрелять…
Ноги подломились, и он рухнул лицом в снег.
Где-то чуть слышно капала вода, пахло
