Всё утро мы с Матром зло и упорно продирались сквозь длинный и глубокий сырой распадок. Он тянулся километров на пять, а может и на все восемь, но мы сначала по наивности решили, что сможем преодолеть его за пару часов. Если бы мы знали, насколько мы были неправы, то, вне всякого сомнения, предпочли бы двигаться в обход по самому низу хребта. Утро было ярким и солнечным, но света Божьего мы всё равно не видели, яростно прокладывая путь топором и прикладами. Только изредка мелькали в выси крошечные кусочки голубого неба. Над нами нависали огромные пожелтевшие листья высокого, почти трёхметрового борщевика и не менее длинные стволы ведущего с ним борьбу за существование дудочника.
Утренняя роса, перетекающая по листьям ртутными бусинами, от каждого легкого движения стекала на наши головы, плечи и шеи. Через час ходьбы по этим таёжным джунглям мы промокли до нитки. И одежда, и рюкзаки так пропитались влагой, что в сапогах хлюпало не меньше, чем по литру воды, а с рукавов и волос сочились крошечные водопады. Наши рюкзаки стали вдвое, а то и втрое тяжелее. И когда мы, наконец, выбрались на первый выступ базальтовой гряды, наша одежда парила в лучах яркого солнца, как шкура у загнанных лошадей.
Если уж быть совсем честным, то обычно виновником таких промахов бывал я. Матр отлично ориентировался в тайге. Он мог выживать там месяцами и абсолютно не зависел от запасов еды в рюкзаке. Он с самого начала предлагал другой маршрут, но я не согласился. Он не умеет настаивать на своём мнении. Ему легче согласиться со мной и дать бессмысленный крюк в десяток километров, чем отстаивать свою точку зрения. Зато потом он не забудет с десяток раз повторять : «Ну что, орос? Ты думал, сойёт дурак? Вот теперь ходи, топчи свои городские ноги».
- Я не орос, - устало отбивался я, - я украинец.
- А какая разница? – меланхолично удивлялся Матр, - вы все круглоглазые для меня на одно лицо, - язвительно и наивно шутил он.
Промокло всё. Спички, патроны, спальные мешки, сухари в рюкзаках и сигареты в кармане у Матра. И мы поняли, что пока не просушимся, двигаться дальше - это просто самоубийство. Мы просто измотаем себя и не сможем к ночи добраться к намеченной точке маршрута. Благо солнце ярко светило, и тёплый ветерок продувал плоскость огромной каменной плиты, на которой мы и устроили привал. Матр развёл небольшой костёр, чтобы вскипятить по кружке чая. А я разобрал свой рюкзак для просушки, подставив тёплым лучам нехитрый запас еды и боеприпасов, и сам разделся до трусов, разложив свои вещи под безоблачным ясным небом. Сидел, подставив небесам своё усталое туловище, и любовался жестокими красотами окружающей природы.
Сидящий у едва тлеющего костра Матр представлял собой комичное зрелище. Маленький и большеголовый, он был похож на выросшее в горах дерево. Его кривые ноги и тонкие руки, казалось, сплошь состояли из тонких узлов мышц и суставов, покрытых коричневатой кожей. Сутулые плечи и впалая грудь делали его похожим на неожиданно постаревшего подростка, и жиденькая щетина на подбородке только усиливала это подозрение. Но всё это было только снаружи. Внутри же он представлял из себя цельный кусок металла. Я знал, насколько он рассудителен и вынослив. Под этой неприглядной внешностью наверняка скрывается духовный богатырь. Он даже где-то был бесконечно сентиментален. В общем, человеком он был вполне надёжным. Вот только не всегда понятным.
На его жилистой шее болтается сразу несколько серебряных цепочек. Толстых и тонких, с простыми круглыми кольцами и замысловато плетёных. Ну, никак не меньше десяти. Причём на всех цепочках разные кулончики. На одной - массивный православный крест, на другой мусульманский полумесяц, ещё там я вижу знак «инь и янь», серебряный колокольчик и небольшой двухсантиметровый настоящий череп змеи и даже крошечный монгедовид затерялся в матовом плетении.
- Неплохая у тебя коллекция, - говорю я Матру, когда он садится рядом со мной и суёт мне в руку кружку с крепко заваренным чаем. Держать в руках металлическую кружку с «живым» кипятком может только он, я же свою ставлю быстро на пол у своих ног. Матр усмехается, и, упёршись подбородком в свою грудь, скашивает вниз глаза, пытаясь рассмотреть все свои цепи и кулоны одновременно. Но у него ничего не получается и он тяжело вздыхает.
- Это не коллекция, это аркан для злых духов, - наконец произносит он, кривя губы от крепкого чифира.
- И как ты их ловишь, с расстояния или на живца? – тоже обжегшись ядовитым чифиром, спрашиваю я его.
- Так это я сам и живец. Приманка для них, - уже улыбается он. – Я же раньше, когда маленьким был, думал, что душа - это такая небольшая подушечка внутри груди, такая лёгкая, как пух одуванчика. А когда подрос, то понял, что душа - это почти весь человек. Она просто прикрыта волосами, кожей и мышцами, а внутри занимает почти все тело. Заберёшь душу, значит, заберёшь всего человека. А попасть в душу человека можно только через дырки в голове. Вот духи и ловят человека везде. Стоит только открыть рот, широко раскрыть глаза или развесить уши. Нырнёт, как в озеро, и уже внутри.
Вот меня они всегда искушают, почти каждую минуту. Увижу много денег: «Вот бы мне столько», - думаю я! Может, можно немножко взять, и никто не заметит? Может их кто-то потерял и уже забыл о них?
Или увижу бутылку водки – дай, думаю, выпью немного, я же взрослый мужик, что мне будет с одной стопки? Да и со стакана ничего не будет. А если и допью всю бутылку, тоже ничего не будет.
Или увижу красивую бабу – вот бы в постель с ней забраться, думаю. Снять с неё юбку, она такая горячая и белая! Сладкая вся! Чтобы она меня целовала и любила, и чтобы её муж не узнал. А если скажет, что я страшный, то денег ей дам, люби меня, хоть за деньги! Вот так думаю. Искушают злые духи, искушают! Да ты и сам знаешь, покажет тебе женщина ляжку, даже случайно, и всё, все мысли только об этом.
Всякие искушения у них, у этих духов есть. Вот один раз моя жена четыре раза за месяц выкупала моё ружьё. Карты проклятые, тоже сильное искушение. Сядешь играть, последнюю рубашку снимешь….
Особенно ночью духи сильны. В самую тёмную ночь, когда и луны на небе нет. Потому что они боятся луну. Предки говорили, что луна из серебра, а серебро хороший металл. Оно даже воду чистит. Сколько раз мне приходилось из бочаг воду пить. Такую воду даже зверь пить не станет, вся гнилая. А я цепочку туда брошу и через час уже можно пить. Ни разу ещё не заболел.
Вот и ношу на шее на всякий случай разные цепочки. Вдруг одна не поможет, может, тогда другая спасёт? Духи в голову заберутся, а дальше никак, серебро не пускает, на шее висит. Никак им не добраться до души. Вот так они и бесятся в голове, мысли всякие нехорошие предлагают. Они в башке крутятся, но главное – душа останется чистой!
Солнце в самом зените! На небе ни облака. Вокруг нас неровным кольцом бледнеющие вдали горы с крошечными белыми кляксами снега на вершинах.
Я на минуту отвлекаюсь созерцанием бескрайней вселенной, а когда поворачиваю голову, то вижу почти у самого своего лица ладонь Матра с висящей на узловатых пальцах цепочкой.
- Возьми, - говорит он, - вижу, что тебе это тоже сейчас надо.
- Зачем? – удивляюсь я, - вещь должно дорогая?
- Слышал я, что если человек стал задавать много вопросов, то его тоже стали духи терзать.
Цепочка длинная, старинная, видимо плетёная ещё каким-то местным умельцем. Её толстые витые кольца пропущены сквозь пустые глазницы змеиного черепа. От этого он представляется мне слепым. Сам череп уже пожелтел от времени и лаково блестит от частых прикосновений. Он покачивается у самого моего носа, я смотрю и мне кажется, что он мне улыбается...
© Copyright: Пилипенко Сергей Андреевич, 2014
