призывно пищать и паниковать. Поэтому ей уже было некогда томить меня взорами. Ей уже было не до тщательного умывания своей мордочки и усов и её шёлковая ранее серо-чёрная шерсть, неопрятно торчала взъерошенными клочками. Она быстро подбирала брошенную ей куриную косточку, кусочек хлеба или сыра и моментально исчезала в отверстии своей тесной квартирки. Через некоторое время выбиралась наружу и снова стреляла глазами в сторону металлического верстака со старинными тисками, который одновременно служил и моим обеденным столом.
Ну что тут поделать? Приходилось вынимать бутерброды, иногда оставляемые на вечер и раньше обычно достававшиеся воробьям и скармливать мамаше во имя беззаветной любви к детёнышу. Воробьи обижались.
Бабушка Путинчиха, однажды увидев крысу, смиренно просящую мзду за свою преданность в своём уголке, подпрыгнула с табуретки и страшно испугалась. Пришлось долго читать ей лекцию о всеобщем миролюбии живых созданий и несправедливости обвинений и предубеждений против них. Сойдясь в конце беседы на мнении, что самое жестокое и бешенное животное - это человек, мы выпили чая за согласие и расстались да вечера. Однако отойдя метров десять от дверей, она обернулась и произнесла:
- И всё же ты её убей, эту тварь, эти паскуды заразу всякую переносят и грязь…! Одна беда от них.
«Нет, - подумал я, - в моей теперешней кузнечной вселенной нет места никакой заразе. Раскалённый добела метал в моих руках и терпкий очищающий дым древесного угля в моей груди не позволят завестись в теле, ни чуме, ни плесени, ни грязи! Огонь и дым спасительны не только для тела, они благотворны и для мозга, ибо по-настоящему сильный всегда должен становиться и добрым! А копоть на лице не грязь, это просто особый знак принадлежности к касте огнеборцев. И я уже почти посвящен!»
Так потихоньку прошло почти два месяца. Крыса всё так же заботливо и с усердием клянчила лакомые кусочки для своего детёныша, и я всё поджидал, когда же она его выведет, чтобы познакомить с окружающим миром? Сколько же можно сидеть в душной темнице? Но он так и не появлялся. А Чува совсем похудела и сколь бы усердно я её не подкармливал, всё, что ей попадалось съестного, она стремительно утаскивала в свою логово. Я проэкспериментировал и дал ей парочку крупных кусков, не пролезающих в отверстие блока. Она их тщательно разгрызла, не проглотив при этом не крошки, и так же утащила внутрь жилья. Даже старые засохшие косточки, раньше валявшиеся в уголке среди колючих обрезков металла, были подчищены и переправлены в детскую комнату. Причём писк выросшего детёныша звучал всё настойчивей и требовательней. Порой мне хотелось заткнуть дыру чем-нибудь, чтобы не слышать этих панических криков. Он уже стал меня раздражать.
Как-то, когда он зашебуршал и застонал особенно настойчиво, я снова взял фонарик и наклонившись, посветил в отверстие. Открывшиеся зрелище удивило меня! Я ожидал увидеть какого-нибудь некрупного серого подростка, но вместо этого в норе оказался монстр, занимавший собой почти всю полость блока. Луч высветил туловище, превосходящее размерами всё, что я мог себе представить. В габаритах крысёныш превосходил свою родительницу раза в четыре, а может, и во все пять! Рядом с ним она выглядела мышкой. Теперь стала понятна и худоба Чувы и её вечная суета. Чем больше она его кормила, тем больше ему требовалось еды. Всё что она могла добыть, она приносила и скармливала своему единственному и наверняка очень любимому сыну. И тем самым загнала его в прочную ловушку. Этот непомерно раскормленный экземпляр уже никак не мог самостоятельно выбраться из своего логова. По той простой причине, что он уже не смог бы протиснуться во входное отверстие, его голова была в три раза больше.
В тот день я куда-то спешил, и мне некогда было долго удивляться и раздумывать о горькой участи этой семейки. Но придя на следующее утро и переодевшись, я взял с полки стальное зубило на длинной берёзовой рукояти, большой молоток, и зайдя на склад с обратной стороны стены, тремя ударами выломал большой кусок шлакоблока, полностью освобождающий узника из бетонной темницы. Жирный крыс испуганно вжался в стену своим огромным телом, с ненавистью в розовых глазах оскалил на меня свои огромные зубы, но не двинулся с места.
Я вышел со склада, плотно закрыв двери в переборке, но оставив открытыми двери на улицу, чтобы если возникнет желание, этот неприглядный отпрыск природы мог свободно прогуляться на все четыре стороны. Не держать же его теперь в моём огненном святилище!
Подбросил угля на горн и потихоньку занялся работой. Впереди меня ждал срочный заказ и мне некогда было отвлекаться на такие мелочи, тем более общаться с этим чудовищем у меня не было никакого желания. Выхватив из огня раскалённую сталь, я просто забыл обо всём. Весь день я плющил кувалдой, гнул в шаблонах, рубил зубилом, рехтовал, клепал, закалял и отпускал металл, пил крепко заваренный чай и остановился, только когда седые сумерки стали заполнять пространство прохладного вечера.
Выключив вытяжку, я вышел на улицу, чтобы подышать опьяняющим кислородом осени. Заходящее солнце чем-то напоминало сталь, погружающуюся в тёмную воду серых облаков. Рабочий фон в ушах постепенно утихал. Всё тише звучал в голове гул синего и оранжевого пламени, всё медленней шумела крыльчатка вытяжки, всё реже ухала кувалда и всё тише звенела натруженная наковальня. Только молоточки в ушах всё еще перестукивали по своему сердечный ритм, но уже всё спокойней и спокойней…. Скоро они утихнут и нахлынет звенящая тишина….
У боковой стены, привалившись к сырым кирпичам, лежала недвижимая тушка, ещё несколько часов назад бывшая единственным смыслом жизни маленькой крыски Чувы. На спине и на горле огромного мёртвого крыса была запёкшаяся кровь и явственно видны следы крысиных зубов. Его, только что вышедшего на слабых ногах и первый раз увидевшего небо, наверняка тут же задушил взрослый самец, чтобы не делить территорию с внезапно и ниоткуда взявшимся конкурентом. Наверняка это был какой нибудь новый претендент на тело Чувы. У неё снова начинался брачный период. Сама она сидела в полуметре от уже окоченевшего тела и чистила своими когтистыми лапками свою острую мордочку с маленькими белёсыми усиками.
Бабка Путинцева вечером в гости не зашла. Прошагала с тележкой, загруженной продуктами, мимо. Наверняка спешила к своему горячо любимому единственному сыну…
Не правда ли?
Или приводит, но нужно знать, когда необходимо остановиться?
С уважением...