Груз

Мы охотились под прикрытием шхер астроидного пояса. Только встали на брандвахту, как в систему вошел тендер. По оставляемому торсионному следу он был настолько мал для груза бронемашин, что нам показалось, будто это одно из местных торговых суденышек. И тендер нас не заинтересовал, хотя продолжали отмечать его курсовое движение.

Лоцманские шаттлы местной звездной системы знали о нашем присутствии, правда, пришлось сменить рабочие частоты. Мы – куттер-бриг «Crown», ходящий на позывных нейтральной стороны. То, что перед войной наш катер был закуплен у противника, способствовало маленькой, но колючей деятельности. Капитан-лейтенантом Меркурьевым Романом Васильевичем, шкипером по-простому, на стапелях в точке Лагранжа между камнем Стрейдос-4 и его луной катер обзавелся дополнительным слоем редифракционной обшивки. Там же заменили бортовые орудия на более мощные в световом давлении, но коротковолновые, следовательно: с большим коэффициентом рассеивания. В дальнем бою мы – бронированный блинкер, космический буй, но на ближних дистанциях – в пределах световой секунды – сила, хочется верить, способная выиграть битву.

Несмотря на то, что нам выдали карт-бланш на охоту в тройной системе Стерналии, главная цель командованием была определена достаточно четко: «Найти и призовать торговый корабль противника, класса шнява, вышедший из космопорта Тибулы с грузом бронемашин и торпед».
Из разговоров с местными лоцманами мы узнали, что похожего корабля в Стерналии не видели, но говорят, что власти Лэезе, лояльной противнику планеты, действительно зафрахтовали корабль с грузом. И мы ждали его в поясе астероидов, как в кустах и камуфляже.

Тендер встал на орбиту у внешней периферии пояса с телесным углом к звезде, близким к угловой миллисекунде. Типичный торговец, не утруждающий себя изометрическими расчетами и надеющийся на лоцманскую помощь.

По расписанию моя смена дежурила на центральном посту. Здесь всегда было интересно и порою непонятно. Штурманы, радисты, навигаторы – народ особый, и язык у них загадочный. И всякий, кто вставал на вахту, усиленно запоминал и захватывал каждое слово, чтобы в свободное время в кают-компании обсудить и попытаться расшифровать услышанное. Небольшая забава в недели, а то и в месяцы безделья.

Наш шкипер до назначения окончил навигационную школу по классу штурманов, лет десять он водил фрегат «Диана» на границах, видел настоящие бои и, как настоящий солдат, редко рассказывал о том, что происходило там на самом деле. Отделывался общими словами и фразами, замыкался и менял тему разговора.

– Маневровое искажение. Пеленг на ноль точка сто два над эклиптикой, – отрапортовал из своего закутка старший радист. – Вышел блинк.

– Перехват на блинкер. Поймать вектор, – спокойным, плавным голосом скомандовал Роман Васильевич.

– Старт-точка – тендер, ведомый след – в линию. Финиш-точка – считаем.

– Дифракция?

Роман Васильевич заинтересовался: он слегка подался вперед и упер правую руку в бедро, а пальцами левой – обхватил рыхлый подбородок.

– Блинкер репетует. Кучно в хорду. Ноль точка ноль сорок.

– Финиш-точка?

– Ноль.

– Искать! – потребовал Роман Васильевич чуть более громким голосом с легкой ноткой нетерпения.

Через две долгие минуты радист доложил:

– Есть объект! Пеленг-время: минус тридцать три.

– Лоция!

– Лэезе, – ответил карт-навигатор.

Точка приема сигнала определена – это планета потенциального неприятеля. На душе отлегло. Возможно, что следующие дни пойдут веселее. Мы с гвардии старшиной первой статьи Лютиным переглянулись. Друг друга поняли. Однако наше счастье стало более объемным, когда Роман Васильевич обратился к радистам:

– Переброс шкал на старт-точку.

– Есть переброс шкал!.. Хаотичный аттрактор в гравитационном поле. Либо тендер забит под завязку...

Старший радист хотел закончить мысль, но Роман Васильевич резко отдал следующую команду:

– Реверс-счет.

– Есть реверс-счет!..

Закончив расчеты, радист доложил:

– Етить ее, шнява! Наша дорогая тяжелая шнява!

– Вернуть шкалы. Мы будем считать, что это тендер, и пусть он знает, что мы так считаем.

Шкипер надел шлем.

– Слушать в отсеках! – раздался его радостный баритон в переговорной системе. – Код прозрачный синий. Датчанин. – Он подождал, пока каждый член команды нашего куттер-брига сменит рабочую частоту на открытую, и продолжил на датском, языке нейтральных сил: – Дамы и господа, наш долг оказать тендеру посильную помощь в качестве лоцманов. Сигнал до планеты будет идти полчаса, еще больше обратно, и уйма времени уйдет на подлет лоцманов. Поможем господам, заработаем по сотне на брата.

Он отключился. С этих пор русский язык был под запретом, даже в межличностном общении «родным» языком должен стать датский. Команды также отдавались на иностранном.

– Рули на тендер, – по-граждански приказал Меркурьев штурману.

На восьми склянках нас сменили два бойца медвзвода. Их переодели в n-скую форму, именуемую «наемник»: все разное несуразное. Нашивки содраны. Ремням дали слабину. Оружию предан такой вид, словно оно барахталось в кольцах Форами лет двести. Вместо беретов – открытая шевелюра. Плечи расслаблены, спина сутула, щетина не брита – натуральные пассажиры. В довесок к этому изо рта тянуло святым духом.

Саня Лютин поинтересовался, сколько спирта достанется нам?

– Кончилось «шило», – заулыбались собратья.

Злые, мы двинулись к гвардии старшему лейтенанту Соловейчику – человеку родному и близкому, отцу, можно сказать. Он не раз отмаливал наши души перед начальством, ставил на призы, но и требовал многого. Гвардейская ДШР – это не простой орбитальный десант, мы – элита черных беретов. У нас всего больше: и пряников, и кнутов, и боли, и соли. Изначально, все делилось по-братски, поэтому узнав, что спирта нам не достанется, мы, как адекватные (и тем самым возмущенные несправедливостью) люди, поинтересовались у старлея:

– Командир, дашь команду вскрыть запас?

Соловейчик оторвал взгляд от голографической карты и осмотрел каждого из нас с ног до головы, медленно, на глубоком вдохе. Вопреки ожиданию в конце действия старлей широко улыбнулся.

– Лютин. Вороненков, – четко, с паузой сказал он.

Во взгляде огоньком отражалась играющая на уме мысль. Черты лица смягчились, старлей стал чем-то довольным, словно пришел в космопорт, в котором лет десять не наблюдалось мужского населения…

– Идите сюда, – подозвал нас Соловейчик и слова подкрепил небрежным жестом. – Появилась у меня мыслишка, как и запас не вскрывать, и вам призы получить.

Дело, предложенное старлеем, походило на авантюру. При нормальном раскладе мы, под прикрытием языковой, частотной и торсионной маскировки могли сблизиться со шнявой вплотную и взять ее на абордаж в момент транспортировки к ним лоцмана.

Соловейчик перекрутил и промотал расчет-голограмму так, что вражеская шнява оказалась в центре, а наш маленький куттер-бриг забирал кормой на развороте для торможения и стыковки – он находился «солнечнее» и на пять румбов левее прямого звездного курса. Увеличив этот сектор, старлей отчертил кривую и высчитал дистанцию; она равнялась без малого сотне световых секунд.

– ...Они могут ожидать подвох, когда мы будем лоцмана перекидывать, поскольку это самый удобный коридор для захвата, а с таким загибом, мы им сюрприз сделаем. Ясно, бойцы?

Я наклонился над голограммой, повертел ее, затем некоторое время рассматривал шняву, вдумываясь в план старлея, и, наконец, произнес:

– Шнява имеет чувствительные локаторы. Роту они с подлета засекут.

Соловейчик порозовел лицом, так он был восторжен собственным замыслом.

– А мы взвод пошлем: отделение за отделением. Рассредоточенную группу в тридцать человек засечь они не смогут.

– Командир, едва мы врубим двигатели…

– По-старинке, бойцы, на тихоходе.

– Это ж часов сорок лететь под углом в пять румбов! – вскипел Лютин. – Командир, да мы мимо пролетим с орбитальной-то разницей!

Саня лучший в нашей роте по общим показателям, но прямолинейность мысли и неспособность находить нестандартные решения не позволяет ему подняться выше по карьерной лестнице. Он и не хочет. Нравится ему воевать, и воевать по приказу. Признавался как-то, что вряд ли бы потянул целый взвод, ему отделение-то туго удержать в узде… В целом же, Лютин – рубаха-парень, который и спину прикроет, и в лицо обматерит, только слишком в нем всего шаблонного.

Я положил собрату руку на плечо и слегка отстранил.

– Старлей, дай запас вскрыть. Есть у меня идея.

– Обойдетесь.

Идея с подкупом механиков, которые бы покопались в двигателях гравилодок, была подавлена метким выстрелом Соловейчика.

– Других вопросов нет?.. Значит, вашему взводу боевая задача такова: берете под контроль рубку, действовать по усмотрению. Мы стыкуемся, основной удар нанесем со швартовой палубы, посадим их на наковальню, а вы оставите охранение в рубке и молотом ударите в тыл. Надо уложиться хотя бы в тридцать часов на подлет, и там у вас останется не более суток. Задача ясна?

– Так точно!

– Махом к взводному, пусть заскочит за письменным распоряжением. А вам пятнадцать склянок на отдых и пять дней на подготовку. Заберете второй шварт-ангар. Остальное по расписанию. И… лично задрочу, если увижу на шканцах по уставной форме! Ясно?

– Так точно!

– Приступить к выполнению.

– Есть приступить к выполнению!

Выполнив распоряжение по докладу взводному, мы с Лютиным, подняв с отдыха наши отделения, поплелись отбивать у механиков шварт-ангар. Выспимся перед делом. Лучше сутки отдохнуть перед долгим полетом, чем заиметь огромный шанс задавить массу в открытом космосе и пролететь мимо. Очнешься потом где-нибудь в поясе, среди кусков льда, тогда ни один корабль на волну не поймает. У льда в космосе отражательная способность как у «чертова глаза», иными словами: надраенной медяхи. Сколько уже таких случаев было… Лютин так отца потерял.

Я беспокоился не о времени полета, а о растратах кислорода. Чтобы исправить курс, нужно шевелиться, а лишнее движение повышает кислородный запрос сердца. Паника, страх, переговоры – все это приводит к повышению расхода газовой смеси. Анабиоз – это, конечно, штука полезная в долгосрочной перспективе, но как ни смотри на жизнь: война, ремесленничество и землепашество остаются главными ее занятиями, и поскольку все три занятия требуют постоянного контроля и взгляда человека, то ему просто необходимо быть почти всегда в сознании, поэтому смысла нет замораживаться на сутки или двое. Это не выход. Даже сон повредит, когда мы вылетим. Необходим постоянный контроль ситуации.

Техники второго шварт-ангара оказались сговорчивые; сначала они, конечно, поворчали, посидели, насупившись, на рампах да аппарелях, но вконец заскучав, глядя на наши тренировки неподвижности, сами предложили помощь. Мы им работенку и подкинули: разобрать «мандарины» – шары (предназначенные для спуска в атмосферу планет) из скрепленных между собой гравилодок, и покопаться в двигателях последних: уменьшить взаимодействие антимасс, и тем самым ослабить аттракционное поле в гравитационном следе. Правда, сказано это