зерна и ищет себе укрытия.
Луч света, преодолевший межзвёздные расстояния, может быть отражён обратно кусочком зер-кала.
Справедливо ли это?
Посторонний решительно отряхнул прах житейской суеты и крепко заперся в своём доме, по-ложив себе за правило покидать пределы жилища только в крайних случаях, которые, как он твёрдо надеялся, никогда не наступят.
Разумеется, это неукоснительное правило не распространялось на добывание хлеба насущного.
Когда человек, наделённый сколько-нибудь живым воображением, остаётся наедине с книгой замечательного писателя, он очень быстро впадает в малопростительный грех самовозвеличивания и начинает отождествлять себя (не всегда осознанно) с лучшими из героев данного повествования, а если и не так, тогда с самим писателем. Если же случилось такое несчастье, что библиотека этого че-ловека набита античными авторами и более поздними классиками, такой любитель книжного слова заранее может считаться обречённым. Потому что спокойно жить внутри своего времени он уже ни-когда не сможет. Он ощущает себя, то Марком Аврелием, то королём Артуром, то нерешительным датским принцем, а в сотрапезники подавай ему не меньше, чем всех трёх Горациев сразу, а с ними и Рыцаря Печального образа, а ещё дядюшку Тоби или Тэсс из рода д’Эрбервиллей.
Такого человека, если хочешь, бери голыми руками. Потому что он наивен до глупости, и глуп до полной неспособности понимать самые простые житейские истины. Только брать его не стоит, поскольку толку от него никакого и пользы будет меньше, чем вреда.
Посторонний любил читать книги.
Когда трезвомыслящие люди окончательно убедились, что Посторонний им не мешает, они об-легчённо вздохнули и беззастенчиво продолжили своё ревностное служение Золотому Тельцу, к чему начали испытывать приверженность ещё во времена склонного к долгим отлучкам Моисея. Но всё же остались среди них отдельные любопытствующие индивидуалы и просто личности, недостаточно сильно влюблённые в благородные металлы и к тому же располагающие свободным временем, кото-рое некуда девать. И пришли они к Постороннему и стали просить его рассказать что-нибудь такое, чего они не знают. А не знали они многого.
– Вы действительно хотите услышать мои слова? – спросил Посторонний.
– Да, хотим, – ответили ему не совсем уверенные голоса.
– Тогда слушайте.
ПЕРВАЯ СКАЗКА ПОСТОРОННЕГО
Была когда-то на свете, уже в нашем новом, более совершенном мире, одна обширная страна. Пожалуй, ничуть не меньше любой из самых больших ныне существующих, а если и меньше, то со-всем не намного. Где та страна находилась, неизвестно, но для данной повести это не имеет ни ма-лейшего значения. Поэтому и говорить о том не будем.
– Не будем, так не будем, – согласились слушатели.
В какие времена эта страна существовала, тоже трудно сказать. Потому что ни один ныне жи-вущий крокодил или чёрный ворон (а эти почтенные создания, по утверждению учёных, которые не могут ошибаться, живут по триста лет) ничего вспомнить о той поре не может. Вполне вероятно, что её вообще не было.
– Не было, так не было, – согласились слушатели.
Согласно преданиям, невесть откуда к нам дошедшим и к которым следует отнестись с полным доверием, хотя они не слишком надёжны, в то далёкое интересующее нас время правил той страной просвещённый и добропорядочный властелин. Несокрушимым Вождём звали его.
Он сам придумал это прозвище, и оно ему очень нравилось.
– Он был храбрым? – спросили Постороннего юноши. Их глаза светились отвагой.
– Он был красивым? – спросили женщины, мечтательно опуская ресницы.
– Обладал ли он хорошим здоровьем? – спросили старцы, с гримасой боли ощупывая поясницы.
Попробуй разберись! Одни историки рассказывают про этого правителя одно, другие – другое, а третьи, само собой, – третье. И все одинаково убедительно.
Если специалисты сами не могут навести порядок в своих построениях, то куда уж нам, необра-зованным. Из-за разнобоя мнений уважаемых знатоков даже в цивилизованном обществе может воз-никнуть дикая путаница. Оттого и возникала, что могла возникнуть. Потому, и вы со мной обязатель-но согласитесь, в каждый момент существования человеческого рода удобней всего было бы иметь назначенного начальством одного-единственного на всю солнечную систему толкователя минувших событий. Пускай даже плохонького и недостаточно осведомлённого. Но тогда всем всё всегда было бы ясно. Не так, как у нас теперь, когда мы вечно бродим в потёмках пролетевших времён, натыкаясь друг на друга, с надеждой ощупывая каждого встреченного и с криком недовольства отвергая его.
Те, кто дочитает эту книгу до конца, смогут нас упрекнуть, что мы уделили слишком много внимания событиям недостоверным, а оттого и малозначительным. Конечно, было бы лучше обра-титься к правдивейшему повествованию о разрушении Трои, но за нас это уже сделал Вергилий.
Однажды попалось на глаза Вождю жизнеописание Александра Великого.
– Я тоже хочу править всем миром! – вскричал властелин и от избытка чувств уронил раскры-тый том прямо в суп.
С тех пор чтение книг за обеденным столом считается признаком дурного тона.
В любой толпе всегда найдётся бестактная личность.
– Он был действительно несокрушимым этот вождь? – спросил кто-то полупрезрительно и, со-ответственно, неодобрительно прищурился.
– Так оно и было, откуда ни поглядеть, – спокойно ответил Посторонний, не пожелав обратить внимания на несомненное ехидство вопроса. – Хотя сам он, не скрою, никого не сокрушал по причи-не мягкости характера и отсутствия боеспособных войск. Но и его небогатую страну тоже никто из соседей не считал нужным сокрушать, поскольку не было в том оправданного смысла.
Сказав такие слова, Посторонний умолк и надолго погрузился в собственные думы.
– А что ещё интересного было в той стране? – робко спросили слушатели.
– Всё остальное может показаться вам сплошным безумием, поэтому мне и говорить не хочется, – отвечал Посторонний, подталкивая гостей к выходу.
Но через день эти же люди вернулись обратно и привели с собой много других, потому что у всех накопилось много вопросов. И стали они настойчиво спрашивать, что такое власть и зачем она нужна, потому что им это непонятно.
– Что такое власть? – переспросил Посторонний. – Представьте себе, что вы очень боитесь хо-лода и, чтобы не замёрзнуть, надели на себя тяжёлую шубу. Двигаться в ней нелегко, работать не-удобно, даже почесаться не всюду дотянешься. Но зато она вас греет (так предполагается) и тем обе-регает от большого несчастья (на что вы сильно надеетесь).
– А если шуба не по плечу? А если краденая? А если плохо сшита? А если с прорехами? А что если в ней завелись неприятные насекомые? – посыпались вопросы.
– Хорошо сформулированный вопрос уже несёт в себе правильный ответ, – ответил Посторон-ний и больше говорить не стал.
Тогда кто-то спросил:
– Почему люди стремятся к власти?
– На то есть много причин. И первая из них – природный инстинкт самосохранения, известный даже простейшим животным. Тем, кто наверху, легче уцелеть, чем тем, кто внизу. Так уж устроен этот мир: выживает сильнейший. А власть – это сила.
– А ещё почему?
– Те, кто у власти, или хотя бы близки к ней, получают возможность безнаказанно удовлетво-рять свои не самые возвышенные потребности. Такую деятельность почему-то принято называть пат-риотическим служением своему народу.
– Ну-у. Это ты уж слишком.
– Как сказать, как сказать.
– Так, может быть, власти следует противостоять? – несмело предложил кто-то.
– Разумеется! Невозможность настойчиво подхлёстывает кровь, вяло текущую в наших жилах. Уже поэтому не следует пренебрегать прекрасной невозможностью.
Посетители призадумались.
А потом один из них крикнул:
– Да чего его спрашивать? Он ведь Посторонний!
– Верно, – сказали люди и повернулись, чтобы уходить. Но их остановил другой:
– Он говорит правильно, потому что со стороны виднее.
– И это верно, – сказали люди и снова повернулись к Постороннему:
– Тебе действительно виднее?
– Меня удивляет ваш вопрос, – ответил Посторонний.
Такому ответу, лучшему из лучших, научил Постороннего один невероятно умный человек, ко-торый сам своим умом ни разу не воспользовался. Так яблоня не питается яблоками, а крокодилы не пользуются портфелями из крокодиловой кожи.
– Мы забыли спросить тебя, как называлась та страна.
– Не удивительно, что забыли, поскольку и мне её название тоже не вспоминается. Зато я знаю очень много иного, неизвестно, насколько нужного. Например, сыном Несокрушимого Вождя был принц Тарталья.
– Тарталья? Очень странное имя.
– Полностью с вами согласен, но изменить ничего не в силах.
– А ты можешь рассказать нам о нём?
– Конечно. И если что ускользнуло из памяти, то я добавлю собственными правдоподобными изобретениями.
Всё началось с того дня, когда отмеривший немалую часть своего жизненного срока Несокру-шимый Вождь внимательно, против обыкновения, посмотрел в зеркало и узрел там очень неутеши-тельное зрелище. Несколько раз он с проклятиями отскакивал от зеркала и снова бочком придвигался к нему в надежде, что всё увиденное является чудовищным наваждением, которое тут же рассеется.
Нет, не рассеялось.
В том и состоит самая неприятная особенность зеркала: оно показывает нам вовсе не то, что мы хотим увидеть. И все наши справедливые укоры оно отталкивает с абсолютной невозмутимостью. Кому ещё можно поверить, если не веришь собственному отражению?
Удручённый увиденным Вождь приказал своим слугам отнести это безжалостное стекло на вершину самой высокой горы и сбросить оттуда данный оскорбительный предмет в самую глубокую пропасть.
Активное нежелание смириться с Нежелательным говорит о силе личности.
Всё так и сделали, как просил вождь, а затем купили новое зеркало. Однако и оно явило ту же безрадостную картину.
Увы, самая могучая личность может оказаться совершенно беспомощной перед самым малень-ким зеркальцем.
Хочется верить, что развитие наук, в первую очередь оптики, приведёт в будущем к изобрете-нию совершенных зеркал, высоко поднимающих настроение вопреки истинному положению дел. О, он придёт, страстно ожидаемый изобретатель, носитель великого ума, с глазами, сияющими находчи-вой мудростью, и речами вселяющими надежду! И мы все, взявшись за руки, будем водить вокруг него весёлый хоровод, пока не свалимся в изнеможении. Но это будет, если будет, совсем не скоро.
Так что новое зеркало оказалось не лучше старого, и с той поры Несокрушимый Вождь заметно поскучнел. Вскоре он стал забывать, что куда спрятал, а затем начал при каждом удобном случае на-мекать Тарталье, что подходит время отбросить молодецкие забавы и приготовиться принять управ-ление страной.
– Отец, но я ведь ещё слишком молод для такой высокой чести, – пытался увильнуть юный принц, слишком сильно занятый собою и оттого глубоко равнодушный к государственным делам.
Если душа находится на равном расстоянии от озарённой пламенем Везувия гибнущей Помпеи и полуночных плясок одичавших менад, не предлагайте ей власть.
Мы понимаем, что современные юные честолюбцы, имеющие весьма отдалённое понятие о мо-рали, решительно осудят наследника.
