иначе. И до свадьбы она говорила ему, что они – не пара. Город маленький и слухи распространяются в таких городках быстро, и не беспочвенно. «Андрей, проснись! Любовь слепа», - говорили одни. « Любовь – болезнь» - добавляли другие. «Оттуда, куда она ходит, дорога одна - на кладбище», - поясняли третьи. Жестокие слова, порой, приходилось слышать и переживать Андрею. Но он слушал только своё сердце. А сердце ему говорило: «Ты нашёл свою любовь, своё счастье, своё всё, свою половину». Любовь – чувство, не поддающееся формальному определению. Любовь – высшее эмоционально-духовное состояние душ и сердец двух людей. Её основа в открытии духовной ценности в человеке, которого любишь. Она не скована даже нравственными оценками, осуждениями со стороны, кривотолками и сплетнями. Она – развивается. Любят не «потому что», а «несмотря ни на что». Любовь – глубокое чувство, настолько глубокое, что до неё просто не доходят, не опускаются на такую глубину, осуждающие её слова, сплетни, слухи. Они так и остаются – на поверхности. У злых слов нет столько кислорода, чтобы опуститься на ту глубину, на которой находится любовь. Она – вершина нравственного отношения человека к человеку. Она – весна, солнце, морской ветер, белые облака. Любовь всегда на стороне любящих сердец. Она выталкивает влюблённых за рамки обыденности, общепринятого. Она – бог для любящих сердец. Любовь – свобода. Любовь – высший долг. Только вышеописанное называется любовью. Всё остальное - сожительство, даже если люди живут в браке. Андрей это чувствовал и понимал.
- Люблю тебя, моя спящая королева!
- Минуты не проживу без тебя, мой Андре!
- Тебя достали, наверное, мои приступы гнева?
- Нисколько. Вернёмся к начатому разговору. Ты позавчера укололась. Я думал ты…
- Решила расслабиться. Больше не повторится. Обещаю.
- Звони, когда хочешь исчезнуть или расслабиться. Тогда у меня не будет надобности ездить и искать тебя. Глория, я так волнуюсь, когда тебя нет рядом. Мне становится не по себе. В голову лезут разные мысли, несущие в себе тревогу. Ты должна понять меня. Оберегать от этого.
- Обещаю, мой Андре. Обещаю. Буду звонить. Самой следовало догадаться. Голова не сработала. Это не эгоизм по отношению к тебе. Не проявление неуважения к тебе, поверь.
- Верю.
- Я прощена?
Андрей вздохнул, поцеловал Глорию в лоб и сказал:
- Да. А ты знаешь, мне почему-то спокойно в больших городах. Люди, суета…
- Мне тоже. Андре, когда тебя уже переведут на работу, или как там у вас называется то, что вы делаете, в большой город? В Москву, Петербург… Ты столько много работаешь. Иногда сидишь сутками за компьютером. Твои начальники должны ценить тебя.
- Возможно, это и случится когда-нибудь, как только закончим эту работу.
- Опасную для нас работу. Да, дорогой?
- Надеюсь, что…
- Нас не устранят прежде, - перебила его жена.
- Дай-то Бог!
- Значит, это серьёзно! И хорошо, что мы живём одним днём. Это правильно. Всё – сегодня, всё в настоящем. Никаких заплывов в будущее.
- Ни-ка-ких! - повторил одобрительно Андрей. - Всё – сегодня. Сию минуту.
- Так что же мы теряем время?
- Отлично! Ты ожила. Иди ко мне, мой весенний ветерок, моя прохлада, моё дыхание.
- Какие слова!..
* * *
- УЖЕ ТРИ ЧАСА НОЧИ, а мы не спим. Даже это… не помогло.
- Завтра с утра я начну работать, как только включат все свои компьютеры и ноутбуки, и до часа «Х».
- Пока все не взломаешь?
- Глория, а почему ты таблетки не просишь? Обычно, после малины, ты без них не обходишься.
- Наступил новый день. Скоро начнёт светать.
- И что?
- Сегодня православный праздник Благовещение. Я верующая, ты забыл?
- Верующая и… - Андрей не стал произносить слово, которое, произнеси он его вслух, ранило бы Глорию.
- Верующая наркоманка. Называй всё своими именами и значениями, к глубокому сожалению, мой Андре. Никакой обиды, поверь.
- Извини, любовь моя, я не хотел. Собственно говоря, я имел в виду…
- И не проси. Не извиняйся. Ты – мой бог. Не будет тебя, не станет и меня. Что мне делать без тебя на этой планете, в этой стране, в этом крае, в этих городах, в которых мы живём, время от времени? Я должна уйти, по всей вероятности, первой. Понимаешь?
- Тогда, как мне жить, богиня моя, после того, как ты уйдёшь в мир иной первой? Что мне делать без тебя на этой планете, в этой стране, в этом крае, в этих городах, в которых мы живём время от времени?
Они засмеялись. Посмотрели друг на друга так, как глядят только те, которых выбрала любовь, чтобы они были счастливы каждую минуту. Баловни любви. Большие зелёные глаза смотрели в большие чёрные глаза. В такие моменты двум любящим сердцам, слова не нужны.
- Благовещение. Большой праздник? А как ты относишься к католикам?
- В его основе лежит то, что архангел Гавриил сообщил деве Марии «благую весть» о рождении у неё божественного младенца, который спасёт человечество. К католической вере я отношусь с уважением. Мне нравится музыка в католических церквях. Её писали самые талантливые композиторы всех времён. Есть в ней что-то романтическое и трагическое одновременно. В христианстве католиков больше, чем остальных. Ты всё понял?
- Понял. Нам бы тоже не мешало младенца.
- Андре, мой Андре, мы говорили уже на эту тему. У тебя опасная работа. А я родить не могу. Больна.
- Но ведь бывают чудеса!
- В книгах, между строк. В библиотеках полно таких «чудес»!
Время шло. Электронные часы, стоявшие на столике рядом с фотографией, на которой фотограф запечатлел момент, когда Глория надевает Андрею обручальное кольцо, показывали четыре часа.
- Так ты, Глория, целый день не будешь…
- Нет! Целые сутки.
- Может, вера тебя спасёт и от... понимаешь, о чём я? - лежали они и продолжали разговаривать.
- Ты вчера не принимала. Сегодня, если выдержишь, конечно, будет двое суток. Может, продлишь календарь воздержания? Однажды, ты целых тринадцать дней не принимала таблеток. Я уже подумал, что…
- Это было два года назад. Сама не знаю, как продержалась. Ты был в Москве. Я у мамы. Мне стало страшно: а вдруг я не рассчитаю… от тоски по тебе и, словом, больше не увижу тебя. Я тогда подумала: как же ты будешь без меня? Это – любовь. И я чувствовала, что она наложила запрет, на эти тринадцать дней.
- Ах, Глория! Ты так меня любишь, орхидея моя!
Они обнялись. Наступил рассвет.
- Светает. Нужно соседей угостить чем-то. Такой обычай.
- Нет. Прежде всего – работа. От неё зависит наша жизнь. Меньше обещаний. Лучше сходи днём, пока я буду работать, в церковь, помолись. Пожертвуй.
- Так и сделаю.
- Глория, а может ты ради веры или нашей с тобой любви всё-таки бросишь… Найдёшь в себе силы. Что скажешь, жизнь моя? Порой мне так больно смотреть на твои ломки, будто это происходит со мной. Мне становится страшно. Вдруг ты… Я так люблю тебя.
- Вряд ли. Сколько раз пробовала. Да и сила воли оставила меня. Нет её. Кончилась как вода в кране, как день, как ночь. Уже и не думаю об этом. Да и привыкла я. Не зря же написано в справочниках: «Вызывает привыкание». Вот оно и вызвало, к великой своей радости, меня на суд и засудило уже, к моему великому сожалению, без адвоката и присяжных на такую жизнь. Довольствуйся тем, что есть, Андре. Эта минута, этот час, этот день, а не завтрашний и есть наше счастье. И запомни, мы не несчастливы, мы – счастливы.
- Я знаю, знаю.
- Люди живут и ждут перемен. Думают: «Вот, пройдёт два-три года, и у нас всё наладится, и мы будем счастливы». Но проходит пять лет, а они всё несчастливы. Почему? Потому что ждут. А мы живём. Мы не ждём. Счастье, настоящее счастье – это время настоящее. И жить в настоящем времени, а не ждать, не отдалять себя от счастья – вот истина.
- Ты прям как писатель. Как философ. Возможно, в твоём случае – психоаналитик. Глубоко, красиво, убедительно и правильно сказала, филолог мой, - восторженно сказал Андрей. - Люблю тебя!
- Ты – мой архангел!
- Ты – моё сердце!
- Ты – моя душа!
* * *
- ГЛОРИЯ, Я ХОЧУ НАПИСАТЬ КНИГУ. О своей работе, о себе, о нас, о нашей жизни. О том, чего я достиг в своей работе. Что скажешь?
- Тогда нас точно прикончат, - засмеялась она до слёз. - И не сомневайся в этом. Вычислят.
- Давно не видел тебя такой весёлой. Смейся, смейся изо всех сил. Смех лечит.
Глория смеялась от всей души, до слёз, и казалось, что она нагоняет по части смеха упущенное время, за все последние годы. Она смеялась и не могла остановиться. Андрей смотрел на неё и думал: «Вот оно – счастье!» Когда человек так смеётся, человек, давно забывший про смех, потерявший его в своей жизни, в которой было больше борьбы за выживание, который хочет убежать от тьмы, досады, разочарований в том, что мечты его не сбываются и уже вряд ли сбудутся, болезнь на время отступает. И все эти напасти способны разогнать только любовь и здоровый смех. И сейчас она выглядит такой счастливой и здоровой, что Андрей не может на неё наглядеться. «Вот бы Глория выздоровела, была бы, как раньше – весёлой, остроумной, жизнерадостной. Той, которую я встретил и сразу влюбился», - подумал он.
- Рассмешил ты меня, Андре. В тебе проснулись гены твоего деда. Кстати, ты нашёл в Интернете его стихи? Книги «Камилла» и «Лара» я прочитала, за три дня. В библиотеке взяла и у мамы прочитала. Мы ещё поговорим об этом, - вытирая слёзы с глаз майкой, пояснила Глория.
- Что в этом смешного? Сейчас не только писатели пишут, но и такие, как я. Так ты прочитала книги? И что же?
- Вот бы найти личный архив твоего деда. Где он может быть? В библиотеке я спрашивала, они ответили, что у них нет ничьих архивов, только книги и сборники стихов тех авторов, которые жили и творили в период с 1994 года по 2030 год. Последний сборник датирован 2030 годом. Те времена для творческих людей, когда они были объединены литературным объединением «Горячий Ключ», были золотыми. Сколько художников, поэтов, композиторов, да и просто людей, любящих искусство, проживало в то время в нашем городе. Они много работали. Нынешние поколения « отдыхают» по сравнению с тем, сколько написали они. В одной из книг я прочитала, что твой дед писал много лет автобиографическую повесть. Знаешь, что это такое? Ценнейший материал для потомков. Думаю, не только он один писал повесть, кто-то из поэтов того времени, возможно, тоже писал дневник или воспоминания. Но автобиографическая повесть, безусловно, помогла бы мне. В повести, если я не ошибаюсь, было больше двух тысяч рукописных страниц и она представляет собой - исключительный интерес. В одном из романов я прочитала такую информацию. Из неё можно узнать правду, конечно, глазами твоего деда, обо всех творческих людях: о любом художнике, поэте, скульпторе, о людях, работающих в отделе культуры, чиновниках. Его вызывали частенько в прокуратуру на собеседования. Так они это называли и называют по сей день, если поэт пишет правду или публицистический материал: о коррупции, хищении, нецелевом использовании бюджетных денег, о больницах, поликлиниках, в которых, как и сейчас, нужно платить за лечение. Я живой экспонат и жертва «правильного лечения» сижу перед тобой. Они в то время выпускали альманах «Литературное обозрение», в котором и писали об этом. Вот его и вызывали, как председателя ЛИТО и редактора альманаха. О! Ты даже не представляешь, какая это ценная вещь. Сколько можно узнать из неё. И сейчас больше издают
