Queen.
Сэм пластом лежал на больничной койке и смотрел в растрескавшийся потолок. Кроме него, в палате находилось ещё семеро раненых. Кто-то храпел, кто-то стонал. Время от времени раздавался звук вырывающихся кишечных газов. Высокие и грязные окна были плотно закрыты. В старом, сталинской постройки, здании вентиляция полностью отсутствовала. В спёртом воздухе палаты висел запах испражнений, мочи и йода, который здесь обильно использовали, в качестве основного лекарственного средства.
Зашёл врач, в сопровождении медсестры. Он без церемоний сбросил с Сэма тонкое, сиротское одеяло и перевернул его набок, как бревно. Сэм сжал зубы, боль в ноге и в заду была пронзительной.
- Ну, - сказал врач. – Не вижу причин для беспокойства. Пока всё идёт по плану.
- Док, - сказал Сэм, едва шевеля губами. – Оно болит охренительно, мне нужен омнопон.
- Хватит, - раздражённо сказал врач. – Достаточно получили. Терпите.
- А срать как? – Почти в отчаянии сказал Сэм.
- Как обычно, - ещё более раздражённо сказал врач. – Вам дают жидкую пищу, потом слабительное. Всё, что от вас требуется, это вовремя крикнуть, чтобы подставили горшок.
После этого врач повернулся и пошёл к другим койкам.
Сэм неосторожно упал на спину и вскрикнул от боли.
У него была посечена осколками правая ягодица, задет анус. В правом бедре – слепая дырка от пули, надколота бедренная кость. Осколки вынули, повреждённую часть ануса зашили. На правом бедре теперь стояла металлическая шина, среди железок торчала пластиковая трубка – дренаж, введенный в раневой канал. Всё это жутко болело. Особенно мучителен был процесс дефекации. Жидкая струя разъедала рану, как кислотой и у Сэма глаза лезли на лоб. После этого его надо было вытереть и подмыть. Сэм не был особенно стыдлив и если бы этим занималась какая-нибудь блеклая, пожилая женщина в застиранном халате, он бы не испытывал дополнительных мук. Но, этим занималась красавица-медсестра, лет восемнадцати. Именно она держала в руках горшок, в который Сэм пускал свою вонючую струю, а потом вытирала ему задницу, пока Сэм, отвернувшись к стене, чуть не плакал от боли и унижения.
Единственным спасением от свинцовых тягот жизни был бред. Бредить было хорошо. Можно было бродить в собственном подсознании, разговаривать с самим собой и не знать никаких проблем. Под омнопоном это получалось легко. Без омнопона – трудно. Но, Сэм освоил следующую технику. Надо было, лёжа на спине, расслабиться, впасть в полную неподвижность и замедлить дыхание почти до нуля. При достаточно долгом практиковании, если повезёт, сознание ускользало и можно было опуститься в серые глубины, где не было ни слёз, ни боли, ни воздыханий.
Сейчас было самое время попытаться. Гадский доктор надавил ему задницу своими костлявыми пальцами и боль усилилась. Надо было валить отсюда.
Сэм закрыл глаза, раздвинул руки и ноги настолько, насколько позволяла узость койки, расслабился и начал замедлять дыхание. На этот раз, у него получилось и, кружась, как лёгкие хлопья пепла, он начал опускаться сквозь серый туман.
Внезапно, туман закончился и к своему огромному удивлению, Сэм увидел самого себя, сидящего за шахматной доской.
Сам Себя был подлинным Сэмом, - без недельной щетины на лице, мешков под глазами и клочковато заросшей лысины. Он был наголо и начисто выбрит от подбородка до макушки, весел и прям. Вот только подлинный Сэм никогда не играл в шахматы.
Сам Себя указал Сэму на шахматную доску. Фигуры пришли в движение. Пешки сражались, кони скакали, офицеры размахивали саблями, короли и королевы волнительно вздыхали. Сэм не видел в происходящем никакой системы, возможно, потому, что ничего не понимал в шахматах. Он видел свалку, смешение чёрного и белого, больше ничего. Тогда, Сам Себя схватил белую королеву и швырнул ему прямо в лоб. Королева не упала обратно на игральную доску, ударившись о твёрдый лоб Сэма, как можно было ожидать. Она исчезла.
После этого, Сам Себя, кружась вместе со своей шахматной доской и уменьшаясь, начал уплывать вниз и Сэма вынесло на поверхность – в тусклый свет больничных лампочек, вонь испражнений и стенания раненых тел.
Сэм лежал, глядя в растрескавшийся потолок. Где-то он слышал, что увидеть себя во сне или в бреду, - это значит, увидеть собственную смерть. Но, боль стала меньше. Она не ушла, но отступила. Может быть, уступая место смерти? Сэм не боялся смерти. Поэтому, он просто лежал, наслаждаясь отступлением боли, глубоко дышал вонючим воздухом и ни о чём не думал, пока не заснул.
Ему приснилось, что он – женщина. Такой сон не мог сниться ему, Сэму, настоящему мачо. Однако, снился. Раскрыв рот, наполнившийся во сне или наяву тягучей слюной, Сэм рассматривал и трогал свои груди, свой лобок, свои гладкие, округлые бёдра. Это было постыдно. Это было компульсивно притягательно. Он не мог остановиться. Он ощущал себя мужчиной в женском теле, которое находится полностью в его распоряжении. И он распоряжался снова и снова, задыхаясь от вожделения к самому себе.
- Ого! – Сказал врач.
Сэм открыл глаза. Проклятый докторюга уже сдёрнул с него одеяло. Сэм лежал на спине и его член торчал как синяя палка, рядом с блестящим металлом шины.
- Я вижу, у вас дело идёт на поправку, - сказал врач.
Медсестра расхохоталась.
Дело, на самом деле, пошло на поправку. Боли прекратились. Ткани регенерировали, на удивление, быстро, без всяких осложнений. Сэм уже не боялся своих снов. Он теперь вообще ничего не боялся. Он был Самим Собой. Это он вращал вокруг себя свой мир и любил его.
Через две недели Сэм стоял на крыльце госпиталя и любовался пространством весны. Он был наголо и начисто выбрит от подбородка до макушки, весел и прям. Ему вернули его камуфляж и амуницию, на плече у него привычно висел автомат. Он глубоко вдохнул свежий весенний воздух и посмотрел влево.
- Ну, куда теперь, Сэм? – Сказала Белая Королева.
