Она медленно открыла глаза и сладко потянулась – вот и пришла её пора! Осень тряхнула рыжей копной волос и во всю прыть понеслась по городам и весям, неся за собой шлейф жёлтой краски.
Пусть на улице ещё тепло, но Лета нет уже и в помине, а весь мир в её власти, кареглазой и рыжеволосой, в накидке из дождей. Нагулявшись досыта, после долгого сна, она царицей вошла в город на Неве и, не раздумывая, отправилась в дом на Мойке к своему певцу. Около порога Осень почувствовала лёгкий холодок, но всё же летящей походкой двинулась вверх по лестнице. О, ужас! У дверей стоял тёмный призрак слёз и скорби… Закатилось её солнце! Не нежиться ей больше в его лучах, не сидеть долгими вечерами на краешке дивана, не услышит она больше журчание его мыслей. Много слов ей посвятили и ещё не мало посвятят, но никто и никогда не писал о ней с такой нежностью и мелодичностью
* * *
Несколько лет назад, когда Осень вновь впала в меланхолию, она мимоходом заглянула в одну усадьбу, самую обыкновенную, каких сотни разбросаны по всей России. Она постояла на горбатом мостике, побродила по аллеям, подгоняя впереди себя стайку медных листьев.
Жёлтый дом с мезонином был окутан сонной дымкой, и лишь в одном окне мелькало неровное пламя свечи. Осень подошла по ближе и заглянула внутрь: невысокий мужчина в халате мерил шагами комнату, потом приблизился к окну и опёрся руками о подоконник, вглядываясь в темноту. Её сердце учащённо забилось, не может быть, нет, ей это не кажется, все эти слова для неё! Она с улыбкой читала в его сознании:
Осенняя пора, очей очарованье!
Приятна мне твоя унылая краса,
Люблю я позднее природы увяданье,
В багрец и золото, одетые леса…
Осень тихонько постучалась в дверь, ни на что не надеясь, но через несколько минут послышались шаги и скрип открываемого засова.
-Кто здесь?....... Странно, пусто, послышалось……………
Но Осень собственной персоной уже вошла в тускло освящённую комнату. Со вьющихся волос стекали дождевые капли, а глаза горели восхищением. Впервые она очутилась в человеческом жилище и боялась неверным движением нарушить атмосферу тепла и уюта.
А впустивший её мужчина, с темными курчавыми волосами и бакенбардами, прошёл совсем близко от неё, занял своё прежнее место за письменным столом, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом пера. Но мужчина был явно не в духе: в его голове потоком сменяли друг друга десятки слов, но не было того одного, которым бы он смог выразить всё то, что рвалось из недр души. Он отбросил перо, опустил подбородок на руки и закрыл глаза. Когда же поднял ресницы, то увидел перед собой на исписанных листах, невесть откуда взявшуюся, ярко красную гроздь рябины, влажную и волнующее прохладную. По всему телу пробежала приятная дрожь, он губами дотронулся до неожиданного подарка и почувствовал, что мысли стали прозрачными как родниковая вода. Мужчина очинил новое перо и продолжил свой нелёгкий творческий труд. А Осень стояла у него за спиной, опустив руки на плечи и проживая вместе с ним строчка за строчкой «Повести Белкина», новые главы «Евгения Онегина», впитывая музыку новых стихов.
На следующее утро они скакали по жёлтым полям, Александр Сергеевич вдыхал полной грудью свежесть и восторг своей новой музы.
С тех пор они стали неразлучны: Осень большую часть отпущенного ей времени проводила подле него. Каждый год он находил на своём письменном столе гроздь влажной рябины, символ её любви и верности. Пушкин же любил её даже тогда, когда все остальные бранили, спеша укрыться от её накатывающей грусти.
* * *
Для Осени не было тайной, что все люди смертны и ей когда –нибудь придется с ним расстаться навсегда. Но не так же рано! Он был полон сил и надежд….
Она стояла у его могилы и забрасывала её пестрыми листьями и красными рябиновыми ягодами, горькими как её горе. Милый, милый Александр Сергеевич! Когда уже не осталось сил молчать, она прорвалась, пролилась промозглым дождём и не смогла успокоиться до самых зимних холодов.
Прохожие же твердили, зябко кутаясь в плащи: « фи, какая противная нынче осень, ни на миг не уймется, льёт и льёт, сплошная слякоть».
8 декабря 2009г., 22 года.
Прочёл с удовольствием, спасибо!