Глава 14. Письма 3.
Понтию Пилату, прокуратору провинций Иудея, Идумея и Самария,
в преторию Кесарии Приморской.
К* – Понтию Пилату, привет.
Я не сумел ответить тебе вовремя. В городе по-летнему жарко и пыльно. Я сбежал на берега Комо[1], в свой деревенский дом. Именно дом, поскольку назвать его виллой было бы слишком лестно. Строение не заслуживает подобного названия, и мне порой стыдно перед живущими по соседству богатыми гражданами. У них – мраморные дворцы, а я почти нищенствую. Потомок патрицианского рода, давшего Риму Аппия Слепого[2], Клавдия Кадика[3], Тиберия Нерона[4]… Мой божественный дядя не слишком обеспокоен бедственным состоянием членов своей семьи. Впрочем, как ты знаешь, кое-кому из нашей родни приходится много хуже. Я же изо всех сил поддерживаю мнение о себе, как о недотёпе и бедном, нищем представителе семейства. Между тем, наши операции по обмену приносят баснословные прибыли. И сегодня я уже богат. Однако, чтобы не привлекать к себе внимания, я отпустил на свободу трёх рабов своей матери, они преданы мне. Ты их хорошо знаешь, они росли вместе со мной. Теперь весь Рим удивляется их внезапному сказочному обогащению. А больше всего удивлена моя любимая матушка. И не счесть упрёков, которыми она меня осыпает по поводу этого богатства отпущенников – по её мнению, это ещё раз доказывает, как бездарен я сам. Она никогда не скупилась на нелестные прозвища, ославила меня с колыбели глупцом. Приходится оправдывать её слова обо мне и выглядеть глупее, намного глупее, чем есть. Чаще всего это удаётся. Но только не здесь, в окружении неба, облаков, зелёной листвы и голубых вод.
Здесь я больше всего пишу, возделываю не поле (его у меня нет), а занятиями собственный ум. Как в других местах показывают полный амбар, так я здесь горжусь scrinium[5] со своими писаниями. Здесь я богат, несметно богат, богаче Красса[6]. Мой нынешний труд посвящён истории Этрурии. Я бы хотел сделать подарок нашему общему другу, этруску[7]. Он, несомненно, покорён моими знаниями в этом вопросе, подобных которым нет у него самого. Он не знает родного языка так, как знаю его я. Нет ничего более приятного для инородца, чем знание его родного языка и истории представителем другого народа. Тем более – властвующего народа. Это – признание в любви и уважении, это – оценка заслуг. Я думаю, Понтий, что тебе следует это учесть. Знаю, что ты мало уважаешь тот народ, которым управляешь. Я не призываю тебя начать его тут же возносить. Но, отринув высокомерие, узнав язык, обычаи, предания, ты очень скоро поймешь, что больше не способен презирать. И это не замедлит сказаться на делах, поверь.
Итак, моё деревенское уединение помешало ответить тебе вовремя. Зато оно не помешало мне радоваться твоей победе. Я счастлив, что ты поразил нашего жреца своими наблюдениями. Он был недоволен, это понятно. Но ты-то, ты, наверное, тоже посмеивался в душе и радовался, как я.
Почти не зная учеников, увидев их раз в жизни, проявить полную осведомленность в их судьбах, характерах, повадках. Ормус сдержан в проявлениях чувств, как любой жрец. Но ты видел его изумление и почти растерянность, и это многое значит. Мои труды в новой, неизведанной области знаний подтверждены с твоей помощью, Понтий, и ты не можешь себе представить, как я тебе благодарен. Моя мать, если хочет укорить кого-то в тупоумии, говорит: «Он глупее моего сына». Когда-нибудь я докажу и ей, и Риму, как они ошибаются. И не без твоей помощи.
А пока продолжим небезуспешно начатое. Итак, ученик, называемый вами Дидим, «близнец». Он похож на Наставника, и это делает его особу самой интересной. Согласно замыслу, Наставник в последнюю минуту может быть заменён. Так кем же? И не повторяй мне, пожалуйста, снова – не так уж похож, есть и разница. Конечно, есть.
Мы, люди, вообще все похожи. Голова, две руки и ноги. Нос на голове, глаза и прочее. Никто лучше меня не знает разницы, я уже это доказал тебе. Но дело в том, что рассмотреть эту разницу можно, лишь находясь вблизи. Каким был твой легион для врага на расстоянии атаки? Ряд одинаковых лиц, тел, закованных в латы и шлемы. Посмотреть на учеников Наставника на том же расстоянии, и что, ты думаешь, можно увидеть? Одеты они одинаково, сыны одного народа…
Здесь же имеет место довольно близкое сходство, что просто несомненная удача. Можно ли будет разглядеть отличительные подробности, когда между Ним и толпой лягут стадии, а Он будет измучен, и высечен, и станет готовиться к смерти? Кто станет всматриваться в цвет его глаз, если расширенный от боли зрачок делает глаза одинаково тёмными у всех? И цвет крови, о чём тебе известно, воин, одинаков у всех детей Бога, вне зависимости от места рождения и племени, породившего их...
Но разговор об этом вести рано.
Давай вглядимся вместе в черты лица Дидима. Я хочу рассказать тебе о нём, и здесь, на берегу Комо, дать новый бой жрецу. Зачем? Сам не знаю. Я ведь не задирист в обычном понимании этого слова. Но умный человек всегда для меня вызов в своём роде. Мне хочется исследовать глубины его ума, познать все сильные и слабые стороны. Я испытываю волнение в крови и радость при встрече с умным человеком. И ещё – желание сразиться, высветить в бою все преимущества наших умов. Тебе в бою важна победа, Понтий, мне интересен сам бой. А жрец для меня весьма заманчивый противник…
Прямой нос – признак уживчивости и любви к труду. Если он при этом удлинён, можно говорить о неравнодушии к предметам возвышенным. В сочетании с глазами голубого, светло-зеленого цвета, – это уже признак стремления к недостижимому. У Дидима они светло-карие. А вот у Иисуса, ты писал, сине-зеленых оттенков, вот потому стремление к недостижимому – именно Его внутренняя черта, но не Дидима. Близнец тоже проникнут возвышенным, но остаётся при этом вполне обычным человеком.
Большими глазами, при этом не выпуклыми, обладают люди с повышенной чувствительностью, мужественные, с задатками предводителей. Твой Дидим в нужную минуту сумеет проявить эти свойства души, и меня это радует. В прошлый раз, рассказывая тебе о Иуде и Кифе, я устал душой. Не все на этом свете достойны звания человека, друг мой Понтий, не все…
Обрати внимание, Понтий, и не забудь написать об этом. Если глаза Дидима имеют блеск, присущий поверхности серебра, то он человек большой, сильной воли. А ещё это признак высокой духовности. Такой человек вполне способен посвятить себя служению богам.
Густые, длинные ресницы, такие же брови, большой зрачок, – подобной внешностью обладают очень внимательные люди. Прекрасная их память отмечает всё, такую память я назвал бы цепкой. Обычно такие люди обладают мягким нравом, но при случае могут проявить себя. Я только подтверждаю уже высказанную ранее мысль, но лучше повториться, нежели пропустить что бы то ни было.
Форма густых бровей Дидима дугообразна. Это говорит о повышенной ранимости человека, чувствительности. Поверь, сердце его кровоточит. Вообще, у мужчин такие брови редки. Но если тебе довелось встретиться с таким, то можешь быть уверен: он будет нежен с женщинами, детьми, животными. Слабые существа рядом с такими мужчинами могут рассчитывать на понимание, любовь, ласку.
И ещё отличительная черта мужчин, обладающих такими бровями: необычайные способности. Мне трудно сказать, каковы они у Дидима. Он ещё не в полной мере раскрыт Ормусом. Уверен, что после Наставника он первый из учеников, способный на чудеса. Возгораясь вблизи Иисуса, он сможет многое. У него тонкий ум, он любознателен. Плотно прижатые к голове уши – свидетельство тому. Благороден, неподкупен – об этом говорит слегка выдвинутый вперед подбородок. Повторюсь ещё раз – в трудные мгновения он первым из учеников окажется способным на мужественное, благородное поведение, но по духу, а не из боязни обвинения в трусости или из обуревающей его ярости.
Давай отметим, что из описанных тобою черт внешне схожих между собой людей отличает их. Иисус повыше ростом, кожа у него светлее, глаза – тоже. Дидим не носил ранее длинных, разделенных надвое пробором волос. Ты говорил, что это принято в среде каких-то назореев. Не важно, из любви к Учителю он станет их носить. Пусть оттенок этих волос не отдаёт рыжиной. Они потемнее, ну и пусть. Мне представляется, что подобное сходство лиц и характеров – просто знак, посланный нам свыше. Не стоит быть излишне требовательным там, где боги уже показали свое благоволение. Плохо быть неблагодарным, Понтий.
Будь здоров.
[1] Озеро в центре Италии.
[2] См. гл. «Он и Сеян».
[3] Клавдий Кадик - в 264 до н.э., в начале Первой Пунической войны впервые в истории Рима вырвался с войском за пределы Италии, сумев выбить карфагенян из сицилийского города Мессаны и одержав первую в той войне победу.
[4] Тиберий Нерон во время Второй Пунической войны разгромил армию Газдрубала, брата карфагенского главнокомандующего Ганнибала.
[5] Свитки ставили в круглые или цилиндрические коробки, которые делали из букового или кипарисового дерева. Называлась такая коробка Scrinium.
[6] Марк Лициний Красс (ок.113-53 гг. до н.э.) – представитель древнего и богатого римского рода. Во время проскрипций Суллы нажился на конфискациях имущества казненных противников режима, после чего получил прозвище Dives (богатый). В 72 г. до н.э. сенат наделил Красса чрезвычайными полномочиями для подовления восстания Спартака. Вместе с Цезарем и Помпеем входил в т.н. первый триумфират. В 53 г. до н.э. погиб при столкновении с парфянами.
[7] Этруски (лат. etrusci, tusci) – народ, населявший главным образом Этрурию, область на западном побережье Италии, севернее Лация, территориально не совсем совпадает с современной Тосканой. Неевропейского, возможно, малоазиатского происхождения. К 3 веку до н.э. этруски были постепенно покорены римлянами и романизированы. См. также главу «Он и Сеян».
| Помогли сайту Реклама Праздники |
И как-то от меня ускользнуло: кого К* называл Наставником, вернулась к первым и вторым письмам и не нашла.
Ну и по Иуде у меня есть парочка вопросов.