Портрет

      Эта чудная история произошла в те времена, когда наша «непобедимая и легендарная» Армия была «Школой жизни - Школой воспитания!» В береговую часть Тихоокеанского флота должен был прибыть живой Маршал Советского Союза.
     Когда дежурный доложил об этом командиру, то тот, дернувшись на стуле как от разряда электрического тока чуть не выронил на стол глаза.
     - Вот спасибо! Удружил! Нашему дурдому для полного счастья только маршалов не хватает! Что ему надо?
      - Не волнуйтесь, - дежурный, щегольски поправив портупею на зарождающемся пузе, начал успокаивать командира. - Маршал приезжает не один, а во главе комиссии из Генеральной инспекции, - и радостно, гад, добавил. - Прибывает, можно сказать, от самого Министра!
      Фамилию известного Маршала Советского Союза называть не буду, дабы не обидеть светлую память о нем. Легенд и преданий о нем ходило много, а полномочий было еще больше. Все стали щупать погоны, на месте ли. Кислая жизнь на ближайшее будущее была обеспечена. Говорили, что в сухопутье он из полковников делал майоров, а у майоров «расклепывал» одну большую звезду на четыре маленьких. Вот что здесь придумает - никто не предполагал, зато все знали - на флоте каждый умирает в одиночку.
      Служивый народ вздрогнул и начал готовиться к «неожиданной тревоге», которая была запланирована на четыре часа утра. После Великой войны все проверяющие почему-то полюбили это время.
     Командиры стали готовить отчетные документы и изучать захватывающую биографию знаменитого полководца. Бросились вылизывать военный городок, бетонировать детские песочницы, кирпечавать дорожки, высаживать пожухлый дерн. Была даже организована покраска казармы.
      Личный состав до блеска, с остервенением чистил оружие и технику. Драил горячей водой асфальт строевого плаца, по ночам изучал общевоинские Уставы. Командир части начал запасаться дальневосточными деликатесами - красной рыбой, икрой и креветками – по местному«чилимами».
      Больше всего старался, похожий на лютеранского священника заместитель командира по политической части, по прозвищу Бедоносец. Не обошлось здесь и без обновления политической «ненаглядной» агитации - плакатов и лозунгов типа: «Вчера наркоман, сегодня – защитник Родины!» Он не ругался матом, поэтому его мало кто понимал.
     В преддверие приезда Маршала, зам дает личному составу боевое задание:
     - Горячку не пороть, но к утру найти в части все портреты Маршала!
     Начинается бредятина. Все роют рогами землю, ища портреты. Увы, портрет этого военного деятеля в части находится только один. Как быть и что делать? В другом месте замполит бы растерялся, но не на флоте. Бедоносец вызывает приближенного матроса-стукачка. Дает в руки единственный портрет и ставит «боевую задачу»:
     - Голубь сизокрылый! Будь всегда впереди проверяющей комиссии и вешай портрет Маршала в ротном помещении над тумбочкой дневального, но так что бы он тебя за этим делом не застукал.
      - Не беспокойтесь, будет как всегда!
      - Знаю, поэтому и говорю!
     Место дневального находилось на входе в ротное помещение, поэтому задумано было по замполитовскому «сценарию» как бы «мудро». Входит Маршал, а здесь его встречает он, Сам.
     Бедоносец начинает гордиться, как ему кажется бесподобной, идеей. В голове начинает грезиться благодарность от Маршала, прославление на совещаниях. Видится повышение по службе, новое воинское звание, поступление в Академию. «Может даже, наградят орденом или на худой конец медалью...» - мечтает Бедоносец.
      Настает ночь боевой тревоги. Личный состав спит с оружием. Офицеры и мичмана, дома не раздеваясь, лежат с женами. Тревожные чемоданчики с курвиметрами собраны и ожидаючи стоят в прихожих квартир. Все находятся в приятном служебном напряжении. Ждут оповестителей, а потом борзыми скачками на дежурные машины и в часть, развертывать боевые посты.
      Как воинская часть не готовилась к проверке, чудеса начались сразу. После объявления вечером на рассвете «неожиданной» учебно-боевой тревоги у мокрого дежурного по части, от которого завесило многое, при вскрытии офицерской оружейной комнаты сломался ключ.
      - Где запасной ключ? Где? - метался взлохмаченный с безумным взглядом начальник штаба, устрашающе разбрызгивая мат по помещению дежурки. - Всем повыковыриваю гланды! Без наркоза! - орал энша, хватая ртом воздух, будто усатый сом, выброшенный на берег. - Ломайте оружейку! Ломайте!
     Прибывшие офицеры, глядя на забавную ситуацию, курили в рукав чибарики и развлекались бесплатным зрелищем. Тихо галдели, как бакланы под строгими молчаливыми взглядами сухопутных проверяющих. Посредники невозмутимо стояли с секундомерами в руках, засекая время выполнения тех или иных «эволюций» флотского люда.
      - Если через минуту не откроешь оружейку, - заполошенным голосом предупредил всклокоченный энша очумевшего дежурного, - то порублю твой хрен на пятаки и раздам караульным собакам!
      Рассвет освещал дурное людское копошение около казарм. Суматоха набирала обороты. В воздухе туманом висел мат в три этажа. В ротных помещениях батальона было еще веселее. Двое матросов в полной темноте налетели глазом на стволы автоматов, и их уже лечил санинструктор при помощи мата и ручных манипуляций. Один аника-воин в состоянии зомби в темноте свалился с подоконника, вешая затемнение на окна, и вывихнул руку. Троим, отдавили ботинками пальцы на руках.
      В ротных арсеналах, как всегда перепутали подсумки и противогазы. Для личного состава не хватило трех автоматов и пять штык-ножей. В баталерке ситуация была как при пожаре в публичном доме у запасного выхода во время наводнения. Служебный хаос разгорался огнем инквизиции. Машин для развозки личного состава по техническим территориям не было. Дежурный по автопарку не мог найти «тревожные» путевые листы и выпустить технику из боксов. Зато с испуга заправил командирский газик вместо бензина дизтопливом. От служебного возбуждения в раже материл водительский состав. Единственная «на ходу» машина дежурного по караулам с дуру вывернула ворота КПП.
      Сумасшедший рассвет затягивался. Потом тревога устаканилась и растеклась по части, как кровоподтек. К десяти часам утра, после второго завтрака, Маршал Советского Союза, величественный как надгробный памятник на Новодевичьем некрополе прибывает в часть посмотреть на итоги «войнушки». Приземляется на вертолете на бетонном плацу. Спускается по трапу на предусмотрительно постеленный красный ковер, горящий красными полосами как его лампасы. Потягивается, словно дворовый кот на завалинке. Вздыхает полной грудью свежий морской воздух и с удовлетворением выдыхает:
      - Хорошо-то как! Благодать!
      Выслушав рапорт-доклад командира, Маршал, не спеша, с чувством, толком и расстановкой начинает обходить роты.
      - Ой, мля, - вырывается у заклиненного дневального от тьмы красных лампасов, появившихся в дверях первого ротного помещения.
     Дежурный, быстро сориентировавшись в ситуации, прикрыв спиной обоссавшегося от вида Маршала дневального, во всю луженую глотку начинает орать как оглашенный на паперти:
     - Сми-р-на! - и с шиком рапортует.
     - Молодцом, - хвалит Маршал и видя свое цветное изображение в золотистой раме с легким налетом мудрого снисхождения к окружающим изрекает. - Даже портреты Маршалов висят!
      - Служба! - у потного под мышками замполита от похвалы вырастают волчьи яйца и с мелкотравчатым хвастовством он  в сторону добавляет. - Чай, мы флотские!
     Проверка идет в доброжелательном ключе. Осмотрев Ленинский уголок, бытовку Маршал остается доволен и хвалит за порядок в гальюне и баталерке.  Все улыбаются. Замполит, трепыхаясь как петух на заборе, мысленно уже прокалывает на парадной тужурке дырочку для ордена.
     Тем временем матрос-стукачок, со страхом обгоняя запах пота, только успевает снимать уникальный портрет в одном месте, мышью проскальзывать перед носом Маршала на другой этаж казармы вешать в другой роте. Все идет, как по маслу.
     На одном из лестничных пролетов, от чрезмерного служебного радения матрос спотыкается и разбивает. Нет, не то о чем вы подумали, а единственный в части портрет Маршала. Правильно на флоте говорят: «Бестолковому салаге дай хрустальный хрен в руки, так он и его разобьет!» Причем не просто так, а в хлам-тарарам. Как выразился один немецкий философ – «С дураками бессильны даже боги!»
      Когда, расплывшись на лестничном пролете кляксой в журнале дежурного по части, Стукач пытается как-то собрать «осколки былой роскоши», по закону подлости, на лестнице появляется во всей красе вся проверяющая комиссия во главе с Маршалом. Ситуация - врагу не пожелаешь. Командир в нервной испарине проглатывает язык. Начальник штаба тихо шепчет только одно знаковое слово - «Пипец!»
      Глаза у замполита выпучиваются и становятся похожими на два вставленных в лоб глобуса, на которые натянуты использованные презервативы. В состоянии партийной прострации в предынфарктном состоянии он превращается в коровью лепешку и смачно шмякается об пол. Маршал тоже впадает в транс, будто его только что похоронили. Морщины на лбу перелазят на затылок.
     Через мгновение, придя в себя, нахмурив породистые брови, военный деятель проходит по битым стеклам, как по своим костям и раздраженно бросает через плечо:
      - Командир! Что за бардак у тебя в части? Почему Маршалы на полу валяются?