Сквозь тернии

не сможет. Можно только в детстве! Я не знаю, отчего именно так... Честно!
- Всё в порядке, Светлана. Я всё прекрасно понимаю. Да и поздно уже верить в сказки – моё время ушло. Хотя...
- Что «хотя»?
- На старости лет в мою дверь всё же постучалась ещё одна бесконечная история.
- Как это?
- Знаешь, Светлана, мне кажется, порой мы и сами не можем поверить в то, что спустя десятилетия после того, как угасло на задворках воспоминаний детство, свет вновь освещает наш уходящий в небытие путь.
- И что же это за путь? – Светлана невольно подалась вперёд, волнуя воду бассейна. – Вы о нём хотели со мной поговорить?
Титов горестно вздохнул.
- Да, о нём. Но потом я узнал, что за страшная беда настигла тебя. Признаться, даже не знаю, как теперь быть... что говорить, чего ожидать от тебя в ответ... Так или иначе, раз уж я всё равно здесь, конечно, расскажу.
- Пожалуйста! Мне очень интересно! К тому же, это должно отвлечь от неприятных мыслей.
Титов снова вздохнул.
- Светлана, я собираюсь открыть новый мир. Если не целиком, так хотя бы часть. Но даже эта крохотная крупица ничто, по сравнению с тем, что получит человечество в случае удачного завершения запланированной экспедиции! Правда есть один непонятный вопрос – почему «система» выбрала именно тебя? Расскажи мне об этом.
- Хм... Я поняла. Вы хотите знать, как я поняла дельфина?

Россия. Екатеринбург. «Поступок».

Александр Сергеевич отложил письмо в сторону, ухватился трясущимися пальцами за подбородок, посмотрел в серое окно – на небосводе вот уже вторую неделю скапливались косматые тучи.
«Будто чего замышляют...»
- Папа, а может это просто чья-нибудь шутка?
Александр Сергеевич вздрогнул, тут же отыскал взглядом усталые глаза дочери.
- Анна, бог с ним, с письмом. Всё равно это не обсуждается, да и куда я сам, на старости то лет, впрягусь? Хожу-то, вон, еле-еле. Да и Алька...
Анна приподнялась со скрипучей больничной койки, склонилась над тумбочкой, коснулась фотокарточки сына.
- Алька тут такой ошарашенный получился, – она улыбнулась, неуловимым движением руки смахнула невольную слезу. – Это было на второе сентября, когда он только в первый класс пошёл.
- Ну да, как же такое забыть, – Александр Сергеевич улыбнулся, косясь на фото внука, – малыш в сереньких брючках, блестящих башмачках, тщательно выглаженной рубашке, на кармане которой уже зияет пятно от пролитых чернил, держит в руках пухленький рюкзачок, а личико... – Он-то думал, что каждый день, как первое сентября будет, а тут уроки задавать стали! И смех и грех.
- Ох, Алька-Алька... – Анна прикоснулась почти прозрачным пальцем к плотно сомкнутым губам недовольного сынишки, прочертила по щеке, глянула в прищуренные глаза и на сведённые брови. Казалось, миг, и изображение на фотокарточке непременно оживёт, начнёт оправдываться, одновременно пытаясь определить по выражению лица матери, что той уже известно, а что сегодня можно и утаить.
- Сорванец самый настоящий растёт, – Александр Сергеевич отвернулся и глянул в окно. – Совсем погода испортилась. Наверное, тепла больше не увидим.
Анна кивнула, снова села на кровать.
Уныло скрипнули пружины.
- Наверное... – Она помолчала, потом нерешительно прошептала: – Папа...
Александр Сергеевич обернулся.
- Я, вот, думаю, может, тебе всё же съездить, поговорить с этим Титовым?.. Пока тут ничего плохого не случилось. Потом ведь не до разъездов будет.
Александр Сергеевич резко поднялся с табуретки, подошёл к прячущей глаза дочери, склонился, взял за ледяную руку.
- Анна, ты это о чём? Брось! Слышишь меня?! Прекрати себя накручивать! Изведёшь ведь так сама себя.
- Папа, не надо, – Анна высвободила руку и серьёзно посмотрела в глаза отца. – Я давно уже разобралась со своими чувствами. Это не истерика, я просто хочу быть уверенной, что после моей... что когда вы останетесь вдвоём с Алькой... вы не будете ни в чём нуждаться. А у этого человека есть деньги – много денег, которыми он намерен поделиться!
- Но ты ведь сама только что сказала, что это может оказаться шуткой!
- Может, – Анна облизала пересохшие губы, нервно забегала зрачками по крашеным стенам палаты. – Но с той же долей вероятности, это может оказаться правдой!
Александр Сергеевич покачал головой.
- Нет, только не в этом мире.
- Что не в этом мире, папа?
- В этом мире ничто не даётся просто так, Анна. За всё нужно платить.
- Нет, – Анна отрицательно качнула головой. – Просто за всё нужно бороться.
Александр Сергеевич вздрогнул. Положил руку на колено дочери.
- Знаешь, Анна... давно уже собирался тебе сказать, но всё как-то не решался. Потому что знал, что это спровоцирует у тебя слёзы, а мне от их вида совсем не по себе делается. Но оттягивать и дальше, просто бессмысленно. Анна, твой Алька... – Голос предательски дрогнул, и Александр Сергеевич невольно умолк.
Анна усмехнулась.
- И что он натворил на этот раз?
- Разве ты плачешь, когда он что-нибудь натворит? – Александр Сергеевич покачал головой. – Ничего он не натворил.
- Ничего? Тогда уже я НИЧЕГО не понимаю... – Анна улыбнулась, отчего в груди Александра Сергеевича затеплилась надежда. Но лишь на мгновение. Затем тут же пропала, как и растворилась под натиском хандры улыбка дочери.
- Как-то раз я рассказал Алексею о своём последнем полёте.
- Когда ты чуть не разбился? – Анна заломила кисти рук.
На секунду Александру Сергеевичу показалось, что запястья дочери вот-вот переломиться, издав протяжный хруст... Однако ничего не произошло. Александр Сергеевич тут же попытался отмахнуться от неприятных мыслей.
- Да, о нём.
- Я когда это от мамы впервые услышала – ещё, можно сказать, в детстве, – чуть умом не тронулась. Не знаю даже, что бы со мною сталось, вернись ты на лётную службу, – извелась бы одна дома! – Анна поёжилась. – И как Алька прореагировал?
Александр Сергеевич улыбнулся.
- Ну, вначале, естественно, чуток всплакнул... Нет, вру. Так, немого погрустил, на шее повисел, а потом выдал, будто из РСЗО пальнул!
- Из чего? – Анна открыто улыбалась.
Александр Сергеевич, без сомнений, отдал бы что угодно на свете, лишь бы вот эта улыбка дочери никогда не иссякала. Даже жизнь! Хотя в его возрасте глупо торговаться последней.
«Какая уж тут борьба? Анна осталась один на один со злобным чудовищем, что грызёт её изнутри. Ничто не в силах ей помочь, разве что вот эта самая улыбка... да призрачная надежда. И то и другое сейчас наверняка встало поперёк горла тому, что рвётся изнутри».
- Ладно, всё равно не пойму, – отмахнулась Анна, – объяснять придётся. А тебя Алька и без меня наверняка замучил расспросами.
Александр Сергеевич махнул рукой: мол, а куда деваться? Вырастили такого неугомоныша, теперь мучайтесь!
- Так что же Алька? – Анна устремила на отца дрожащие зрачки и чуть заметно улыбалась – истинное лицо любящей матери, которую пытаются отлучить от любимого сына.
«Отлучить, – Александр Сергеевич внутренне содрогнулся. – Это надо же до такого додуматься!»
- Алька спросил, как стать смелым. Точнее, в его понятии, это значило: как стать настоящим человеком. Что нужно для этого сделать.
Анна потупила взор, покачала головой, потом... заплакала.
- Папа... ты прости... Со мной всегда так... Сам же знаешь... Не обращай внимания.
Александр Сергеевич зачем-то снова глянул на застывшие за окном тучи.
- Я сказал ему, что для того, чтобы стать сильным и мужественным, нужно совершить настоящий поступок. Анна, твой сын – повзрослел. А мы этого даже не заметили, закинувшись мрачными буднями. Всё Алька да Алька, а к нему уже иной подход искать нужно, несмотря на то, что он всё ещё несмышлёный озорник. Временами на поверхность уже выглядывает сознательность и вот тут уж нам самим недозволительно совершать ошибки – иначе не на тот путь наставим. А что тогда будет, не мне тебе объяснять. Так что незачем мне никуда ездить, тем более, сейчас. И дело вовсе не в тебе, а в Алексее – за ним сейчас глаз да глаз нужен. А ты лечись, отдыхай и не гони, слышишь, не гони костлявую! Точнее гони её прочь, пока она не влезла в твою голову целиком!
Александр Сергеевич замолчал и двинул к своей табуретке.
Анна схватила отца за руку.
- Папа. Спасибо тебе. За всё спасибо!

Алька сидел за столом и разукрашивал последнюю тетрадную страницу – так делали все одноклассники, напрочь игнорируя замечания учителей. Своего рода, единый подростковый протест против ненавистного режима принуждения. Добиться чего-то подобным образом естественно не представлялось возможным, но ощущение всеобщего неповиновения только лишний раз поднимало собственную самооценку.
Альке нравилось просто рисовать, а потому принципы школьных друзей его мало заботили. Тем более, общеизвестно: не кусай руку, что тебя кормит – точнее, учит, – потому что, в противном случае, помощи на контрольных ждать будет просто не от кого. Надежды на шпаргалки так же могут легко кануть в небытие, а о том, что будет в этом случае, не хотелось даже задумываться.
Алька предпочитал видеть свою жизненную позицию между двумя крайностями – не тихоня-отличник и не бездарь, какой, отъявленный, – но всё равно не мог с собой ничего поделать. К рукам словно привязали две неразличимые ниточки и с наслаждением дёргали за них, любуясь тем, как безропотно отзывается на каждый очередной позыв податливое человеческое тело. Кем были эти шутники, Алька естественно не знал, но был уверен, что те всегда рядом – поджидают момента, когда можно будет снова посмеяться всласть.
Сегодня Алька рисовал обычный самолёт, пикирующий к земле в облаке инверсионного следа, – последний никак не получался. То краски не те, то заливка слишком мощная, то смешается то, что вроде бы, должно стоять обособленно друг от друга. В общем, самые настоящие проблемы, из-за которых очередь никак не дойдёт до домашнего задания.
Алька решил передохнуть, заодно дать краскам подсохнуть, а себе – пофантазировать. Вдруг чего ещё на ум придёт, чем можно будет дополнить картину неминуемой катастрофы.
На ум тут же пришла беседа с дедом, который рассказывал о том, что именно поступки красят человека. Причём не только обширные и глобальные, но и, на первый взгляд, совершенно малозначимые, однако, на деле, как оказывается, не менее важные и стоящие. Потому-то, – рассуждал дед, – и нужно сперва тщательно всё взвесить, оглядеться по сторонам, чтобы заметить упущенную из вида мелочь, на которую все остальные попросту закрыли глаза, в силу своего суетного равнодушия. А, как правило, именно такие, на первый взгляд ничего не значащие моменты, и слагают нашу жизнь по крупицам. Поэтому не стоит, скрепя зубами, цепляться за очевидное – на деле оно может оказаться вовсе не таким уж и очевидным, – иначе можно запутаться и заплутать. Пойти не по тому пути. А последний многих уже завёл в тупик.
Алька смутно понимал, что именно хотел вдолбить в его бестолковку дед, но кое-что до него всё же дошло: ни в чём нельзя спешить, всё нужно сперва тщательно взвесить и, если есть время, как сейчас, ещё раз переосмыслить – вот тогда-то и гарантирован успех.
Алька усмехнулся, схватил кисть и принялся спешно дорисовывать под самолетом купол парящего парашюта – вот, она, надежда, вот, он, смысл игры красок!
В комнату неслышно вошёл Александр Сергеевич. Постоял на пороге, осматривая обыденный беспорядок, что царил