Сквозь тернии

буквально на каждом шагу, после чего деликатно откашлялся.
Алька быстро обернулся и, ни капли не смутившись, громко сказал:
- А это ты, деда! Посмотри, что я нарисовал!
Александр Сергеевич поморщился от звонкого голоса внука.
- И что там у нас такое? – Он выглянул из-за Алькиного плеча, прищурился. – Никак снова школьную утварь изводишь...
- Ну я только одну страничку!
- Да она у тебя и без того одна в тетрадке осталась. Ну же, глянь сам-то.
Алька засопел. Растерянно посмотрел на «худую» обложку. Потом нерешительно оглядел стол, заваленный скомканными листками бумаги, на которых отчётливо проступали следы красок от неудавшегося инверсионного следа.
- Деда, я не знаю, как... Я просто рисовал... и вдруг... Потом ты пришёл... А это... Я... Деда, прости...
- Ох, горе ты моё луковое, – Александр Сергеевич потрепал шмыгающего носом внука по торчащим во все стороны волосам. – А я маме твоей сегодня сказал, что ты тут у нас взрослеешь понемногу.
Алька вскинул подбородок.
- И взрослею! Ты же сам говорил, что человеческий путь складывается из поступков и что не всегда эти поступки правильные.
- Вы только посмотрите, какой ёжик колючий у нас в квартире завёлся, – ничего поперёк ему не скажи. Ловко ты меня переиначил! – Александр Сергеевич усмехнулся. – А хорошим чем-нибудь можешь похвастаться?
- А то! – Алька шустро соскочил со своего места и пулей устремился к заваленной школьной формой кровати, перевернул кучу с ног на голову, чем-то там прожужжал – молнией от рюкзака, наверное, – и так же стремительно вернулся обратно к столу.
Александр Сергеевич встревоженно ждал.
- Вот! – И Алька, сияя от уха до уха, протянул деду сложенный вдвое лист бумаги. – Ты только, деда, сядь, когда читать будешь.
- Непременно, – Александр Сергеевич медленно осел на стул.
«Сейчас что-то отмочит. Точнее уже отмочил, судя по выражению лица и проницательному взгляду, каким он обычно пытается определить мои мысли. Что ж, расхлёбывай, деда, теперь, раз сам не уследил!»
- Мы, ниже подписавшиеся, Алексей Сергеевич Белов и Руслан Андреевич Колеватов просим педагогический совет школы номер шестьдесят шесть города Екатеринбурга, рассмотреть наше прошение о переводе в другое учебное заведение... – Александр Сергеевич, сам не зная зачем, глянул в окно, затем помассировал указательными пальцами виски и встревоженно посмотрел на продолжающего улыбаться внука. – Это что такое?
Алька пожал плечами, прищурился, явно предугадывая возможность потенциального нагоняя.
- Прошение – там же написано.
- Это я вижу, – Александр Сергеевич встрепенулся, снова взглянул на корявые буквы, выведенные рукой внука. – Ввиду непростой семейной ситуации... отсутствия других родственников... материальных средств... собственного желания, просим вас ходатайствовать о переводе нас в Суворовское Военное Училище на казарменную форму обучения... – Александр Сергеевич схватился за сердце. – Алька что это такое?!
Алька сжался, поник, превратился в трясущийся комочек отчаяния.
- Вот и Руслан не поверил.
- Во что?
- Что нас кто-нибудь поймёт.
- А что я должен понять?
- Что я сам это решил! – Алька гневно сверкнул глазами-бусинами и сжал крохотные кулачки. – Руслан так и сказал: мало ли что мы решили, всё равно последнее слово останется за взрослыми!
- Да кто этот Руслан такой?
- Мой друг. У него родители пьют по-чёрному, вот он и решил, что хватит. Потому что понял, что рано или поздно, и сам превратится в то... Во что уже превратились его родители!
Александр Сергеевич попытался расшевелить память.
- Постой-постой. Как, то бишь, его фамилия? Колеватов?
- Колеватов, – Алька стоял, широко расставив ноги и разведя руки по сторонам, сильно подавшись грудью вперёд, – точно припёртый к стене партизан, что, не смотря на близкое дыхание смерти, по-прежнему не желает идти на поводу у своих мучителей.
- Колеватов... Ну как же, помню! За его родителей на школьные собрания обычно бабушка приходила. Всё говорила, будто те в командировке...
- Ага, как же! – Алька гневно нахмурился; всё же не удержался и шмыгнул носом – Александру Сергеевичу снова показалось, что перед ним застыл вовсе не родной внук, а один из персонажей фильмов про мальчишек-партизан, что бегали в тыл к врагу, таскали на передовую снаряды и воевали рука об руку с обычными солдатами. – На вокзале их командировка: день там синячат, а под вечер, когда деньги заканчиваются, подтягиваются уроки проверять. Злыдни! Знаешь, как они его за двойки колотят? А у него двойки эти из-за того, что бабушка совсем немощная! – У Альки задрожали губы, но он не сдался – попёр до конца. – Вот Руслан и носится после школы по делам, а на учёбу забивает. А эти – родители его – всё видят и ничего не меняют! Потому что им плевать! Деда, это они должны страдать, а не наша мама! Это они заслужили боль! Ну почему так?! – Алька всё же не выдержал – заплакал. Однако стиснутых кулачков так и не разжал.
Александр Сергеевич быстро стряхнул с себя оцепенение, навеянное пламенной речью внука, обхватил того за плечи, поскорее прижал к себе. Алька казался каким-то нескладным, угловатым, выпирающим во все стороны – Александр Сергеевич не сразу понял, что внук просто пытается высвободиться из его объятий.
«Ну, ничего себе...» – Александр Сергеевич, сам не понял, как оказался в одной части комнаты, а Алька – в противоположной.
Внук продолжал что-то доказывать, но Александр Сергеевич с трудом разбирал слова. Душа походила на влажную губку, что стремительно впитывает в себя каждое новое слово, не позволяя донести смысл до встревоженного сознания.
- На той неделе у Руслана умерла бабушка. Он теперь совершенно один... а этим... – Алька брезгливо поморщился. – А этим по-прежнему нет ни до чего дела! Вот Руслан и решил податься в Училище, потому что больше некуда, – не в обычный же приют, который ничем не лучше дома! А я с ним вызвался. Куда он один-то пойдёт? К тому же я его лучший друг – мы с первого класса вместе. И тогда ещё поклялись, что куда – один, туда и другой!
Александр Сергеевич снова осел на стул.
- Значит, решил, говоришь...
Алька кивнул, насупился.
- Решил. Но тут всё равно без взрослых – никак!
- Почему же?
- Нужно согласие хотя бы одного из родственников. Деда, расскажи им всё как есть про Руслана, а то ОНИ ВСЕ не верят!
Это – ОНИ ВСЕ – заставило сознание Александра Сергеевича содрогнуться.
«ОНИ ВСЕ действительно всё знают. Просто ИМ ни до кого нет дела. Как и мне нет дела до мнения собственного внука. В особенности после того, как я сам разглагольствовал перед больной дочерью о том, каких заоблачных высот взросления достиг наш любимый Алька. Действительно, отчего же всё именно так? Где эта долбанная справедливость, когда она так нужна?! В каком сраном пейнт-хаузе потягивает вискарь, рассуждая о дешёвых девках и ценах на углеводороды?»
Александр Сергеевич обхватил руками голову.
- Деда, ты чего? – Алька тут же возник перед дедом, попытался того легонько растормошить. – Ну же, деда, перестань меня так пугать! Ну, пожалуйста! Прости за то, что я тебе только что наговорил! Прости, прости, прости!
- Всё в порядке, Алька, – Александр Сергеевич вдохнул полной грудью, попытался изобразить на лице беспечную улыбку – вроде вышло. – Неожиданно всё просто как-то: вчера ты и думать не думал о самостоятельной жизни, а сегодня, вон, о чём заговорил... Эх, что же теперь с тобой делать? С тобой и другом твоим горемычным?..
Алька смущённо опустил взор, взял деда за сухую ладонь.
- Деда, я стану таким, как ты. Я буду стараться – не то, что в школе! Честное слово! И мне всё равно, что там подъём в шесть утра и зарядка – я всё это преодолею! Ведь это совсем не сложно, по сравнению с тем, что происходит, например, с Русланом.
Александр Сергеевич вздохнул, запустил свободную руку в неподатливые волосы внука – на сей раз в глазах того царило смирение.
Алька просто ждал окончательного вердикта, целиком излив душу.
«А ведь он всё делает правильно. Потому что, так или иначе, останется один, как друг Руслан. Потому что мать смертельно больна. Потому что и ты, старый хрыч, что-то задумал! Решил, как в молодости: напролом, сквозь тернии, к звёздам! А что?.. Не так уж это и неправдоподобно звучит, в особенности, если учесть всё то, что творится вокруг, да около. А бояться глупо».
- Вот, Алька, у меня для тебя тоже кое-что есть... – И Александр Сергеевич протянул внуку измятый конверт. – Посмотри, куда меня зовут.
Алька отдёрнулся, густо покраснел.
- Деда, я нечаянно, прости! Ещё вчера. Конверт лежал в прихожей на столике. Я не знал, что в нём! Теперь знаю. Деда, так ты и впрямь полетишь к звёздам?

Россия. Москва. Бережковская набережная. Площадь Европы. «Билет».

Аверин сидел на одной из лавочек, что опоясывали фонтан кольцом веселья, изредка посматривая на скульптуру «Похищение Европы». Всё последнее время он не прекращал попыток разобраться во всём произошедшем... да и происходящем поныне. Неведение – угнетало. Особенно по ночам, являясь в образе чёрной бездны, из которой бесконечным потоком лились жуткие стоны отчаяния. Аверин мог бы поклясться чем угодно, что он не раз и не два слышал среди общего хаоса голосов своё имя. Точнее прозвище.
Мысли неизменно уводили в далёкое детство, будто первопричина и впрямь скрывалась именно там. Более того, отчего-то вспоминалось то самое лето. Лето, когда он познакомился с Колькой. И они с чем-то столкнулись. С чем-то, прибывшим извне.
«Столкнулись... Но чем же оно было?»

Колька вернулся довольно скоро, хитро подмигнул и поманил оторопевшего Яську за собой. В руках он сжимал не то пыльную сетку, не то кусок брезента, не то старый матерчатый мешок из-под картофеля – Яська поначалу толком и не разглядел. Он лишь кивнул, но так ничего и не сказал, боясь сойти за безграмотного невежду, что не в силах понять очевидного.
Стриж в лопухах смекитил, что дело затевается по его душу – зашипел, принялся размахивать огромными крыльями, взметая в воздух остатки прошлогодней травы и собственные перья.
- Тише!.. Тише ты... – просипел в полголоса Колька, тормозя рукой с растопыренными пальцами пробирающегося следом Яську.
Яська замер, как вкопанный, не зная, к кому именно обращается Колька.
Стриж тоже притих, а потом, словно издеваясь, в два громадных прыжка, юркнул в ближайшие заросли ежевики.
Колька поморщился, но тут же оценив ситуацию, довольно улыбнулся.
- Попался, голубчик, – сам себя в ловушку загнал, – он обернулся к изнывающему от нетерпения Яське, сунул в зубы былку метлицы и заявил тоном, каким обычно персонажи в голливудских фильмах констатируют собственное превосходство: – Не знал просто, с кем связался.
Яська выглянул из-за плеча и неуверенно кивнул.
- А дальше что?
- В смысле?
- Как его теперь оттуда выманить?
- Выманим, – Колька деловито сплюнул. – Будь уверен, живым возьмём.
- Точно?
- Ага.
Яська недовольно скривил губы.
- Что-то не очень хочется в ежевику лезть – она колючая. Тем более, там ещё этот сидит... горемыка недоделанный.
- Колется, не колется – а делать нечего! – Колька присвистнул. – Разок в жизни можно и потерпеть.
- Ага, как же... – Яська почесал зудящие запястья. – Я об крапиву уже так нажалился, что теперь и без того полночи чесаться буду.
- Подумаешь, всю ночь чесаться, – какая летом разница? Всё