Сквозь тернии

конструкции он так же аналогичен двухместному варианту перехватчика Миг-25ПУ.
- А зачем делать так много одинаковых самолётов и называть их по-разному?
- Они вовсе не одинаковые. Индекс «Р» означает – разведчик; а индекс «П» – перехватчик.
- А «У»?
- «У» – это значит учебный, то есть двухместный. Встречаются и боевые двухместные самолёты, однако, в современном мире, это уже редкость.
- Почему?
- Надобность отпала. Сейчас всем заведуют компьютеры, так что и один-единственный пилот уже, по сути, лишний.
- И что же случилось?
- А вот я и пытаюсь рассказать, а кто-то меня постоянно с мысли сбивает!
Алька продемонстрировал деду очередную улыбку – Чеширский кот просто отдыхает в сторонке.
- Вылет назначили на раннее утро. Полночи шёл мелкий дождь, даже скорее изморось, а под утро и вовсе спустился туман.
- А разве так можно? Ну, летать в тумане – не видно же ничего.
- Можно – приборы-то на что. Тем более, и из Москвы всё подгоняли – было необходимо отправить партию как можно скорее. Вот мы с Генкой и взлетели. Помню, как только оторвались от земли, сразу же все стёкла в кабине запотели – низги не видно, будто в молоке барахтаемся на вроде тонущей мухи.
- И не страшно было?
- А чего страшится-то? Неприятно – это да. Но страха не было, ни у меня, ни у Генки. Генка вообще не имел права проявлять какую бы то ни было слабину – он ведь был командиром экипажа.
- А ты как же?
- А я, скажем, так просто, для комплекции.
- Как запасной пульт  к «ди-ви-ди»?
- Во-во, вроде того. Только Генке никакие дополнители и не нужны были! Он к тому времени столько часов налетал, что завяжи глаза, опутай ноги и руки, да в придачу ещё и волчком закружи – всё равно самолёт выровняет и посадит, одной лишь своей уверенностью! – Александр Сергеевич вздохнул, вспоминая былое. – Но в то утро всё с самого начала пошло наперекосяк.
- Как это?
- Родные конструкторы подвели, чтоб им пусто было!
- И что же они натворили?
- Да ничего хорошего. В чём-то и наша вина была, вне сомнений. Особенно в том, что всё же запаниковали под конец. А дело было в авиагоризонте.
- В авиагоризонте?
- Да, Алька, в нём. Это штука такая, как Ванька-встанька. Как ты не верти штурвал, а она всегда знает, где низ, где верх и как расположен горизонт относительно горизонтальной плоскости самолёта.
- Ничего себе! – Алька разинул рот. – Это компьютер?
- Да бог с тобой, какой, там, компьютер. Просто электронная система, постоянно нацеленная на горизонт, – и никаких заморочек. Чтобы было легче представить, просто вспомни, как устроен компас. Вспомнил?
Алька радостно кивнул.
- Ну, вот видишь, а какая в компасе заморочка?
Алька напрягся, вспоминая школьные уроки по географии.
- Он из-за магнитного поля Земли работает и стрелкой всегда на Северный полюс указывает!
- Верно! – Александр Сергеевич не преминул потрепать сияющего внука по торчащим в разные стороны волосам – будто ощетинившийся ёжик.
Алька сразу же засмущался:
- Ну, деда, ты чего?.. Что дальше-то было?!
- Вот и авиагоризонт, как и компас, постоянно цепляется за свой единственный ориентир, то есть, за горизонт. В один прекрасный момент – ещё в пятидесятых годах прошлого века – наше верховное главнокомандование решило, что отечественные авиагоризонты уступают западным аналогам. Заслали шпионов, выведать ихние секреты.
- Ничего себе, как в кино!
- А ты как думал... Да, так всё и было, поверь мне на слово. Только без проволочек у нас как всегда не обошлось. Удалось добыть фотографию американского авиагоризонта, только перевёрнутого вверх ногами...
- Вверх тормашками?!
- Да. В момент фотосъёмки прибор был развёрнут по вертикали на 180 градусов, относительно камеры, – то есть, вверх тормашками, выражаясь твоим языком. Наши конструкторы, естественно, посчитали такое положение западного прибора правильным и запустили в серийное производство. Украденный авиагоризонт получил название АГИ-1. Вот этот самый «перевёрнутый» АГИ-1 и был установлен на нашем Миг-25РУ.
- А разве нельзя было определить всё как есть ещё на земле?
- Можно. Более того, мы знали эту особенность АГИ-1 и старались постоянно быть начеку, но... человек, как известно, предполагает, а судьба – располагает. Дело даже не в самом приборе, а в его окраске.
- А причём тут окраска?
- Спрашиваешь. Именно цвет рабочих элементов авиагоризонта так пагубно влияет на психику человека. Особенно когда за окнами кабины ничего не видно и летишь, так сказать, на ощупь. Достаточно малейшего отклонения от курса, как начинается нервотрёпка. Крен, вертикальная скорость, высота – значения этих компонентов необходимо определить как можно скорее и, по возможности, без погрешностей, потому что промедление или незначительная промашка – это не совсем то, на откуп чего следует уповать, находясь на высоте более двадцати тысяч.
- А причём цвет?
- Визуально авиагоризонт похож на шар. На обычный мячик, каким мы раньше играли в лапту, а вы сейчас – в теннис. Особенность – в его окраске: верхняя часть, до экватора – голубая, под цвет неба, а нижняя – серая или коричневая, на вроде земли.
- А у вас всё было наоборот, потому что фотография оказалась кверху ногами!
- Именно так. После пары несложных фигур усилился боковой ветер – нас стало относить в сторону от аэродрома. Диспетчер приказал вернуться на исходную точку, и Генка начал маневрировать: попытался спуститься ниже, думая, что ветер разогнал туман и удастся хоть что-нибудь разглядеть. Однако мы спускались, а просвета всё не было. В какой-то момент мне сделалось не по себе. Генка тоже почувствовал неладное: стал стремительно набирать высоту. Когда появился просвет, мне показалось, что мы вломились прямиком в царство небесное, только походило это царство больше на обычную лесополосу. Тут же сработал сигнализатор близости земли. Мы неслись в преисподнюю с ошеломительным креном на правое крыло и углом порядка 70 градусов.
- Как же вы уцелели? – Алька смотрел на деда огромными глазами, словно прямо сейчас видел, как тот вертится в своём пикирующем Миге, что вот-вот врежется в землю.
- Как-то... Последнее что я запомнил, находясь в здравом рассудке, – это сильную перегрузку. Я машинально потянул ручку штурвала на себя и после этого больше ничего не помню. Будто провал в памяти произошёл. Генка потом ещё рассказывал, что не мог понять, как до него всё же дошло, что мы движемся не вверх, а вниз, – ведь он потянул за рычаг ещё задолго до того, как увидел землю: иначе нам бы не удалось выровнять машину, – Александр Сергеевич помолчал, прислушиваясь к размеренному гулу троллейбуса – в его голове на полном форсаже выл ТРДФ, силясь вынести пикирующую птицу к свету. – Генка тогда ещё озвучил странную вещь... Он сказал, что оказывается, не только бог может ходить по небесам, распоряжаясь судьбами простых людей. Мы сами тоже можем так делать, потому что на АГИ-1 небо располагается как раз под ногами. Бог может лишь подкидывать нам испытания, а вот то, как мы себя поведём в той или иной ситуации – зависит, в первую очередь, от нас же самих. Потому что мы покорили небо. Оставили на нём отпечаток своего ботинка.
Александр Сергеевич замолчал, уставился в окно. Троллейбус свернул на Студенческую и лавировал между опрятными сталинскими двухэтажками.
- Деда, а дядя Гена, получается, совсем ничего не боится?
- Отчего же. Не боится только истинный глупец, уж поверь мне на слово.
- Тогда если в школе трусом обзовут – значит, это ничего не значит?
- Хм... Смотря за что обзовут. Вот, если у одноклассницы книжку отобрал или натворил чего и друга лучшего подставил – это трус. А когда кого-нибудь осознанно от ошибки или глупости отговорить пытаешься, а тебя на смех поднимают – мол, трусишка зайка серенький, – тут ты верно подметил: незачем связываться с таким контингентом, всё равно это ни к чему хорошему не приведёт. Потому что они твердолобые все, точно ослы.
- У нас в школе ребята на ТИР лазают, становятся в круг, берут друг друга за руки, а затем крайние старшеклассники касаются телеграфных проводов, которые над самым карнизом протянуты. Я отказался вставать в кольцо, а они меня сразу трусом... – Алька шмыгнул носом.
- А ты взял и просто ушёл?
- Ну да, а чего?
- Ничего. Нужно было им в открытую сказать, что они дураки!
- Ага. Поколотят.
- Тебя одного?
Алька вздохнул.
- Ну и кто тогда трусом окажется?
Алька, ничего не понимая, уставился на деда.
- Они. Их, вон, сколько, а я один! – Алька принялся прыгать на одной ноге, отчего троллейбус снова закачался.
- Ну, хватит паясничать. Будет тебе.
- Деда, я тебя так люблю! – Алька облапил деда и притих, сжимая в пальчиках морщинистую ладонь деда. – Как же хорошо, что вы тогда всё же взлетели. Хоть бы так всегда было!
- Увы, – Александр Сергеевич вздохнул. – Именно так погибли Юрий Гагарин и Владимир Серегин. Их Миг-15УТИ разбился вблизи деревни Новоселово, Киржачского района, Владимирской области. Они не смогли выйти из пике – не хватило двухсот метров. Да и корпус самолёта не выдержал – его просто раздавило перегрузкой.
Алька сжался в трепещущий комочек.
- А этот дядя Гена... Как он вспомнил, что всё наоборот?
- Бог его знает... Больше об этом Генка никогда и ничего не говорил. Мне кажется, он и сам не знал ответа на этот вопрос. Ему словно кто-то нашептал.
Алька вопросительно вытянул шею – и впрямь, как цирковая обезьянка.
- Разве так бывает?
- Много чего бывает необъяснимого на этом свете, – Александр Сергеевич протяжно выдохнул. – Особенно там, на небесах.

Над областным онкологическим диспансером на Комвузовской нависла свинцовая туча. В её недрах, будто разжиревшие слизни, копошились оранжевые вспышки. По улочкам города не спеша прогуливался раскатистый рокот. Солнце оказалось проглоченным. Ужасное чудище выползло из тёмного логова, заполнив собой добрую половину небесной сферы. Пахло озоном.
Алька запрокинул голову и поёжился. Настроение окончательно упало – в этой части города с ним было так всегда.
Мама выглядела уставшей, скорее даже, какой-то измученной. Такое ощущение, что она находилась не на стационарном обследовании в обычном городском диспансере, а в самой настоящей камере пыток, где над ней нещадно издевались изо дня в день, не позволяя перевести дух. Алька даже зажмурился, не веря в реальность всего происходящего, а когда снова открыл глаза, вытаращился на ближайший табурет с чьей-то скомканной одеждой, в надежде всё же проснуться. Не проснулся. Более того, матерчатый куль принялся раскачиваться, переплетаться и изгибаться, пока, в конце концов, не превратился в дряхлую старуху с абсолютно лысым черепом.
Алька так и замер с открытым ртом, уверенный в том, что видит самую настоящую Бабу Ягу, которая вот-вот протянет к нему свою уродливую клешню...
Сейчас, на улице, жуткий образ безволосой старушенции немного поблек, но вот несколькими минутами ранее эффект был тот ещё – спасибо Александр Сергеевич не растерялся и быстренько провёл внука в дальний конец общей палаты смертников.
Мама улыбнулась и прижала испуганного Альку к груди. Прижала, да так и не отпустила. Она обнимала его долго-долго – Альке показалось, целую вечность, – словно видела сына в последний раз. Потом всё же отстранилась и поспешила отвернуться к окну. Алька стоял как вкопанный, прислушиваясь к