Сквозь тернии

обойти устоявшиеся законы! Это скорее безумцы, потому что они даже представить себе не могут, что придёт, случись им сломать одну из «печатей». По сути, человечество и есть зло – потому вас и закрыли ото всех остальных. Вы побочный продукт, результат неудавшегося эксперимента... а я же... Я заперт вместе с вами, как и многие другие мои соплеменники, рискнувшие броситься на помощь иному миру.
Яська долго молчал. Потом сказал странную вещь:
- Простите. Вам, наверное, очень хочется домой.
Макарыч рассмеялся в темноте.
- Домой? Хм... Мой дом – Земля. И к этому трудно придраться. Уж поверь мне.
- А сколько вы уже здесь?
- Долго. Очень долго.
- Вы – бессмертный?
Макарыч снова рассмеялся. Потом закашлялся, но всё же сказал:
- Нет ничего вечного, как недостижимо бессмертие. Мы – в круге. Мир замкнулся на себя, и всё чуждое просто повисло в пространстве, как воздушные шарики. Человечество живёт день изо дня: рождается, взрослеет, получает знания, старится, умирает... А мы же просто висим над вашими головами энергетическими сгустками – шаровыми молниями, разрядами, неопознанными объектами... или субъектами. Барьер не пропускает нас, а если и выпустит, то седовласыми старцами, а может, и вовсе бесплотными духами.
Яська кивнул, точно всё понял. Спросил, гоня прочь странные мысли:
- Но ведь тогда получается, что в нашей жизни нет смысла.
- Смысл есть во всём. Его нет только там, за гранью, откуда лезут твари. И не важно, что жизнь этому миру даровала Тьма. Ведь у вас есть такие понятия, как «отец» или «мать». Верно?
Яська кивнул.
- Так вот, не тот истинный отец или мать, кто только породил. Нет. Настоящие родители, это те, кто взрастили, вскормили и наставили на путь истинный. Так и никак иначе. Поэтому Тьма может претендовать на что угодно – даже на роль прародителя, – а истинный смысл всё равно будет превыше всего. К тому же теперь у человечества – да и у нас всех – появилась надежда! «Искр», подобных тебе, Яська, всё больше, а это говорит о том, что наконец-то грядут перемены.
Яська почувствовал зашедшееся в груди сердце. Он сбивчиво пролепетал, страшась сменить неудобную позу:
- Но я даже понятия не имею, как быть дальше... Особенно, после того, что вы только что сказали, – он дотронулся до груди, до ямочки чуть выше пупка. – Они тут?
Макарыч поднялся со своего мешка. Подошёл, скрипя настилом. Присел рядом с задыхающимся Яськой.
- Успокойся. Внутри тебя ничего нет. Да, думаю, и не будет.
- Вы не уверены.
- Уверен. Они могут тебя только запугивать. Ну же, посуди сам, чем задастся противник, который заведомо слабее тебя? Только подумай, прежде чем отвечать.
Яська задумался. Перед взором непроизвольно всплыли испуганные лица Ищенко и Гуни, застрявший в дверях Чича с глазами крупнее пятирублёвых монет. Задумчивый Схрон, потирающий вздрагивающий подбородок...
«Ну да, вот оно! Страх. А что делать, когда тебе страшно? Пытаться запугивать в ответ – самое то!»
Яська кивнул. Осторожно добавил:
- Но ведь так не может продолжаться бесконечность?
- Верно. Потому и нужно противостоять. Как только ты примешь этот мир таким, какой он есть, – всё прекратится. Но сможешь ли ты сам принять мрак, как есть? Либо не примешь, задавшись целью, разобраться во всём происходящем. Вопрос.
- И как же найти правильный ответ?
- Прислушайся к сердцу. И как только ты услышишь его ритм, дальше можно уже не сомневаться.
- Я слышу, – шёпотом признался Яська, вновь и вновь прислушиваясь к размеренным толчкам в груди. – Уже давно. Это значит, что Тьма не придёт?
Макарыч снова вздохнул.
- Это значит, что ты всегда найдёшь обратный путь, куда бы Тьма ни заманила тебя. Прислушайся к пульсу, и ты всё сразу поймёшь. В этом мире – такой он один, а это значит, что ты слышишь не что иное, как позывной далёкого маяка. Это радиопередатчик, настроенный на определённую волну. На волну твоего созвездия, твоего дома. Именно так путники возвращаются обратно, когда низги не видно, или отсутствуют иные ориентиры. Главное, уловить этот ритм в нужную минуту, чтобы не «проплыть» мимо. Иначе можно пропасть. Пропасть, как пропали мы... Как пропал я.
Яська поёжился.
- Росинка говорила об этом.
- Твоя не рождённая сестра?
- Ага. Вот... – И Яська протянул прыгалки. – Она учила скакать через них и читать вслух считалочку! Любую, главное не сбиваясь. И тогда легко «выплыть».
- И то верно... – Макарыч снова крякнул. – Лихо вы, дети, переиначиваете всё на свой лад. А вот от этого, нужно избавиться.
Яська почувствовал на своём запястье сухую ладонь Макарыча с широкими пальцами, покрытыми твёрдыми мозолями.
- Как это – избавиться? – не понял он, машинально отстраняясь прочь.
Площадка гнусаво скрипнула, и Яська замер, словно мышонок перед взведённой мышеловкой.
- Это принадлежит ушедшему, а значит, ему не место в этом мире.
- Но вы же сами говорили, что мертво всё – и там и тут! Просто вопрос во времени.
- Да, говорил, но имел в виду нечто иное.
- Тогда что же?! – воскликнул Яська и тут же притих, прислушиваясь, как его вопль отражается от невидимой крыши, стекает по полукруглым стенам и скачет вниз по металлической лесенке, растворяясь в вечности тьмы.
- Я имел в виду разнополярность миров. Возьми хотя бы Солнце. Оно согревает нас день изо дня, дарует пищу, оберегает жизнь. Оно принадлежит этому миру или же, наоборот, этот мир принадлежит Солнцу. Ведь ещё издревле люди поклонялись светилу, считая то истинным творцом. И в какой-то степени они были правы. По-своему. Пока со звёзд не спустились иноверцы. Тогда всё поменялось, но я, кажется, отвлёкся. А теперь, Яська, попытайся хотя бы на миг представить форму жизни, для которой наше Солнце не может принести ничего, кроме боли, страданий и смерти!
Яська вздрогнул, припоминая Росинкины слова, сказанные на Мосту, под покровом багряных туч, что укрывали чужое светило.
- Но почему так?!
- Таково мироздание. Даже сами звёзды за время своей долгой жизни испытывают трансформации и преобразования. Определённые циклы, во время которых изменяются их физические и химические характеристики: размеры, светимости, состав. При этом жизнь под этими звёздами так же меняется. Это факт и где, как ни в вашем логичном мире, принять его? Или, возьмём, атомы, которые мельче даже самой мельчайшей песчинки. Они тоже переходят с уровня на уровень, из расчёта скорости, валентности или взаимодействия. Ты спросишь, к чему всё это... А к тому, что и человек никоим образом не отличается от остальной материи, потому что и сам он состоит из той же самой материи. Взрыв сверхновой, радиоактивный распад, рождение человека – точнее просто живого организма, наделённого сознанием и душой, – всё это взаимосвязано и подчиняется одним и тем же прописанным века назад истинам. Именно поэтому живому организму свойственна изменчивость, а соответственно, и смена условий обитания.
- Но кто же всё это написал? – выдохнул Яська.
Макарыч помолчал.
- Боюсь, этого не знает никто в этой части Вселенной. Лишь только Те, что создали ваш вид. Но Они ушли. И, скорее всего, навсегда.
Яська покрепче сжал кулончик. На секунду ему даже показалось, что внутри миниатюрного сердечка снова вспыхнула жизнь! Но это была лишь надежда – желание вновь соприкоснуться с обретённой и тут же потерянной сестрёнкой оказалось настолько велико, что, само того не желая, породило притворный фантом.
Яська вздохнул.
- Я предлагал Росинке остаться, но она не согласилась. Сказала то же самое: что наше Солнце не примет её.
- Она всё верно сказала. Каждой сущности отведено своё место. И лучше не двигать фигуры, когда не особо представляешь, чем это может обернуться в будущем.
Яська кивнул.
- Хорошо, только можно я сам его отдам?
Макарыч не полез с расспросами, просто кивнул в знак согласия.
- Прости, Яська, но мне нужно избавиться от этого выводка. Пока они «спят», но чем чёрт не шутит, – ведь вы выражаетесь и так. Да и сами «просыпаетесь», время от времени.
Яська кивнул. Он хотел было напроситься, хоть глазочком посмотреть на «избавление», но вовремя одумался, догадавшись, что совсем не хочет этого. Смысл всего происходящего заслонил любопытство чугунной стеной забвения, оставив лишь понимание того, что как раньше уже и без того не будет. Сны и впрямь оказались реальностью. Страшной, пугающей, пытающейся затянуть с головой! Однако реальность эта не казалась незыблемой – над ней вновь что-то царило, нависало или просто расправляло крылья. Крупица познаний растворилась, будто щепотка соли в воде, водворив на горизонте сознания очередные вопросы.
- Что мне теперь делать? – спросил Яська, пытаясь взором отыскать  в темноте силуэт Макарыча.
- Постарайся всё забыть. Всё то, что я сейчас тебе рассказал.
- Забыть?! – Яська невольно вскочил на затёкшие ноги. Зашатался, но всё же устоял.
- Да, забыть, – медленно повторил Макарыч, развязывая мешок. – Мы ещё не готовы. Вас слишком мало.
- Нас?
- «Искр». Вас легко задуть, и Тьма этим пользуется. Поэтому, нужно ждать. А лучше, «уснуть». Хотя... Ещё можно бежать. Я много думал на счёт этого. И порой мне казалось, что это единственно верное решение.
- Верное? Да это похоже на предательство! А как же все остальные, кто не может «плыть»?
- Яська, если взять их всех с собой – хотя я даже не представляю, каким образом это можно устроить, – сути дела этим не изменить. Земля заражена, а дать ответ на вопрос, чем именно, – и лечится ли это – боюсь, некому. Если только не попытаться Их догнать.
- Кого догнать? – не понял Яська.
- Тех, кто всё это затеял. Возможно, Они смогут пролить свет на тот мрак, что воцарился после Их ухода или явился следствием. Нужно просто разогнаться.
Яська спросил глупость:
- А вы знали Павлика?
Зеркала дрогнули, источив ароматы пыльных простыней. Окружающее пространство задребезжало. Закачалось.
Снова пахло сырой извёсткой, а в сознании звучало:
- Знал. У него тоже была «искорка». В душе. Её звали Светланой. Она погибла, даровав «слепому» человечеству избавление.

27.

Яська сидел на сырой ступеньке и прислушивался к тишине. В груди росла пустота, словно он за раз лишился и части души, и смысла существования. Хотя так, скорее всего, и было. Часто случается, что длительное время живёшь под гнётом реальности, страшась не только будущего, но и себя самого – понимаешь, что что-то не так, однако всё рано не можешь на это никак повлиять. В душе селится самое настоящее отчаяние, которое связывает по рукам и ногам, не позволяя сделать выверенный шаг. А потом, бац! Случается что-то поистине необъяснимое, и ты плывёшь кверху брюхом, подобно мёртвой рыбе, смиренно приняв кару небес. Уже не страшно – мыслей попросту нет, – сознание занимает лишь восприятие себя самого, как великой ошибки. Если так можно выразиться. В груди по-прежнему что-то бьётся, но это уже не жизнь. Пульсация не наполняет тело теплом, напротив, выкачивает его умопомрачительными дозами в никуда! А может куда-то за предел, ведь ради чего-то это всё затевалось. Не может же просто так. Хотя... Как знать?
«Они ведь – издалека. Почём мне знать, что творится в Их головах? Да и есть ли эти головы?.. По любому, особенно после того, как Они попадают внутрь».
В желудке заурчало, и Яська вздрогнул, оторвавшись от своих недетских мыслей.
Он остался абсолютно один. Макарыч растворился за гранью