Как-то летом, точно в воскресение, на крутом берегу Волги стоял одинокий человек и, будто памятник, смотрел вдаль. Привлекала странная поза, в которой застыл таинственный наблюдатель. Он ладошками двух рук сделал козырёк над глазами и стоял на самом краю обрыва, да так стоял, что пальцы его босых ног вообще находились над пропастью без опоры – чудом держался на пятках.
Внизу, прямо под ним, на песочке пляжа лежали двое. Один, долговязый, с торчащими вверх острыми лопатками, в огромных жёлтых трусах, лежал на животе. Было ему, на первый взгляд, лет сорок и звали его не то Романом, не то Петром, никто не знал точно его имени – «длинный» и всё. А коротышку, который весь в веснушках лежал рядом и имел совершенно захудалый вид, звали Паша. Никакой клички у него не было, хотя плохого о нём никто ничего сказать не мог. Сейчас он лежал полуповернувшись к «долговязому» и что-то быстро - быстро говорил, то и дело переходя на свистящий шёпот. Он всегда так говорил, когда врал. Долговязый слушал с нескрываемым интересом, но как-то уж очень задумчиво и при этом неимоверно дымил, прикуривая одну сигарету от другой. Вобщем, вполне приятный разговор между двумя товарищами, которых совершенно не интересовала судьба подозрительного наблюдателя далей.
Но тут ввязалась третья сила. Какая-то сердолюбивая женщина, точно уж делать ей здесь было нечего в такую жарищу, подошла к обрыву. Подошла, видимо издалека, потому что в руках у неё была коробка обвязанная бечёвкой. Раньше в этой коробке, должно быть, продавали обувь, а, может, и сейчас продали, а женщина, чтобы обувь не потерять, обвязала коробку бечёвкой. Вот она приблизилась к наблюдавшему даль мужику метра на три, да как заорёт лежащим внизу:
- Что же вы лежите, граждане! Спасите быстро несчастного!
Все вокруг, а там находилось ещё примерно человек восемь, но далековато, хотя один лежал почти рядом, все они только посмотрели на кричащую женщину, как бы удивившись такому странному её поведению, что, мол, орёт средь бела дня, но больше ничего не предприняли. А Павлуша с «длинным», назовём его для приличия дядей Петей, вообще даже не шелохнулись, лежат себе и продолжают разговаривать. Тогда неуёмная женщина, видимо, очень уж доброе было у неё сердце, обратилась прямо к ним:
- Вы что ж это, мужчины, не можете остановить, как дитя жизни себя лишает?!
На этот раз Паша перестал говорить и долгим, мало что понимающим взглядом, посмотрел на торчащую из-под кромки обрыва взъерошенную голову сердобольной женщины. А когда до него дошёл смысл призыва, он оборотился к несчастному дитю. Дитю было двадцать лет точно, и на ребёнка он явно был мало похож и это, наверное, прежде всего, заинтересовало Пашу. Он что-то сказал «длинному», и тот медленно развернулся в сторону обрыва.
- Что надо? – весело крикнул Павел. – Мы что-то не поймём!
- Человек.… Видите? – женщина рукой с коробкой показала на стоящего в той же позе и никак не реагирующего на её жесты наблюдателя. – Видите? Сейчас, может, упадёт…
- Ну и что?
- Спасайте…. – неуверенно промямлила женщина и начала топтаться на месте, явно боясь подойти ближе к странному человеку.
- Ха! Какая! Спасать его! – Павел широко заулыбался, выжидающе глядя на дядю Петю, но тот не торопился просто так, за здорово живёшь, бежать кого-то спасать. Он долго давил окурок сигареты в песке, одновременно зарывая его, словно сажая какое-то уникальное растение для разведения селекционного потомства. Но зарыл в конце концов так глубоко, что навряд ли из него, будь оно, конечно, какой-нибудь полезной семечкой, что-нибудь когда-нибудь выросло бы. Павлуша, так и не дождавшись вразумительной поддержки или подсказки, опять повернулся к человеколюбивой женщине и крикнул, что есть мочи:
- Щяс придём!
И начал подниматься. Длинный нехотя последовал его примеру. Поднимались долго – пока обошли обрыв до места, где была прокопана извилистая тропинка лесенкой, пока карабкались по этой лесенке и вообще шли так, словно надеялись, что незнакомец не дождётся и убежит. Напрасными были их надежды, человек стоял на том же месте, только теперь смотрел не вдаль, а скривил глаза на приближающихся непрошеных гостей. Друзья неторопливо подошли и с удивлением обнаружили, что женщины нигде вокруг не было, даже если посмотреть в разные стороны примерно на километр дистанции.
- Что стоишь? – неспеша закуривая очередную сигарету и всем своим видом давая понять, что на вопрос можно не отвечать, устало произнёс дядя Петя.
Незнакомец начал медленно раскачиваться, но глядел на пришедших без испуга и какого либо заметного волнения, а наоборот, лицо его становилось всё более суровым.
- Чё качаешься? – тем же тоном повторил «длинный».
- Щас обвалится обрыв и ты - брык! – заорал Павел, руками изобразив в воздухе, как, по его мнению, тот будет падать. – Или ты, может быть, какой-нибудь Копперфильд, сейчас фокусы нам будешь показывать?
Незнакомец, назовём его пока, как предположил Павел, фокусником, резко опустил руки по швам и, не отводя взгляда от спасателей, сделал два коротких шага назад. Друзья заулыбались, и Паша хотел что-то сказать, но только открыл рот, фокусник демонстративно сделал два коротких шага вперёд и, в дополнении к этому, занёс правую ногу над обрывом, оставшись на одной левой, которая от напряжения полусогнулась и немного задрожала. Налетевшая улыбка стала медленно сползать с расстроенных физиономий друзей, но не успела она сползти окончательно, как обнаглевший Копперфильд сделал опять два коротких шага назад и застыл, будто в ожидании каких-то приказаний или каких-то своих свежих мыслей для дальнейших действий. На этот раз уже никто не улыбался, тоже ждали. Прошла примерно минута, и неугомонный Павлуша не выдержал:
- Упадешь ведь! – неуверенно начал он. – Разобьёшься…. – и, немного подумав, почему-то добавил, - Насмерть!
- Не-ет! – вдруг протяжно и отчетливо проговорил незнакомец - Я не умру пока!
Павел только сейчас обратил внимание на бросающийся в глаза контраст новоиспечённого Копперфильда с дядей Петей. Тот в огромных, не по размеру, трусах жёлтого цвета, он, кстати, так и стоял в них, немало не смущаясь возможности посторонних взглядов, а этот в огромной, тоже не по размеру, жёлтой майке, только вместо гороха на ней был номер – одиннадцать.
- Я не умру пока! – торжественно повторил странный человек, - Меня не будет ровно через два дня в четверг.… Поутру…. А к обеду я уже коренным образом буду на том свете! Мне уже сказали ….
Вот что заявил ошарашенным товарищам явно сумасшедший, как они теперь догадались, новый знакомый, и стало вдруг скучно и тоскливо. Павел завертел головой, опять отыскивая противную бабу, оторвавшую их от отдыха, а дядя Петя медленно начал натягивать свои жёлтые трусы всё выше и выше и дотянул бы их до самых подмышек, но следующие слова дурачка остановили его.
- А там денег тридцать миллионов валяется! В тёмном лесу…. И вокруг много мёртвых.… А один уполз…. Полумёртвый!
Павлуша, уже не обращая внимания на странного человека, ухватил «длинного» за трусы и потянул на пляж. Но дядя Петя почему-то сопротивлялся. Он почему-то всё поворачивал лицо своё к сумасшедшему с желанием продолжать слушать. Как будто тот ему какую-то сейчас такую информацию выложит, от которой сразу станет веселее и счастливее жить.
- Я это всё видел сам своими видящими глазами…. – с некоторой запинкой, сразу видно, что выдумывает, продолжил сумасшедший. – Они их из автоматов расстреляли, а те их…. А деньги с сумкой в укромном месте лежат! Тридцать три миллиона! Тридцать…. Миллиона.… В лесу….
- Сколько, сколько? – быстро переспросил Павел. – Только сейчас было тридцать, теперь тридцать три!
- Не перебивай! – угрюмо осадил его длинный. – Пусть выскажется!
Почувствовав поддержку, рассказчик сразу сделал очень мудрое лицо, для чего надул губы и сдвинул брови, и стало ясно, что этот человек вообще первый раз в жизни получил возможность кому-то что-то рассказать.
- Это было очень давно! – с заметным приливом вдохновения продолжил он. – Стояла тёмная ночь! Глухо было вокруг…. И ветер шумел в проводах!
- Ну - у, про ветер в проводах ты брешешь! – опять с хитрецой глянув на дядю Петю, вставил Павел.
- И тучи ходили…. Это вон там!
Друзья посмотрели, куда показывал дурачок, увидели начало леса, он там тянулся вдоль реки, и приготовились слушать более внимательно. Они оба сразу вспомнили, что два дня назад газеты сообщали, как где-то там действительно была зафиксирована бандитская разборка, и как будто действительно были жертвы.
- Я прополз два километра и один мужик лежал подраненный и сказал: «В этом чемодане тридцать миллионов!» - тут рассказчик поднял руку вверх с одним выставленным пальцем, и друзья внимательно осмотрели этот палец. – Но ты деньги не тронь! Спрячь и охраняй! Придёт наш человек, отдашь!
Дурачок опустил руку и сосредоточенно замолчал. Прошло какое-то время и стало ясно, что придумать что-нибудь ещё он уже, видимо, не сможет – или кончился словарный запас, или всякое желание фантазировать неожиданно пропало.
- И это всё? – с явным разочарованием уточнил Павел. Ответа не последовало. Тогда он вопросительно посмотрел на товарища и бодро зашагал прочь. А дядя Петя начал хлопать себя по бокам, думая наверно, что там у него в трусах есть какие-то карманы с сигаретами. Но там, конечно, карманов не было, и он наверно подумал, что не мешало бы пришить, хотя бы на летний период. А, может, и не подумал, может, тридцать миллионов ему мерещились, потому что лицо его на данный момент было каким-то забывчивым, как будто он всё забыл. Так они и отошли от странного человека, а через какое-то время он непонятным образом исчез.
***
На следующий день, в понедельник, народу на пляже навалило даже больше чем вчера, видимо, никто на работу не пошёл, и двое наших знакомых тоже продолжали лежать на том же месте в тех же позах, и, казалось, не уходили отсюда никогда. Павлуша что-то оживлённо рассказывал, да так иногда увлекался, что буквально опрыскивал спину и затылок длинноногого непроизвольно вылетающей из его рта слюной, на что тут же начинал махать руками, делая как бы таинственные пассы над телом приятеля и как бы высушивая эту влагу. А дядя Петя лежал и курил как всегда в задумчивой позе и процедуры, которые проделывал Павлуша, видимо, ни сколько не беспокоили его, а напротив, приносили какое-то удовлетворение. Вдруг всё изменилось и изменилось потому, что внезапно появилась неизвестно куда исчезнувшая вчера женщина. Павлуша увидел её издалека и сразу узнал, потому что одета она была в том же коричневом сарафане декольтированном и сверху и почему-то снизу и с той же пресловутой коробкой, перевязанной верёвочкой с бантиком. «Что за напасть?» - подумал Павлуша и внимательно осмотрел всю кромку обрыва, нет ли там опять сумасшедшего. Сумасшедшего на этот раз не оказалось, и можно было бы успокоиться, но от вида приближающейся женщины и оттого, что шла именно к ним, потому что уже издали, делала какие-то замысловатые знаки, Павлуша засуетился. «Что она к нам пристала?»
Волнение передалось и дяде Пете отчего он поднялся на локтях и многозначительно прищурил свой взгляд.
