1.
Ойя ловко обернула краюху лопухом (до вечера будет свежая), взяла со стола тыквенную бутыль с козьим молоком (в жару прохладным в такой бутыли) и подала все мужу:
- Доброй дороги, Степушка, хорошего дня!
- Спасибо, милая, - улыбнулся ей кузнец, заложил свой обед за пазуху, притянул любимую к себе. – Береги себя. Ты моя единственная…
- А я, я? - вбежала маленькая Василинка.
- И ты, и ты, - засмеялся отец. Поднял на руки, поцеловал ее, улыбнулся обеим, повернулся и вышел.
Ойя долго стояла на дорожке, пока любимый не скрылся за поворотом. Все еще улыбаясь, взялась за дела. Перво-наперво, наделать еще бутылей и расписать их – у нее это мастерски получалось, и красивые и легкие изделия шли в деревне нарасхват. Потом надо по лесу пройтись, порядок навести. Кикиморы очень хозяйственные, если в лесу не живет ни одна, такой лес хиреет день ото дня и совсем пропадает, а разве Ойя такое допустит?
Сюда, в Дальний лес, людям дороги не было, кроме одного Степана. Он был единственный, кому можно было беспрепятственно сюда приходить. Здесь стояла их избушка, скрытая от людских глаз. Кузнец каждый день спозаранок уходил в село, там в той же кузнице, оставшейся от прежней его сельской жизни, до вечера работал и потом возвращался опять в лес, к любимой. Теперь они оба не представляли себе жизни друг без друга. Странная пара – кикимора и человек, но любовь и волшебство связали их навеки. А ведь так было не всегда…
2.
Маленькая кикимора шла по пепелищу и горько плакала. Детство кончилось. Мама, милая мамочка, хозяйка сгоревшего леса (проклятый Кощей, наслал Змея Горыныча!), все пыталась помочьему, и до последнего носила из ручейков водицу, но злой, колдовской огонь окружил ее, и она не спаслась…
Теперь ее бесприютная дочь шла меж обугленных стволов и печально прикасалась к ним:
- Прощай, Осинка, прощай, Березка.
Черные ветви тонко звенели, ответно покачиваясь вслед уходящей Ойе. Когда-нибудь здесь будет новый лес, он позовет к себе новую хозяйку…
- Ну что, дочка, пойдем уже, - Леший тронул девочку за плечо, - Дальний лес заждался, давно звал, да мама не хотела отсюда уходить. Что ж теперь, нам с тобой где-то надо жить…
Дальний лес встретил пришельцев радостным птичьим гомоном и буйным шелестом ветвей: хранители пришли! Плохо без них, не ладится лесная жизнь. Кто ж следить будет за древесным подростом, за жизнью и бытом птиц и зверей, кто наладит мир между ними, присудит наказание провинившимся, порадеет за обиженных?
И Леший с дочкой горячо взялись за дела. Дел, правда, много оказалось, да и отвлечь себя хотелось, чтобы притупилась горечь потери.
Маленькой Ойе приходилось нелегко, она еще не все умела, но помогал отцовский совет и собственное чутье. А иногда ей казалось, что она слышит голос матери: «Потерпи, дочка, все решится, все получится»…
Самое любимое занятие маленькой кикиморы было наращивать веточки. Вот разразилась, к примеру, гроза, и молнией поразило высокую сосну, расщепило, сожгло верхушку, бурей сломило ветви. Сначала малышка вволю поплачет, ведь всегда больно такое видеть, а потом начинает все залечивать: начиная снизу, ловко перепрыгивая с ветки на ветку, присаживается рядом с больной, совмещает кусочки, и, любовно поглаживая веточку на сломе, сращивает ее, а то и новый росток создает, и иногда в детской шалости то на березе сосну выращивает, то на сосне - березку. Отец, если замечал, журил ее: не дело это, девонька, в своем же лесу порядок нарушать.
Не очень любила Ойя быть судьей, но что делать, если больше некому. Леший не успевал следить за древесным подростом, только нарастит подлесок, как его то дурные люди срубят, то буря поломает. Вот и приходилось разбираться со зверями и птицами самой.
Недавно вот лисы разодрались, нору не поделили. Ойя каждой внушение сделала, напомнила, что вообще-то нора родительская, а вам, взрослые кумушки, пора бы и самим себе нарыть жилища. Ушли лисы обиженные, все вроде правильно сказано, но им-то хотелось другого – чтобы присудили норку.
Или вот еще: сколько ругала кукушку, а она все не желает сама высиживать свои яички, уносит к другим птицам. Ойя уже и показала ей, как гнездо делать, и рассказала, как чудно увидеть своего маленького, когда он только вылупился, но кукушке как с гуся вода! Так и не высиживает, не слушается. Зато когда у нее в бурю крыло сломалось, на весь лес куковала, звала. И что ж, у хозяйки леса доброе сердце, примчалась, пошептала, погладила, залечила.
Дел у маленькой хранительницы леса всегда было много. Но и на отдых время находилось. Появилась здесь, в Дальнем лесу, у нее подружка, русалочка Аиша. Вместе они в воде плескались, водоросли в венки плели, украшали друг друга, вместе смотрели в заветной заводи картинки – там можно было весь свет увидеть, как кто живет. Им больше ближнее село интересно было, иногда оттуда люди в Лес заходили, тогда можно было увидеть их живьем, разговоры послушать. Но русалочке они были недоступны, разве что дойдет кто до ее болотца, а вот кикимора с любопытством, затаившись в зарослях, за ними наблюдала, радостно узнавая иногда людей, полюбившихся по водяным картинкам. Как стала подрастать, так все чаще просила русалочку показать ей одного человека.
- Он такой сильный, Аиша, ты видела, какой молот тягает, как ударяет по железу, какие большие штуки таскает, и ведь совсем-совсем без волшебства – они же, люди, не умеют колдовать!
- Да, сильный! Мой вот тоже могуч, какие камни ворочает, мешки огромные носит. И красавцы оба такие…Оечка, милая, я влюбилась, сил нет уже, я наколдую, чтоб пришел мой ко мне.
- Не делай этого, подружка! Не было такого никогда, чтоб русалки любили людей, не к добру это!
Но не послушалась ее Аиша, и вон как все обернулось…
ВзрослаяОйя с грустью вспомнила о гибели молодого мельника. У них со Степаном все хорошо.Но было и по-другому…
3.
ЮнаяОйя выбивалась из сил. Плохо стало получаться раны леса залечивать. Настали в Дальнем лесу трудные времена. Что-то разладилось.Не стало грибов и ягод, плохо стал расти молодняк, зато участились бури, страшные, с грозами, молниями, так что боязно стало за свой дом, за свой Лес. Посоветовал Леший дочке сходить к бабе-Яге погадать:
- Вопросы, Оюшка, вечные – кто виноват и что делать. А старуха разложит свои камушки, палочки, листики, посмотрит в волшебное зеркальце, да что-нибудь и посоветует.
Пришла юная кикимора к бабе Яге.
- Помоги, бабушка. Сама видишь, какой Лес стал.
- Ну что ж, внучка, попробую.
Поколдовала над своими волшебными вещичками баба, взглянула в зеркальце и отшатнулась в испуге, рукой зеркальце закрыла:
- Ох, стара я стала уже, сил нету у меня, и на такое я не способна.
- Бабушка, да скажи, что там, что ты увидела?
- Сначала ты мне скажи: спроста ли вы с отцом ушли из своего родного Лесу и к нам пришли?
-Сожгли наш Лес, бабушка, ты же знаешь.
- Знаю, внучка. А вот чего я не знаю, а ты знаешь – это кто огонь наслал.
Ойя понурилась. Тяжело вспоминать о потере, а надо. Почему же Горыныч спалил Лес? Отец неохотно рассказывал дочери когда-то, что ее мама прогневала Кащея, освободила однажды человека, приготовленного в пищу Змею, бывшему у Кащея в услужении. А еще несчетное количество ручейков, забитых слугами Кощея, задавленных каменными завалами, отважная и добрая мама выпустила на волю, и потекли они, неся свежесть и жизнь Лесу.
Кощей зол и завистлив. А еще ему зелень лесная ненавистна, он предпочитает сушь, пустыню, его бы воля – уничтожил бы он всю растительность под корень. Да все не удается ему это – то богатырь какой встретится, то просто смелый и ловкий человек, и помешает злыдню в его замыслах. А тут вдруг противостоит маленькая кикимора! Ему, великому Кащею, мешает червячок, пылинка! Рассвирепел он, наслал Змея Горыныча, и тот сжег весь Лес…
- Какой был у нас Лес, бабушка, заглядение! А злыдень Кащей спалил…И мама погибла…
- Поплачь, внучка, да и успокойся. Будем думать, что делать. Расскажу тебе, что я увидела. Показали мне мои вещички, что опять тебе, хорошая моя, вредит Кащей. И в зеркало я его увидела, да чуть не попалась: он в это время тоже смотрел, видать, в свое волшебное зеркало, у него есть такое. А еще мне видение было – как держишь ты в руке занятную штучку, тяжелую, видно, но важную, потому что то за нее подержишься, то ручкой своей ловкой машешь и беды лесные исправляешь – и то-то радостное у тебя личико, то-то легко у тебя все выходит. И стоит рядом с тобой ладный такой молодец, косая сажень в плечах, и смотрит на тебя, смотрит-любуется. Видимо, штучка-то эта – его. Волшебная штучка. А я, деточка, живу долго, видела всякое, и как она называется, знаю: подкова. Она Удачу приманивает.
- Удачу? А что это?
- Да то, чего нас Кащей лишить пытается. Он, злыдень, колдует-колдует, но все назад возвращается. Бурю наслал –деревья повалил, подрост спалил, а ты, маленькая да удаленькая, все исправила. Он снова вредит – ягоды да грибы уморил, не растут, а ты и батюшка твой опять пошептали любовно, погладили землицу – и вон, появились ягоды-грибы, меньше, правда, но ведь растут! Ох, и злится Кащей! Теперь решил Удачи лишить. Да не получится у него.
- Почему, бабушка?
- Вижу я, что есть средство, и оно поможет. Вижу я, как сердится злодей, да не пробиться ему: у нашего Леса защита верная и вечная будет – Любовь, деточка. Твоя и кузнеца. А как чего сделать, расскажу. Кузнец тебя покуда не знает. Но узнает. И полюбит. И ты этому поспособствуешь. Ты у нас девушка ладная, хорошая, - улыбнулась баба-Яга.
- Я, бабушка, только Лесом управлять могу, а людьми-то - нет! Как же?...
- Не причитай, а действуй, - перебила ее старуха. – Перво-наперво укройся чем-нибудь, чтоб не понял он, что ты – лесная. Затем вот что: будь сама собой. Он парень добрый, ежели объяснишь все как следует, поймет, посочувствует, а пока суть да дело – проникнется тобой, очаруется. И чары то будут не колдовские, а обыкновенные, человеческие. Самые сильные, что ни на есть. А подкова – дело десятое. Дело не в ней, а в вас с ним…
4.
Ойя улыбалась, вспоминая этот разговор с бабой-Ягой. Все так и было, как она сказала. Любовь –вот что главное. Но про подкову всем было сказано: главное – она.
Так что даже Кащей из доносов своих шпионов так и понял: надо лишить Лес подковы. И пока Ойя и Степан любовались на свиданиях друг другом да радовались своей любви и исцеленному Лесу, шпионы выкрали у них подкову.
Степан уходил от Ойи окрыленный чувством, утешал, уговаривал не плакать из-за потери, обещал вернуться.
Но вернулся он очень и очень не скоро.
Долго ждала Ойя любимого, но он не шел. Она страшилась, что обманул. Страшилась, что с ним что-то случилось. Уже билось под ее сердцем еще одно сердечко – то зародилась доченька ее и кузнеца. Не было дня, чтобы не думала она о возлюбленном. И однажды пошла к подруге русалочке и попросила показать ей Степана.
Аиша разгребла ряску на заветной заводи, подула, пошептала…
- Вот он! – вскричала Ойя. – Жив!
Печальный и ожесточенный, он бился о невидимую преграду на лесной тропе, пытался обойти ее с разных сторон, но тропы не пускали, и, хмурый, усталый, Степан пускался в обратный путь.
- Жив! Любит! – ликовала кикиморка. – Но как помочь ему пробиться, увидеться?
Снова пошла она за советом в бабе-Яге.
Разложила баба свои камешки да палочки и
