выдержали тяжести моего тела… Вот, посмотрите.
Он протянул Игнату плоский черный обломок, который тот машинально взял. Ничего в этом обломке интересного не было. Игнат отколупнул от его поверхности кусочек, после чего и кусочек, и сам обломок положил на уже уплывающие салазки.
Через минуту в проходе снова появился Курбан.
— Вот что, — сказал ему Игорь Алексеевич. — Ты побудешь тут, а мы с Игнатом посмотрим, что там внизу.
Курбан поглядел с восхищением на дыру и кивнул головой.
— А почему Игнат? — решил он все же поспорить. — Я, может, тоже хочу.
— Ты у нас будешь охранять веревку, — сказал Игнат.
— Ну вот, опять я что-нибудь охраняю.
— Надо чтобы кто-нибудь был наверху, — пояснил профессор. — Вдруг что-нибудь непредвиденное… Обвал или еще что…
— Понял? — спросил Игнат у Курбана.
— Понял, — сказал тот грустно, не отрывая глаз от дыры.
Первым в дыру спустился профессор. За ним, посвечивая поверх головы профессора фонарем, спустился Игнат.
Чтобы было удобнее наблюдать, Курбан лег на живот. Когда Игнат оглянулся, он увидел вырисовывавшуюся на темном фоне голову друга, с интересом следившего за коллегами.
Длинной лестница не оказалась. Вскоре она закончилась, и археологи попали в небольшое круглое помещение, стены которого были выложены довольно неплохо обработанным песчаником, а у противоположной стены возвышалось что-то похожее на алтарь. Больше в комнате ничего не было.
Озираясь по сторонам, они подошли к алтарю. Это было довольно высокое сооружение, достигавшее Игнату примерно до середины груди. Ножка его, сложенная из гладкого отшлифованного камня была уже, чем его верхняя часть, на которой, кажется, что-то лежало. Что именно, было не разобрать, так как предмет покрывал толстый слой слежавшейся пыли.
Посвечивая фонарем, профессор наклонился, потом слегка дунул, и в воздух взлетело белесое облачко. Лежавший на алтаре предмет стал более отчетливым, но что это конкретно — по-прежнему было не разобрать.
Тогда профессор извлек кисточку и принялся осторожно ею обмахивать, снимая с предмета пыль слой за слоем. Это было что-то плоское и овальное, имевшее в длину сантиметров двадцать пять, а в ширину — пятнадцать-семнадцать. Вскоре сквозь пыль проступила поверхность предмета — как бы голубовато-зеленая, заискрившаяся в лучах обоих фонарей.
— Бог ты мой! — пробормотал профессор в неизъяснимом волнении.
Чувствуя, что и сам он едва сдерживается, Игнат молча следил за его работой.
Еще несколько минут, и предмет полностью был очищен от пыли. Перед потрясенными археологами лежал огромный голубовато-зеленый камень, на котором было что-то изображено — какая-то картина, состоявшая из, казалось, бесчисленного количества деталей. Посередине на фоне заходящего солнца стоял на возвышении человек — то ли мужчина, то ли женщина, деталь была мелкая, а человек был в широких одеждах, закрывавших его до ног. По правую и по левую его руки стояла масса людей, застывших в самых разнообразных позах. Было, однако, видно, что все внимание этих людей сконцентрировано именно на этом человеке. Он был на изображении главный. Неизвестному мастеру удалось настолько ярко передать суть момента, что не было никаких сомнений — на камне было изображено явление, явление какого-то бога, или, в крайнем случае, героя.
Игнат с профессором молча посмотрели друг на друга. То, что перед ними сейчас лежало, было сенсацией. И не просто сенсацией, а сенсацией мирового масштаба. Можно всю жизнь проковыряться в земле, но, кроме глиняных черепков, так ничего и не найти, а можно как сейчас... Одной удачной находкой перевернуть все сложившиеся о предыдущей истории представления.
— Похоже на гемму, Игорь Алексеевич, — первым нарушил молчание Игнат.
— Великовато для геммы, — откликнулся тот.
— А камень, похоже, берилл.
— Хм… Никогда не думал, что могут существовать аквамарины такой величины.
— Может, это не аквамарин?
— А что же? Посмотрите на цвет…
— Похоже, вы правы. Удивительно, как он тут оказался?
Они замолчали и принялись снова оглядывать стены, словно бы пытаясь найти ответ на этот вопрос. Однако стены были пусты. Ничего в этой комнате, кроме загадочного камня, больше не было.
— И что вы обо всем этом думаете? — спросил профессор.
— На сарматское или скифское захоронение это не похоже, — сказал Игнат осторожно.
Профессор кивнул.
— Хотя… — Игнат замолчал, глядя на камень, и стал говорить дальше: — Если это не сарматское захоронение, то тогда что же? Кургану этому не меньше двух тысяч лет… Попасть сюда камень мог из Эллады вместе с греческими переселенцами… Например, в Танаис… Потом его, возможно, похитили… Те же, к примеру, сарматы… А затем… затем они его зачем-то поместили под этот курган… Боюсь, профессор, мы этого уже никогда не узнаем.
Игнат замолчал и посмотрел на Игоря Алексеевича.
— Все? — спросил тот.
Игнат почувствовал себя школьником, который не выучил урок.
— Ну… — начал он опять.
— Вряд ли это древнегреческое произведение, — сказал профессор. — Техника нанесения изображения совершенно для них не свойственная. Посмотрите на эти линии… А на перспективу... Ведь это ближе к славянскому видению... Изображение кажется объемным, как будто это не камень, а стереовизор... Кстати, что вы думаете по поводу этой центральной фигуры?
Игнат наклонился, разглядывая рисунок внимательнее.
— Вряд ли это Христос, — сказал он наконец.
— Верно, — сказал Игорь Алексеевич. — Тогда кто же?
Игнат пожал плечами.
— Может, Зороастр… Или Рама…
— Отнести находку к арийской культуре тоже вряд ли разумно… А вы не задумывались, что здесь может быть изображен персонаж, вообще истории неизвестный?
Игнат с интересом посмотрел на профессора.
— Похоже, Игорь Алексеевич, у вас уже есть какая-то гипотеза.
Профессор слегка улыбнулся.
— Давайте для начала выйдем наружу, а затем уже продолжим наш разговор.
Игорь Алексеевич вынул из кармана цифровой фотоаппарат, сделал несколько снимков, после чего обернул камень в платок и осторожно понес его к выходу. Игнат двинулся следом.
Выйдя наружу, профессор положил находку на брезент и сделал два шага назад, чтобы и другие могли ею полюбоваться. Оказавшись под солнечными лучами, краски камня заиграли в полную силу. Казалось, кусочек неба или моря оказался вдруг здесь, чтобы потрясти археологов своей красотой. Игнат снова почувствовал, как от волнения все внутри него словно бы встрепенулось. Ему показалось, будто изображение на камне вдруг ожило, фигурки задвигались, обретая объемность и плоть, но нет… Это была лишь искусная имитация, созданная гением неизвестного мастера и солнечными лучами.
Когда восторженные возгласы наконец умолкли, профессор сказал:
— Вот такой у нас день.
— Игорь, скажи, что я не сплю, — воскликнула Валентина.
— Если не принимать во внимание индусскую гипотезу, будто мир это сон, то ты не спишь.
— Но откуда? Как?
Профессор лишь улыбнулся.
— Мы тут с моим более молодым коллегой уже перекинулись парой предположений и пришли к выводу, что данную находку вряд ли можно отнести к древнегреческой или древнеарийской культуре.
Ни с чем таким Игнат пока что не соглашался, тем не менее кивнул головой.
— К какой же культуре ее тогда отнести? — спросила Валентина, разом превращаясь из восторженной женщины в пытливого специалиста. Глаза ее прищурились, она присела, разглядывая находку под разными углами.
Профессор с улыбкой за ней наблюдал, потом сделал еще несколько снимков.
— Думается, она гораздо древнее этих культур… Вы слышали что-нибудь о гипербореях?
Все взгляды обратились на Игоря Алексеевича.
— Есть двоякое толкование этого термина, — продолжал тот невозмутимо. — Во-первых, древние греки называли так всю совокупность народов, живших от них далеко на север. Во-вторых, под этим именем можно понимать и конкретный народ, населявший когда-то большую часть евразийского континента. Следы его культуры, пережившей расцвет задолго до возникновения хараппской и древнеегипетской цивилизаций, где только не обнаруживаются. Это и Аркаим, и скандинавские лабиринты, и кавказские дольмены… Когда в долине нижнего Нила только-только зарождалась государственность, гиперборейцы обладали уже всеми возможностями, чтобы создавать такие шедевры. — Он кивнул в сторону камня.
Валентина с сомнением покачала головой.
— Берилл камень твердый, — сказала она. — Обработать его можно только алмазом. Известные же в древности месторождения алмазов были только в Африке.
— Есть месторасположения алмазов и в Сибири.
— Но открыты они только в наши дни. Вряд ли они были известны древним народам.
— Ты в этом уверена?
Валентина пожала плечами.
— А куда они делись потом? — спросила Зина.
— А вот это и есть главная загадка, — сказал профессор. — Никто не может ответить на этот вопрос ничего определенного. Целая цивилизация вдруг внезапно исчезла, будто ее никогда и не было.
— Возможно, это связано с движением ариев, — сказал Игнат.
— Аркаим не носит следов разрушений. Такое впечатление, будто город был внезапно покинут. И случилось это не позже, чем за две тысячи лет до новой эры.
Игорь Алексеевич замолчал.
— Так куда же они ушли? — допытывалась Зина.
— За счастьем, должно быть, — предположил Курбан.
Все засмеялись и принялись собираться. Солнце стояло еще достаточно высоко, однако было ясно, что работы сегодня уже не будет. Курган был пуст, да и находка, приковав к себе всеобщее внимание, не располагала к дальнейшим раскопкам.
…Время приближалось к ужину. Налюбовавшись находкой, археологи разошлись кто куда: Сергей уехал в хутор за молоком, Валентина и Зина взялись за чистку картошки, Игорь Алексеевич, включив ноутбук, просматривал перекинутые с фотоаппарата изображения геммы, которые можно было увеличивать и, стало быть, обнаруживать новые детали рисунка.
И только один Игнат по-прежнему сидел перед камнем, не в силах от него оторваться. Лицо изображенного посередине человека казалось ему прекрасным. Детали, конечно, были очень мелки, однако Игнат был уверен, что не ошибся. То, чем он сейчас занимался, походило на созерцание облаков. Он готов был сидеть перед камнем целую вечность.
Проходивший мимо Курбан пригласил его на ужин, но он не услышал.
Изображенная на камне картина и впрямь показалась ему живой. Не только оттенки голубого и зеленого он теперь различал, но и другие цвета вдруг проявились, придавая изображению новые смыслы и перспективу. Желтое, как и положено, солнце, бездонное синее небо, бегущие по нему белые облака. В какой-то момент произошло то, что когда-то случалось с ним в детстве — сердце его как бы распахнулось этой картине навстречу, устремляясь в неизвестность, и он снова ощутил полузабытый восторг, когда падал с крыши сарая в бездонную синь. Изображение лежавшего перед ним мира надвинулось, вырастая в размерах, масса звуков обрушилась вдруг на него: шелест травы и гул голосов…
— Игна-ат! — донесся до
