в лапах страха

потёр заросший подбородок, заглянул в слезящиеся глаза собаки.
- Да не переживай ты так. Наладится всё. Вот только время пройдёт...
Умка понимающе кивнул. Бог с ней с этой бабулькой – сживёмся!
- Тут даже не в тебе дело, – в полголоса размышлял Глеб, прислонивший спиной к стенке лифта. – Она меня ещё при первой встрече невзлюбила. Знаешь, есть такие типы людей, которые просто не могут находиться друг рядом с другом. Как кошка с собакой, например, – ну же, ты должен это понимать! Хотя у нас, у людей, взаимоотношения складываются немного иначе... Мы ведь, вроде как, одного вида.
Умка тряхнул головой. Стены, пол, потолок – всё давило! Пёс перевёл взор на нового хозяина и жалобно заскулил, интересуясь, как долго им ещё нужно находиться в этом странном, раскачивающемся и непонятно куда двигающемся месте. Зачем они вообще сюда полезли?.. Неужели лишь для того, чтобы скрыться от человека по имени Алла Борисовна?
- Совсем я тебя запутал, да? – Глеб улыбнулся. – Просто она как-то совсем уж сдружилась с моей женой. Причём настолько стремительно, что даже я сам не понял, как это произошло. Тут ведь и в возрасте разница, и в складе характера, да и в семейной обстановке – не думаю, чтобы у Аллы Борисовны были дети... да даже просто связи с противоположным полом. Ну, ты понял, о чём я... Да и бог с ним со всем, – Глеб непроизвольно махнул рукой. – Плохо, что она в курсе наших домашних склок, а отсюда произрастает и всё остальное, свидетелем чего ты только что стал. Такое ощущение, что я непроизвольно заимел ещё одну тёщу. А та – ненавистного зятя, которого, по идее, и быть не должно. Странно как порой судьба складывается... Хм...
Умка гавкнул, чтобы поддержать беседу – он всё понимает.
- Надо будет всё же поставить её на место, – продолжал Глеб. – Только вот боюсь, Маринка меня совсем не поймёт. Она предпочитает ладить с людьми. Вернее просто мирно сосуществовать. И пользоваться этим. Своего рода, симбиоз или даже паразитизм. Чего киваешь? Неужели понял, как наше человеческое сообщество устроено?
Пёс заскулил, беспокойно огляделся по сторонам.
- Хотя чего тут понимать... – Глеб поднялся, размял затёкшую шею. – Все мы – звери. Особенно если поглубже капнуть. В голове – непроглядный мрак, своеобразная среда обитания. Повадки – явно хищные. Свирепые, не допускающие ни жалости, ни сострадания, ни взаимовыручки. А вот вместо сердца – загнанный заяц. Того и гляди испустит дух – задайся только целью обретения смысла. Разум и вовсе на ленивца похож – такой же медлительный и неповоротливый. Любые задачи, кроме попытки выжить любой ценой, ему во вред. О душе вообще молчу... Так что на деле, не пойми что выходит. «Гомо зверюнус» какой-то. Хм... – Глеб подмигнул ворчащему Умке. – Тебе, вон, хорошо – ты пёс и этим всё сказано. Даже документы все при тебе: ошейник, лапы, хвост. А что другие по этому поводу говорят или думают – не бери в голову. Усёк?
Умка по-человечьи хмыкнул, будто терзаемый сомнениями. Повёл головой, изнывая от нетерпения.
- Чего, не согласен? – усмехнулся Глеб и нетерпеливо постучал ногой по двери – лифт замер пару секунд назад, однако выпускать пассажиров не спешил. – Ну же, железяка, крути свои шестерни!
Умка недовольно рыкнул, и двери тут же покорно открылись.
В глаза ударил резкий свет от мерцающих под потолком трубок. Пёс фыркнул.
- Ты чего? – не понял Глеб, направляясь к дверям квартиры.
Пахло чем-то гнилым, разлагающимся, давно мёртвым. С потолка свисали тонкие нити, которые обволакивали шерсть, протягиваясь следом, не желая отпускать.
Умка ощетинился.
- Спокойнее, – сказал Глеб.
Он понятия не имел, отчего старается говорить в полголоса: площадка была не заселена, а из-за закрытых дверей никто не показался бы, даже устрой он гвалт или закричи на всю лестничную клетку «помогите – убивают!» Вернее территория всё же была частично заселена – его семьёй. Их словно выбросило на необитаемый остров волнующимся морем социальных проблем или элементарной упёртостью жены. Именно последнее, куда в большей степени, походило на правду. Всё остальное, надуманное несколькими минутами ранее, билось о бетонную стену действительности, оседая крошкой вдоль стен. Да. Дети, экология, престижный район – всё это оставалось призрачным и эфемерным, по существу, необходимым лишь для успокоения зудящего под черепной коробкой сознания. Так было проще успокоить себя.
- Вот чёрт! – Глеб пнул пустую жестянку с трафаретом «Титан» на погнутом боку. – Такое ощущение, что кто-то свою квартиру заново переклеил! Идиоты.
Умка вздрогнул, уставился в тот угол, куда отлетел странный предмет из-под ноги человека.
Глеб не без труда выскреб из волос частицы приставшего клея и с омерзением обтёр пальцы о шершавую стену.
- Хоть бы убирали за собой. Свиньи! – Он негодующе смахнул с потолка переливающиеся нити. – Юрка ведь завтра с утра, по любому, с ног до головы уделается – тут, как говорится, без вариантов!
Пёс зарычал, однако Глеб не обратил внимания.
Одна из дверей незаметно отворилась.
Незаметно для хозяина, но Умка сразу уловил лёгкое дуновение, из-за которого гнилой смрад отпрянул прочь. Запахло человеческими телами и чем-то ещё: тёплым, дурманящим, девственным. Именно от последнего в клыках поселился нестерпимый зуд. Зуд возбуждения. Пёс облизался, склонил голову на бок. Пахло кровью.
- Ты окончательно спятил?! – Сухой голос принадлежал высокой женщине в халате.
Она замерла в дверном проёме, а из-за её высокой фигуры выглядывал человеческий детёныш.
- Марин, так было нужно, – промямлил Глеб, стирая со лба остатки строительного клея.
- Мог бы сначала позвонить, прежде чем тащить ЭТО в квартиру! – Холодный голос тут же оборвался; женщина брезгливо подцепила малыша под руку и исчезла в недрах квартиры.
Умка мотнул головой: всё становилось более-менее понятным, но последний запах по-прежнему не давал покоя. Он не принадлежал ни хозяину, ни этим двоим. Оставался кто-то ещё.
Пёс фыркнул и засеменил на косолапых лапах впереди вздыхающего Глеба.

4.

- Юрка, отойди от двери! – Марина всплеснула руками. Затем тяжело вздохнула. – Света, уведи брата отсюда.
- Он что сам ходить не может?.. – Хлопнула дверь в соседнюю комнату, окончательно искалечив остатки фразы.
Человек по имени Светка упорно не желал показываться на глаза.
Умка уловил, как за приоткрытой дверью мелькнула детская тень и тут же скрылась в темноте, оставив после себя запах мочи, влажные губы и частый топот ног. Неряшливые движения затихли после очередного шороха – туда-сюда – наверняка под кроватью или столом, где же ещё.
Скорее всего, это просто игра, так что беспокоиться не о чем.
В животе заурчало. Умка напоказ облизался – кормить совсем не спешили, а вроде как уже пора. Однако на него даже не смотрели, продолжая спорить.
Марина застыла у холодильника в какой-то недосформированной позе: словно ещё  не до конца решила, чем следует себя занять. Она смотрела на чёрный квадрат окна, заламывала руки и неприятно хрустела суставами.
- Неужели больше некуда его деть?
Глеб вздохнул.
- Марина, говорю же, что это только на первое время. Пока всё не уляжется.
- И когда это произойдёт? Неделя, месяц, год?..
- Пожалуйста, не начинай... – Глеб заскользил апатичным взглядом по граням нарисованных на скатерти квадратиков – те как-то странно переходили один в другой, множились, расширялись, ускользали от взора и стремились поскорее скрыться за краем стола.
- А я ещё не начинала!
Глеб вздрогнул, оторвался от своего бесполезного занятия.
Марина отошла от окна и открыла холодильник. Уставилась на полки с продуктами. Действие снова вышло спонтанным, и теперь она уже совершенно точно не понимала, что именно ей нужно.
Умка поджал хвост, заворчал – со стороны грохочущего белого шкафа пришла зима. Только какая-то необычная: сдавленная, сухая и неимоверно кислая, будто её весь год мариновали внутри. Теперь Умка ещё больше невзлюбил холод, однако попытался сдержать рвущиеся из груди эмоции и лишь жалобно заскулил, продолжая изредка посматривать на застывшую в нерешительности женщину.
Марина вздрогнула и, схватив первое, что подвернулось под руку, захлопнула увесистую дверцу, оклеенную на уровне живота фантиками от жвачки – сын постарался, а может и дочь, чтобы её позлить.
Холодильник довольно причмокнул.
- У нас дети. Ты об этом подумал? – Марина безвольно осела за стол, уперлась узкими зрачками в мужа.
Глеб повёл плечом.
- Ну, подумал.
- Ну, подумал?! – Бутылочка с морковным соком ударилась о поверхность стола и, казалось, покраснела ещё гуще, почувствовав на себе два сосредоточенных взгляда взрослых людей; Марина отдёрнулась всем телом, не совсем понимая, откуда сок вообще мог взяться в её руках. – Знаешь, это не совсем то, что я рассчитывала услышать!
- Что я должен был сказать?
- Как это что?! – Марина вновь поднялась, негодующе глянула на Умку. – То, что завтра этого уродца и след простынет!
- Не говори так! – Глеб и сам удивился столь резкому тону. Откашлялся.
- Ты чего, с ума сошёл? – Марина уставилась на мужа, словно только сейчас разглядела того под ворохом одежды.
- С чего бы это?
- Да ты хоть понимаешь, что такое несёшь?!
- Вполне, – Глеб кивнул, глянул на притихшего пса. – Он ведь вам ничего не сделал. За что вы на него сразу ярлык вешаете? Ладно Алла Борисовна – она и без того из ума выжила, – но ты-то должна понимать, что это всего лишь обычная собака! Не крокодил, не анаконда, не гризли – просто пёс, каких миллионы!
- Ах, вот даже как... Ясненько. Значит ты ещё перед консьержкой отметился, – Марина всплеснула руками, принялась суматошно расхаживать по кухне: вблизи бультерьера она резко ускорялась, а у окна, напротив, замедлялась, делая вид, будто пытается что-то разглядеть за стеклом. – И что же мне завтра прикажешь делать?..
- А в чём, собственно, проблема?
- А в том! Опять придётся краснеть из-за тебя! Чего ты ей наговорил?!
- Да ничего. Тебе я много чего успел сказать?.. Вы ведь рта раскрыть не даёте. Особенно эта сварливая старуха! Развела демагогию, словно я и впрямь монстра инопланетного на привязи притащил или черта из самой преисподней! – Глеб перевёл дух и закончил более спокойно: – Как будто свет клином на этом псе сошёлся.
Марина замерла напротив окна, сложила руки на груди.
- Ну, спасибо тебе, – она не оборачивалась, а тон не сулил ничего хорошего. – Значит я и Алла Борисовна – одно лицо. По крайней мере, в твоих глазах.
- Марин, я совершенно не то имел в виду. Мы ведь о другом разговариваем. Я просто хочу сказать, что подобного спора не было бы, приведи я вместо бультерьера какого-нибудь пекинеса или таксу. Ведь так?
Марина не ответила – лишь безразлично повела плечом.
Глебу показалось, что она плачет. Он хотел было подойти, но жена словно прочитала его мысли и резко обернулась.
Нет, она не плакала. В глазах не было и намёка на слёзы – только обжигающая ненависть.
(словно человек по имени Марина вылез из этого самого белого шкафа, сохранив за плечами шлейф холода, сухости и чего-то давно разложившегося, отдающего запахом гнили... точнее даже трупным смрадом!).
Именно! За женщиной что-то было. И это была вовсе не тень.
Умка повёл головой. Затем наклонился и попытался лапой стянуть с носа намордник – тот очень мешался, не