Браслет

цапель.
«Серебро»- сразу понял Мурат. Он здорово поднаторел в уличных разговорах и знал что к чему и почем.
Он колупнул пальцем крохотную черную отметину на внутренней стороне. Это точно было серебро старинной пробы.
Мурат осторожно вернул браслет на место и сел. Новую чашку чая он пил, чуть постукивая зубами о край. Мирра же, стараясь продлить удовольствие, потягивала мелкими глотками  душистый напиток.
- Я пойду, тетя Мирра. – Нет, нет, - замахал он руками, увидев, как она пытается запихнуть ему в карманы несколько печений.
- С-спасибо, М-муратик, - прошептала Мирра.- Маме и Амине с- скажи спасибо. П-приходи.
Барсик даже не пошевельнулся. Ему снилась съеденная колбаса и очаровательная болонка из соседнего двора.
***
Мурат решился не сразу. Деньги, собранные соседями, Мирре отнесла его мать. Она же предложила  старушке сварить для нее обед, но та вежливо отказалась.
Мурат несколько раз еще приносил ей хлеба и сыра. Мирра привыкла к нему и постоянно приглашала к чаю, интересовалась, как он учится и что ему нравится. Мурат отвечал односложно, стараясь отвести свой взгляд от сведенного судорогой рта.
Как-то Мирра попросила его купить борную кислоту и фукорцин. Рана у собаки заживала трудно, нужны были постоянные примочки. Мурат иногда помогал женщине делать перевязки.
Это произошло мгновенно, когда Мирра  послала его в комнату за ножницами. Он взял их с полки, потом быстро выбросил руку за портрет и почувствовал, как пальцы сжали прохладный круглый металл. Впрочем, в его ладони тот сразу стал горячим и мокрым.
-У-угощайся, М-муратик! Я сама п-пекла. – Мирра протянула ему розовую чашку с чаем и печенье с клубничным джемом.
Мурат, давясь и обжигаясь, проглотил все это и, наспех попрощавщись, скатился с лестницы.
«Он не нужен ей. Если бы нужен был, она бы его спрятала, что-нибудь сделала. А так он лежит почти на виду, даже пыль там она не вытирает. Нет, он ей не нужен. Она и не заметит. Может, вообще забыла, что у нее была такая вещь».
Сердце колотилось бешено, уши горели так, что казались подожженными. Он едва поздоровался с Аминой, восседавшей под шелковицей. Та казалась спящей, но ее плотно прищуренный глаз заметил, что мальчишка пробежал как-то слишком быстро.
Этой ночью он не мог уснуть. Мать, измочаленная тяжелым днем, сладко похрапывала в углу комнаты. В окно ярко светила луна, и цапли на браслете казались зловещими.
Утром Нателла была немало удивлена тем, что ее вечно голодноватый  сын упорно отказывался от еды, а увидев чай, выбежал из-за стола, чуть не опрокинув тазы с бельем.
Мать пощупала ему лоб, пожала плечами и велела на всякий случай отлежаться дома. Но Мурат, сославшись на то, что его мутит от запаха белья, вышел на улицу.
Он и сам точно не знал, зачем ему этот старый дутый браслет, что он будет с ним делать. Но твердо знал лишь одно, что до смерти ненавидит свой, пропахший вареным бельем дом, свою, давно ставшую ему тесной, бордовую куртку, свои торчащие уши и косоватые глаза. Он ненавидел даже свою издерганную нищетою мать за то, что от нее постоянно пахло хлором и стиральным порошком, а руки давно забыли про маникюр.
Он ненавидел теперь и белую ванильную комнату, Виктора Гюго, ненавидел все, знакомое до боли и недоступное пониманию.
Нателла никак не могла понять, что такое творится с ее сыном. Потом, вспомнив, что ему уже 14 лет, вздохнула и улыбнулась своему отражению в зеркале. «Надо бы в субботу сделать уборку в доме, вымыть окна, постельное белье сменить, - подумала женщина.- Скоро весна, праздники».
Прошло несколько дней. Мурат по-прежнему заносил хлеб Мирре, но больше не оставался на чай.
В субботу, Нателла, спровадив сына в школу, настежь открыла окна в комнате. Жадными ноздрями вдохнула острый весенний воздух и принялась за уборку.
Привычными движениями она смахнула пыль, протерла абажур и подошла к белью. «Совсем старыми подушки стали, - поморщилась она, нащупав твердый бугорок под пальцами. – Надо бы перебить».
Она попыталась растереть уголок. Но бугорок из перьев почему-то не поддавался. Нателла заметила, что уголок подушки зашит как-то косо и другими нитками, не теми, которыми шила она.
«Любопытство сгубило кошку» - говорили древние. В данном случае, Нателлой двигало не любопытство, а вполне оправданное материнское беспокойство.
Из распоротого угла подушки печально поднялось облачко перьев, и серебряный браслет скользнул на колени женщине.
«Что это? Откуда? – уставилась Нателла. Она недоуменно крутила браслет и вдруг страшная догадка пронзила ей мозг.
Горячая волна поднялась откуда-то из живота, толчками забурлила в груди, горле, лице и у корней волос.
«Собачий сын! – повторяла она как заклинание. – Собачий сын, дурное семя, опозорил меня! О, Господи, как мне пережить это! Лучше бы я умерла, не увидела бы этого!»
Отчаяние сменилось яростью. Зажав проклятый браслет в руке, бледная с закушенными губами, она решительно спустилась во двор.
- Тетя Амина, вы моего Мурата не видели, - стараясь быть спокойной, спросила она.
Старая медведица приоткрыла глаза.
- Час назад в соседний двор ушел. Там ребята мне не очень нравятся, смотри за ним. Белье не убежит.
- Спасибо. – Нателла почти побежала в соседний двор.
Сына она не увидела, а узнала издалека по длинным рукам, засунутым в карманы куртки. Из карманов торчали красные запястья.
- Иди сюда.- Нателла не подошла, а поманила сына.
- Что?
- Идем со мной,- тихо сказала мать.- Идем сейчас же.
Мурат понял, что она не шутит, что произошло что-то такое, за что ему не поздоровится, и ему стало страшно и весело.
«Пусть бьет, - решил он. – Пусть хоть при всех бьет. Ненавижу! Хорошо и сделал. О чем она думала, когда меня родила? Только себя видит! «Я для тебя живу, я все, что могу для тебя делаю!» Геройство, какое! Куртку нормальную купить не может. Сама старухой стала, а толку никакого. Все ей выскажу и уйду. Совсем уйду!»
Мурат готовился произнести монолог, но мать молчала. Молча поднялись они на 3-й этаж, постучали в знакомую дверь. Раздалось тявканье.
- Сейчас, сейчас.- послышались шаги. На пороге стояла улыбающаяся Мирра. Барсик стоял рядом с нею и уже уверенно наступал на лапу, но прыгать не решался.
-Н-нателочка! В-вы вместе! Как хор-рошо! – Мирра жестом пригласила войти, но Нателла решительно протянула ей браслет.
-Тетя Мирра, это ваше. Мой… мой сын взял его у вас.
На долю секунды голубые глаза остановились на узоре из цапель. Потом спокойно поднялись на женщину.
- Н-нателла, мы сгов-ворились. Ваш мальчик н-не хотел говор-рить з-заранее. Я дала этот браслет ему, ч-чтобы он подарил его вам. К-к восьмому марта. Я с-сама хотела дать его вам, н-но женщине приятнее п-получать п-подарки от мужчины. М-мурат, ты сказал, что сдел-лаешь для него к-коробочку…
- Э-это правда? – Нателла сама начала заикаться.
Мурат опустил голову, что должно было быть расценено как согласие.
- У в-вас очень хор-роший м-мальчик, - убежденно проговорила Мирра, стараясь унять непослушный язык. – Если бы не он, я бы ос-с-талась без с-свежего хлеба, а Б-барсик без к-колбасы!
- Нет, я не возьму! Что вы?- затараторила Нателла, обретя дар членораздельной речи.
- В-возьмете. В-вы хотите м-меня обидеть? Д-дайте руку.
И Мирра защелкнула браслет на руке Нателлы.
- Он вам ид-дет. Это б-безделушка, но старинной работы. Сейчас таких не делают.
Нателла недоверчиво смотрела то на сына, то на собаку, то на Мирру, то на серебряных цапель. Но Мирра улыбалась так светло и доверчиво, что Нателла вдруг вспыхнула и звонко расцеловала старушку в обе щеки.
- Спасибо, спасибо, тетя Мирра. Но мне так неудобно. А ты чего молчал? Нет, я иду с ним, он видит, что я нервничаю и молчит. Весь в отца! Шпион несчастный!
- К-конспират-тор, наверно, - улыбнулась Мирра.
- И главное, что сделал! – не унималась Нателла,- зашил в подушку! Если бы я сегодня не затеяла уборку, ни за что бы не нашла.
- Идемте чай пить, п-пожалуйста!  Т-так и будем в коридоре с-стоять?
- Подождите меня, я сейчас. – Нателла метнулась вниз по лестнице, оставив Мурата в коридоре.
Мурат с усилием оторвал глаза от цветного половичка и остановил взгляд где-то на уровне седых кудряшек.
- Тетя Мирра, - выдохнул он.
- Идем пить чай, – вдруг ясным и чистым голосом сказала старушка. – Идем пить чай!
Тут на лестнице послышалось быстрое цоканье, и Нателла, в шелковой серой блузке и черной юбке, появилась на пороге.
- Вот. Это вам от меня и Мурата - торжественно произнесла она и протянула Мирре пакет. В нем оказались конфеты и новое синее покрывало с серебристыми разводами.
- Не знаю, понравится или нет, - смущенно развела руками Нателла. – Но у вас голубые занавески, я подумала: подойдет.
- Как-кая п-прелесть! Зачем вы? С-спасибо! Ну, идемте же, наконец, в к-комнату. Сколько, м-можно в коридоре с-стоять?!
Розовый мартовский свет скользнул по розовым чашкам с остывшим чаем и осторожно лизнул набухшую руку Нателлы.
- Он мне, правда, идет? – спросила она.
- Очень – убежденно сказала Мирра.
Назавтра Нателла, хвастаясь, показывала Амине браслет, тараторила без умолку.
Амина поддела ногтем клюв одной из цапель и чуть заметно улыбнулась.
- Хорошая вещь, - похвалила она. – Носи на здоровье. И ей дай Бог здоровья.
Старая Амина страдала одышкой и не разбрасывалась словами.