Фарфоровый ангел

Вот и прошел, улетел, растворился Новогодний праздник. Отсиял в блеске елочных шаров, отзвенел новогодними колокольчиками. Хотя у нас зима - одно название. С климатом, конечно, не поспоришь, но так хочется порой, чтобы и в нашем городе под Новый Год снег искрился и хрустел под ногами. Ну, да ладно. Хоть со снегом, хоть без снега, а мы торжественно распростились с годом Лошади, и вступили в год Козы (дай Бог, чтобы не Козла). Хотя…
Вообще-то мы вступили в первую очередь не в год какой-то драной козы, или мохнатого барана, а в год семидесятилетия Великой Победы. Но почему-то в повальном безумном увлечении гороскопами всех видов и мастей, мы не вспоминаем об этом. Как не вспоминаем о многом другом…
О том, что жизнь все-таки не состоит из бесконечного набивания желудка и хвастовства кулинарными изысками, В поглощении Пизанской башни из зеленого горошка, или яиц Фаберже из заливного языка нет никакого сакрального смысла. Спору нет, красиво, конечно, но устремлять на это все душевные и физические силы, мягко говоря, глупо.
О том, что общение с людьми не должно сводиться к постоянной демонстрации новых нарядов, украшений, материальных благ, (и погоне за этими благами, ибо, чем больше имеешь, тем больше хочется), а быть искренним и теплым.
И, наконец, о том, чтобы уровень духовной культуры людей был бы по возможности прямо-, а не обратно пропорционален уровню материальному. Ну, нельзя, простите, умиляться бракам между кузенами и кузинами и другими близкими родственниками, ибо это вопиющее свидетельство бездуховности и угроза будущему здоровью нации, нельзя умиляться, когда у десятилетнего ребенка висят жировые складки, как у Гаргантюа. А ведь умиляются же и еще стараются напичкать едой и треплют по жирным щечкам! Да и мало ли их, таких «нельзя»…
У меня ужас был в детстве перед книгами: "Без семьи" Гектора Мало, "Человеком, который смеется" Гюго, романами Диккенса и "451 по Фаренгейту" Рея Бредбэри. Мне почему-то казалось, что настанет время, когда книги будут сжигать, и люди будут их просто запоминать. Сейчас книги не сжигают, но тех, кто их помнит, становится все меньше. Я не шучу. Не так давно в магазине парнишка-продавец никак не мог подсчитать мне сдачу, пока он тщился что-то вычислить, я уже в уме подсчитала и сказала ему сумму. Он не поверил, принялся перепроверять на калькуляторе телефона, а телефон что-то заедал. Я не выдержала, говорю: "Мне больше 40 лет, тебе 16, а я быстрее тебя подсчитала. Это же таблица умножения!". А он мне: "Ханум, я таблицу умножения не знаю. Мы в школе не учились". У меня на лице вся немая сцена из "Ревизора", а он смеется: "Со второго класса ушел, скучно стало, пошел работать. Теперь вот продавец в магазине". Вот так.
Во время ремонта квартиры в 2009 году  мастер на полном серьезе предложил мне выбросить книжный шкаф. С книгами. Толстой, Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Есенин, Некрасов, Лорка, Неруда, Грин, мой любимый Чехов, Паустовский, Куприн, Искандер, сказки. Я возмутилась, а он искренне удивился: "Зачем тебе это сборище пыли?" Если что захочешь, можешь в интернете найти, а это только место занимает. Ну, я его отослала, простите, по определенному адресу, не знаю, только, дошел ли.
К сожалению, и это страшно, мы приходим к тому времени, которое гениально и прозорливо предрек Николай Носов в своей повести "Незнайка на Луне"
Там есть эпизод, когда Незнайка со своим другом попадает на Остров Дураков. На этот остров ссылают провинившихся в нарушении общественного порядка.
Все страшно боятся попасть на этот остров и рыдают. Но, вот, наконец, очутились там, и… обомлели. Не поняли, чем же этот остров так плох и страшен. Везде море фруктов, пальмы, цветы, зеленая травка, качели, карусели, развлечения, и бесплатная, очень сытная еда 4 раза в день. Сон на мягких кроватях. А потом опять качели-карусели, фрукты. Солнце там светит круглый год, плохой погоды не бывает. В общем - рай. Только книг никаких не было.
А потом как-то Незнайка, сильно закрутившись на качелях, так что стало мутить (простите), пошел прогуляться по острову, и забрел в отдаленную его часть. Там не было уже каруселей, только какой-то забор. Незнайка заглянул за него и увидел стадо баранов, которых стригли. Барашки после стрижки выглядели очень жалкими. Человек, стригший баранов, увидел Незнайку, рассмеялся и воскликнул: «Что смотришь? Скоро и тебя так остригут. Немного уже ждать осталось!»
И в одно мгновение Незнайка понял все. Весь этот рай, этот Остров Дураков был одной огромной ловушкой, предназначенной для отупения, превращения в баранов, только не монотонной тяжелой работой, а бесконечными развлечениями, легкой музыкой, качелями-каруселями. Поэтому и назывался Остров Дураков. Поэтому так и боялись туда попасть, потому что выхода оттуда не было.
И Незнайка, схватив в охапку своего друга, который так завертелся на карусели, что уже начал мекать, решился бежать с этого острова. Это им удалось.
        Это сказка, конечно. В сказках все хорошо. А в жизни... Недаром есть поговорка: Пройти огонь, воду и медные трубы. Огонь, воду, т.е. трудности, малые и великие с Божьей помощью как-то проходят, а вот Медные трубы - упоение достатком, славой, успехом, стремлением к богатству, когда ничего, кроме этого стремления более не остается, пройти гораздо труднее.
        Я ведь помню, когда мы ходили в театр смотреть спектакли!!!
И сопереживать им!!!

И помню, когда по телевизору один известный режиссер сказал на репетиции актрисе: "Актер на сцене должен отдаваться зрителю. (Простите, ради Бога, но так и было сказано.- Л.Б.) Желание зрителя - закон".
И не так много времени прошло между этими двумя явлениями.
А кажется, что целая эпоха.
Ну, да ладно...Чего уж там... Плетью обуха не перешибешь.
Да и не об этом хочется говорить. Лучше об отрадном. О том, что еще можно считать отрадным.
В конце декабря прошлого года судьба забросила меня в Минск. Я ехала туда с радостью. Там живет близкий и дорогой  мне человек. Я люблю этот сдержанный город с трогательной чистотой улиц, ленивой рекой, величественным памятником Франциску Скорине перед зданием библиотеки и католическими костелами. В Минске есть особая неброская красота. Спокойная, уравновешенная красота тишины и порядка.
Судьба иногда делает неожиданные и приятные сюрпризы. Ну, кто мог знать, что в маленьком букинистическом магазине Троицкого предместья – исторической части Минска, меня ожидает удивительная встреча.
О, этот особый запах букинистических магазинов! Там часы замедляют свой ход, и вечность глядит на тебя с пожелтевших страниц тяжелых фолиантов, с вытертых ступенек лесенки для верхних книжных полок, с маленького стенного зеркала в старинной раме.
Старик-продавец в потертом халате взглянул на меня исподлобья и сухо поинтересовался:
- Могу я вам чем-нибудь помочь?
Я рассеянно гладила рукой потрескавшиеся корешки книг. Вдруг мне на ладонь буквально свалился маленький томик стихов Бернса. Я вздрогнула. Точно такой же был у нас дома, в тисненой обложке под гобелен. Гобеленовая обложка изображала кокетливую даму в пудреном парике и восторженного кавалера. Господи, сколько стихов я заучила из этой книги наизусть, сколько искренней радости и светлой улыбки подарили мне безыскусные строки маленького шотландца.
- Нет, деточка, эта книга не продается, - прервал мои воспоминания скрипучий голос продавца. – Это моя книга.
-Да, я просто, - смутилась я. – У меня в детстве была такая. Я люблю его стихи.
О! – протянул старичок, как мне показалось с уважением. – Вы знаете Бернса? Тогда подождите секундочку.
Он вышел из-за стойки и медленно подошел ко мне.
Вы любите Бернса, - раздумчиво произнес он.  А что вы знаете о нем?
Ну… - протянула я. - Великий английский и шотландский поэт. Гордость Шотландии. Родился в 1759 году 25 января, умер в 37 лет, как считается от пьянства в 1796 году. Писал баллады, стихотворения, поэмы, гимны. Стихи его были очень популярны в народе. Даже строфу знаменитую, «бёрнсову», близкую к народным песням изобрел.
-Так, все так, - прервал меня старичок. Вы кто по профессии?
- Филолог.
-Ну, я так и подумал. Язык отточенный, как по учебнику сыплете.
Я почувствовала легкий укол самолюбия.
- Ну, я не знаю, что вас интересует.
- Человек он был! – вдруг неожиданно тонким, даже визгливым голосом выкрикнул старичок. – Человек. И жизнь его была далеко не сахар, деточка. Вот вы говорите, умер от пьянства. Так, когда пишешь сердцем, милая моя, от него мало что остается. Поневоле и рюмочку, и другую, и третью пропустишь. Но как писал!
И старичок, к моему изумлению на чистейшем английском языке стал декламировать мне «My Heart's In The Highlands» (В горах мое сердце).
В горах мое сердце... Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.
Прощай, моя родина! Север, прощай, -
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!
Да, более блестящей речи о жизни и творчестве Роберта Бернса мне не приходилось слышать никогда! Старичок сыпал фактами из биографии поэта, словно играл разноцветными лентами! От него я узнала, что 25 января - национальный праздник в Шотландии, отмечаемый торжественным обедом (с традиционным порядком следования воспетых поэтом блюд (основное — сытный пудинг хаггис), вносимых под музыку шотландской волынки и предваряемых чтением соответствующих стихов Бёрнса . Что родился он в семье крестьянина, в страшной бедности, и с раннего детства был принужден работать наравне со взрослыми.
- Пил!!! – восклицал старичок. – А как не пить, когда нечеловеческий физический труд в юности, врожденный ревмокардит, дифтерия, постоянная нужда, да так, что за 2 недели до смерти чуть было в долговую яму не угодил. Ну, правда, монахом не жил, что есть, то есть. Три незаконнорожденных дочери и 5 детей от брака с возлюбленной Джин Армор. А в день его похорон, 25 июля 1796 родился пятый его сын. Представляете, в день похорон отца!

Великий человек был, действительно народный поэт. Сколько песен на его стихи сложено! В Англии – он, во Франции – Беранже, а в России – Есенин. Да, вы посмотрите, посмотрите…
Кроме меня других посетителей в магазине не было. Увы… Книги везде постепенно оттесняются электронными носителями информации. У продавцов книг много свободного времени. К сожалению.
Старичок взял в руки книгу и открыл на заложенной странице. Острым стариковским ногтем в ней было отмечено:
«Возьмём Бёрнса. Не потому ли он велик, что старые песни его предков жили в устах народа, что ему пели их, так сказать, тогда ещё, когда он был в колыбели, что мальчиком он вырастал среди них и сроднился с высоким совершенством этих образцов, что он нашёл в них ту живую основу, опираясь на которую, мог пойти дальше? И ещё, не потому ли он велик, что его собственные песни тотчас же находили восприимчивые уши среди его народа, что они затем звучали ему навстречу из уст жнецов и вязальщиц снопов, что ими приветствовали его весёлые товарищи в кабачке? Тут уж и впрямь могло что-то получиться».
- Это Гете о нем так сказал, - улыбнулся старичок. - Простите, утомил я вас. Только я много пожил на свете, вижу людей и знаю, что у вас душа чувствующая.