Фарфоровый ангел

Поэтому и обидно стало, что вы о Бернсе как горох по учебнику сыплете. Не надо так.
А сколько песен на его стихи сложено! И никто, никто, его лучше Маршака не переводил, чтобы там не говорили. Главное ведь дух, музыку стиха передать, а не слепо словам следовать.
А знаете, ведь первую марку с портретом Бернса выпустили не в Англии, а в Советском Союзе. Да-да! Курьезный случай произошел тогда. Был такой член английского парламента Эмрис Хьюз, так вот он писал:
Старичок достал из папки пожелтевшую  газетную вырезку и прочитал мне следующее:
«В 1959 году, — пишет Э. Хьюз, — мне довелось присутствовать в Москве на юбилейном вечере, посвященном 200-летию со дня рождения Роберта Бёрнса. Когда закончилась торжественная часть, ко мне подошел советский министр связи и вручил конверт с марками. На каждой из марок был портрет шотландского барда. Признаться, я испытал в эту минуту острое чувство стыда. Министр, разумеется, чувствовал вполне законную гордость: ещё бы, в России выпущены марки с портретом Бёрнса, а в Англии — нет! Я готов был сквозь землю провалиться, хотя моей вины в этом не было. Чтобы не страдать от сознания ущемленной национальной гордости в одиночку, я решил пристыдить тогдашнего премьер-министра Англии Гарольда Макмиллана, благо он тоже был в это время в Москве. На приеме в английском посольстве я вручил ему свой презент — две марки с портретом Бёрнса. С недоумением взглянув на них, Макмиллан опросил: Что это? — Русские марки, выпущенные в честь Бёрнса, — ответил я. — Можете наклеить их на конверт и отправить нашему министру почты письмо с уведомлением, что Россия обогнала Великобританию в этом деле».
Острый эпизод не прошел даром. Об этом убедительно свидетельствует странная дата выпуска первой английской марки с портретом Бёрнса. Она появилась в день… 207-летия со дня рождения поэта».
- Вот так-то вот, милая. А вы:  родился, умер, «бёрнсова строфа»… А небось не знаете, что песня «В моей душе покоя нет» из фильма «Служебный роман» тоже на стихи Бернса?
- Нет, - засмеялась я. – Это я как раз знаю.
Старичок вздохнул и вдруг глаза его увлажнились. Он произнес тихо:
В полях под снегом и дождем
Мой милый друг мой бедный друг
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг от зимних вьюг
И если мука суждена
Тебе судьбой тебе судьбой
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой делить с тобой
И если б дали мне в удел
Весь шар земной весь шар земной
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной тобой одной

Я замерла. Это было мое самое любимое стихотворение Бернса и романс Градского на эти стихи.
-Вы посмотрите, какая широта души, - промолвил старичок. «И если б дали мне в удел Весь шар земной/С каким бы счастьем я владел тобой одной» На это сердце нужно. И талант безмерный, чтобы это сердце выразить. Не каждый это может…
Он замолчал, потом посуровел и вдруг, так же сухо, как вначале сказал:
- Простите, утомил вас. Благодарю вас сердечно, что выслушали.
-Нет, что вы! Мне было, правда, очень интересно.
-Да?! – оживился он. – Ну, спасибо вам. Погодите. Нет, книгу не подарю, она моя, а вот это возьмите на память о Минске.
Он протянул мне небольшой перекидной календарь с видами вечернего Минска.
- И еще. Возьмите вот это.
На ладони его был маленький портрет Бернса в овальной рамке из коричневой кожи и крохотный фарфоровый ангел со сложенными крылышками.
- Это в память о сегодняшнем разговоре. Такие разговоры редкость в нынешнее время. Не читают сейчас, не знают, не хотят знать. Спасибо вам. И пусть этот ангелок хранит вас.
У меня сжалось горло. Я хотела что-то сказать, но старичок махнул рукой и прошел за стойку.
День был ясный, бесснежный, морозный. Я сжимала в руках фарфорового ангела, а в душе продолжало звучать:

И если б дали мне в удел
Весь шар земной весь шар земной
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной тобой одной

Широта души, так же как умение любить, так же как культура духовная – вне времени.
Не потерять бы…