шапочка-то ондатровая! Мне Тамарка только корсачью смогла достать, зато, правда, пальтецо «монголкожа», и чего я его в Питер не взял?
Зараза, краска такое дерьмо, прижмут в метро к какой-нибудь офицерской спине с хлястиком, так сразу на пузе риски и царапины. Почитай каждую неделю баллончик саламадровский приходится на это сраное пальтецо спрыскивать.
Устал он… вот зараза, ну что же делать-то?
Тут Костя вспомнил Ленку Малахову со своей прошлой работы. Ленка была замужней женщиной лет тридцати с малым гаком, и они очень дружили с Костей, тогда только что распределённым на авиазавод после окончания института.
Была она коренаста, черноволоса, лоб имела низковатый с поперечной складкой, очень по-своему неглупа, знала на заводе все ходы и выходы, давала Косте много полезных советов, практически ничего не понимала в своих инженерских обязанностях – тут уж Костя ей помогал посильно – и была откровенно не мыта.
Запах, который всегда – чуть поменьше в понедельник – шёл от Ленки был даже не женский, луковый, и не мужской, как пахли почти все мужчины его детства конца пятидесятых, а какой-то безнадёжно удушливый, горьковато-резкий, может так пахла не только сама Ленка, но и редко меняемое её бельё.
Костя, разговаривая с ней, всегда старался повернуть голову под сорок пять градусов, дышать преимущественно ртом, чего она, скорей всего не замечала, так как была б-а-а-альшой болтушкой. Сотрудницы Ленку откровенно не любили, и часто Косте по малости занимаемого отделом помещения, доводилось невольно подслушивать как они обсуждали и осуждали её нечистоплотность.
Ленка не скрывала, что её муж Серёга служит в КГБ районного разлива, попав туда прямиком из Свердловского райкома комсомола. Отзывалась она о его карьерных достижениях и перспективах весьма скептически, и чаще всего рассказывала о том, на какие ухищрения она идёт, чтобы поменьше и только в случае крайней необходимости «давать» своему чекисту.
Косте, к тому времени уже бывшему женатым два года, все эти перипетии Ленкиной семейной жизни казались очень необычными – у него-то по этой части всё было очень даже «тип-топ» - но, имея в виду саму Ленку, он удивлялся как у её мужа вообще могли появиться желания всяких интимностей.
Однажды, когда коллектив их отдела немного позволил себе отметить водкой и дармовыми солёными огурцами выезд на овощную базу, заметно опьяневшая Ленка оттащила за рукав друга Костю на порядочное расстояние от ядра выпивающих и, смотря сквозь него немигающими сухими глазами, начала несколько необычный для них разговор:
- Вот, все меня считают вонючкой, да ладно, Кось, я что ли не замечаю, как ты всё в потолок смотришь, когда со мной разговариваешь, да ртом дышишь, бабы, сучки тоже вон языки на мой счёт истрепали. Да ты не бойся, Кось, я ведь тебя просить не буду меня вы…ть, мне этого и не надо сильно, девка у меня уже есть, куколка моя, ясочка, может ещё парня рожу.
А я ведь, Кось, не всегда такая была, у меня папа-то знаешь кто? А вот не знаешь, замминистра плодоовощной промышленности ры-сы-фы-сыры… ну в общем - России. Между прочим, крупнейший специалист по высушиванию яблок, четыре книги написал, этот хрен с горы, Серёга мой, я так понимаю, на мне и женился-то из-за папы, лимита воронежская!
Да я про другое. Вот ты понимаешь, Кось, что такое быть женой этих феликсов районных. Не знаю там, как эта артистка в мыны.. мгновениях, ну с Тихоновым в немецкой пивной глаза друг на друга пялили двадцать минут, может оно и правда, но в жизни, Костенька, всё не так.
Лет пять назад, ещё Лариски у нас тогда не было, решили мы собраться на октябрьские: мы с Серёгой, его сослуживец, Витька с женой и ещё одна девочка незамужняя, её подружка или родственница какая, не помню.
А у них как всегда усиление на праздник, но сказали, что к пяти точно освободятся, может ещё и раньше, так вы, бабы там приготовьте стол, то, другое, третье.
Ладно, я накануне в парикмахерскую сходила, уложилась, новое платье как раз мне папа из Венгрии привёз, такое бирюзовое, кримпленовое, здесь, знаешь, воротничок под горло, а сзади вырез почти до пояса, я под него специально комбинацию и лифчик купила цвета «само»…. Ой, чего я говорю, совсем датая, ты уж, Кось, не обращай внимания.
Кстати, мама мне тогда дала свой гарнитур трофейный надеть, серёжки с изумрудами и подвесочку на золотой цепочке, сейчас такой работы ты хрен где найдёшь, между прочим.
А стол какой мы, дуры, приготовили, с двух заказов, папиного и Серёгинова: икорка, севрюжка, сёмга, колбаска копчённая и салями папа из Венгрии привёз, курицу сделали под майонезом, салатики всякие, арбуз, дыня.
Сидим, ждём их домой, выпили зачудок, все такие расчуфыренные, телик смотрим. Являются оба, сами злые как собаки, но сдерживаются. Думаю: сейчас выпьют, поедят, развеются, ну как там у вас, мужиков–то бывает.
Выпили мы по две, покушали холодное, смотрю: мой с Витькой встают и к журнальному столику, шахматы достают и начинают играть. Девочка эта, ну, родственница или подружка глазами лупает на нас, ничего не понимает.
Да я тоже тогда ещё была неопытная, смотрю на Витькину жену, Галку, а той это, видать, не первый раз, махнула рукой, дескать, давайте, девки, ещё по одной, делает вид, что ей весело, значит. А я-то, думаю, а на х..я мы здесь собрались, курицу жрать? Всё-таки замминистра дочка, а не какая-нибудь. Встаю, подхожу к ним и, пока по-хорошему, говорю:
- Мальчики, ну давайте потанцуем что ли, вон пластинки есть классные: Абба, Пугачёва, праздник же ведь!
Тащу, дура, своего Серёгу за рукав, а он так грубо руку мою сбросил и говорит на всю комнату, да с такой обидой, чуть ли не с плачем:
- Вы, суки, - прям так и сказал, - тут в тепле сидели, задницы свои грели, а мы с Виктором с шести утра, с шести… там в оцеплении, колонны рассекали, ни поссать нормально, замёрзли, мы чего же не можем нормально вечер провести, как мы хотим?
Я вам что, танцевать не даю, танцуй вон хоть на столе. Ну, чего смотришь? Я не понимаю, ну как можно не понимать, подруги боевые, мать вашу! Вить, давай-ка, сюда на столик бутылку, закусочки набери, у меня, между прочим, и часики есть, может на время?
Девка та, родственница на кухню прошла, там разревелась, сразу отвалила, а я гарнитур с себя сняла, туфли на тапки поменяла, и с тех пор…
Кось, ты представляешь, ведь и не извинился, урод, я, правда, думаю, им начальство разнос устроило, но нам-то от этого не легче? Почему на нас-то? Галка в тот день на кухне напилась, потом звонила мне, говорила, что Витька её отму…хал.
А я думаю, как Серёге отомстить? И придумала эту газовую атаку, сперва самой было противно, а потом привыкла.
И ты знаешь, Кось, что я замечаю? Ведь у него карьера-то не очень, ну чего там в районе выслужишь, да без блата по их ведомству, да без языка. Так он сперва переживал сильно, а потом, гляжу: какое-то удовлетворение стал испытывать от того, что вся срань районной номенклатуры ему известна.
Ты бы слышал с каким удовольствием он мне рассказывает: этот взятки берёт, этот баб е...ёт, у того дочка-наркоманка.
Я говорю: «Серёг, а чего вы их не арестуете, или с работы не снимете?», а он: «А на фига нам это надо? Мы копим, копим, а час придёт…» .
И такое на роже мечтательное выражение, как у ребёнка, и чувствуешь, что ни хера ему не надо, только вот осознавать, что он, как старая карга в коммуналке, всё в замочную скважину подсмотрел и знает все соседские тайны.
Х-р-р-фю-ю-ю… х-р-р-фю-ю-ю … х-р-р-фю-ю-ю…
Точно не заснёшь, хотя сегодня уже праздник, дома можно отоспаться или в Красногорске у тестя и тёщей, у неё как раз девятого день рождения, и родилась она, между прочим, в семнадцатом году. И в Петрограде!
А этот Володя… Брежнев-то уже совсем в маразме, скоро помрёт, так тогда они и полезут. А кто ещё? Андропов-то теперь второй секретарь ЦК, изберут его Генсеком, и начнут эти ребята друг друга сменять, глядишь: и до Володи очередь дойдёт, вон, видишь,
какую он философию перед Ольгой этой развивал!
«Строй - не свой»… прямо, как я в рифму, пятая колонна, негр в президентах! Это у американцев-то, да у них чёрные только до боксёров и баскетболистов и допускаются.
Вот зачем должности такие сложные в России у главного? Генеральный секретарь, он же Председатель Президиума, царь польский, князь финляндский! Назвали бы просто, как в Америке – президент! А чего в академии наук ведь есть президент, так ничего ужасного.
А сысыры? Совет Союзских… тьфу! Язык сломаешь, а это ж ведь всё Россия - матушка, как ни крути, при царе так и было ведь? Республики эти, таджики, белорусы…
Губернии должны быть, а может так и будет опять когда-нибудь.
Да-а-а, Володя - президент России… Придёт же такое в голову… Хотя фамилия у него, короткая, звучная – вспомнил Костя свои рассуждения вчерашним вечером - как его эта Зоя Витальевна один раз назвала? Пулин, что ли… от слова «пуля» наверное, подходит для всяких пулинизмов, пулинградов.
Вроде затих, болезный, ох, сейчас опять начнёт, не доверяй, малыш, молчанью храпунов…
***
- Эй, молодой человек, встаём, встаём. Москва уже скоро, через пятнадцать минут – санитарная зона, я туалет закрою. Поднимаемся, постели сдаём, кому билетики – ко мне.
Костя, ощутив поршень чужой руки на своей заднице, открыл глаза. Купе заливал яркий свет, девица Ольга как ни в чём не бывало спала, уткнувшись в стенку. Он тут же устремил свой взгляд на противоположную нижнюю полку.
Там сидел выбритый и одетый Володя. Попивая коричневый чай, он слегка кивнул Косте и начал смотреть в окно. Из-под Костиной полки донеслось:
- Ой, спасибо, Володечка, что полку по ходу поезда мне эту уступил. Там так дуло, так дуло, ты-то не простынешь?
- Да нет, Зоя Витальевна, мне-то что, я закалённый.
- Ой, а я совсем замучилась с этими фарингитами, синуситами, гайморитами. Чуть-чуть продует, и сразу сопли на две недели, просто кошмар какой-то!
И климат этот наш питерский, сырость вечная. Нет, надо, похоже, куда-нибудь на Украину в Крым, что ль, переезжать, как Чехов, а то чахоткой заболеешь.
Костя вспомнил свою полубессонную ночь, устремил глаза на серо-белый потолок купе, и губы его расплылись в растерянной улыбке.
- Дыша духами и туманами… А выдыхая?
Ой, интересно, а в концерте десятого ноября на день милиции Хазанов будет?
Тут Косте стало по-настоящему весело, он сунул брюки под одеяло и начал проворно натягивать их на себя.
