Тот с недоумением пожал плечами.
— Ладно, и без обмотки обойдёмся.
Прихватив ещё какие-то детали со стеллажа, Василий подошёл к хроноходу. Прищурившись, оценивающе так на него посмотрел, потом сказал:
— Ладно, хватит картошку потреблять. Будешь ты у меня сейчас помощником.
— А оно не взорвётся?
— Будем надеяться, что нет.
Константин подошёл.
6
Вдвоём дело пошло веселее. На всё про всё ушло не более десяти минут. Пока Константин держал блок, Василий быстро прикрутил торчавшие из него провода к примерно таким же, торчавшим из хронохода. Потом он что-то поднастроил, подкрутил какие-то ручки, верньеры, щёлкнул пару раз тумблерами, после чего выпрямился и, смахнув со лба несуществующий пот, посмотрел на приятеля.
— Ну что, включаем? — спросил он.
— А, включаем, — сказал тот, махнув рукой. — А что это такое?
— Портал.
— Портал?
— Угу, в один из параллельных миров.
— Да ты что! А зачем?
— Ну, ты же хотел избавиться от мусора?
Василий щёлкнул самым главным тумблером, и хроноход сейчас же загудел. Секунд пять не происходило ничего. Хроноход продолжал гудеть, приятели выжидающе на него смотрели.
— Потенциал накапливает, — пояснил Василий.
Потом воздух поверх хронохода вроде бы как посветлел — словно бы лёгкое облачко призрачного мерцания образовалось над ним.
— Ну вот, — сказал Василий с удовлетворением.
Облачко, наливаясь изнутри светом, стало вдруг голубеть и вскоре превратилось в какое-то подобие висящей вертикально линзы, причём линзы явно не плотной, а довольно-таки разрежённой — по ней то и дело пробегала лёгкая рябь.
— Напряжение, должно быть, в сети скачет, — снова подал голос Василий.
Потом голубизна стала исчезать, и на линзе (ну точно как на экране настраиваемого телевизора) стали проступать очертания каких-то предметов. Ещё секунда-другая, и чёткость стала идеальной.
Оба так и замерли.
Из линзы же, тараща удивлённые глаза, смотрел на них человек — явно уже не молодой, под сорок ему, наверное, если не больше, в толстом полосатом свитере и с прижатой к груди книжкой, на переплёте которой Константин прочитал: «Гай Петроний Аматуни. ГАЯНА». Какая-такая Аматуни, подумал Константин машинально. Итальянка, что ли, какая? За спиной мужика тоже угадывались книги, много книг, стоявшие корешок к корешку на полках.
Какое-то время все трое молча друг на друга глядели. Потом Константин спросил:
— Это куда же ты нас?
— Сам не соображу, — пробормотал Василий. — Не думал, что они будут на нас так похожи...
— Это ты о ком?
— Да об аборигене этом.
— Какой же он абориген?! У него же на книжке русскими буквами написано.
— Верно, — пробормотал Василий. — Как это я сразу... Хм, что-то вид у него какой-то знакомый.
— Может, это писатель какой-нибудь? Погляди, сколько у него книжек. Все, наверное, прочитал.
— Эй, вы кто? — спросил Василий у книголюба.
Тот, находясь, должно быть, в глубочайшем психологическом ступоре, не отвечал.
— Может, он глухонемой? — предположил Константин.
— Не знаю.
— А ведь это ты расчёты производил.
— Я, не отрицаю. И у великих бывают ошибки. Эй, вы, случайно, не писатель какой-нибудь? Не Стругацкий?
— Ты что?! — прошипел Константин, слегка отворачивая голову в сторону. — Стругацкий же совсем другой.
— А ты разве его видел?
— Нет, но...
Тут Василий, не дав Константину договорить, воскликнул:
— Чёрт! — после чего резко опустил рубильник.
Линза мгновенно исчезла.
— Чёрт! Чёрт! — снова воскликнул Василий. — Ну что за невезение! Так вляпаться!
Он замолчал и с досадой покрутил у виска пальцем.
Константин с изумлением на него смотрел.
— Полагаю, — сказал он, — что пора бы уже дать хоть какие-то объяснения.
— А ты разве его не узнал?
— Нет.
— Это же мой сосед!
— Сосед?
— Ну да. Григорий Кузьмич или Кузьма Григорьевич, я даже имени его толком не помню... Что удивительно, смотрю я на него в упор и думаю, чего это у него лицо такое знакомое? Вот же незадача! Теперь ещё по всему району растрезвонит, чем я тут занимаюсь. А я так хотел сохранить инкогнито. Теперь, возможно, жильё придётся новое искать.
— Да ладно. Может, и обойдётся.
— Ну да, обойдётся.
— Да он и не понял, наверное, ничего.
— Ещё улыбаться при встречах начнёт, шляпу снимать.
Константин засмеялся.
— Тебе смешно, — сказал Василий озабоченно. — А мне...
— Но ты же говорил, что в параллельный мир окно открываешь.
— Говорил. Сейчас ещё разочек попробуем, подрегулирую тут только чуток.
— Может, лучше не надо?
— Надо, Федя, надо! — сказал Василий, распаляясь. — Я не я, но эту колымагу работать заставлю.
— Это тебя шампанское так распалило.
— Это без разницы.
— Хорошо хоть к стегозавру Кузьменко не попали.
Василий бурно всхохотнул.
— Это было бы что-то, — сказал он. — Представляю выражение его лица. Мы тут туннельные гиперпереходы прокладываем, а он у нас про семигранные гайки выспрашивает.
Оба, заходясь от смеха, повалились на пол.
— Семигранный гайки! — стонал Константин.
Из коридора в комнату пулей ворвался Самвэл, замер на секунду-другую, удивлённо на них глядя, и пулей же убрался обратно.
— Семигранные гайки!? — всё не мог успокоиться Константин.
— Это что, — сказал Василий. — Я вот однажды в простенке между мирами бутылку из-под пива посеял. Пока не отыскал, целый месяц по ночам подсвистывало. Особенно когда магнитные бури.
Константин его не слушал.
— Семигранные гайки! — твердил он всё то же.
— Хм, — сказал Василий, подымаясь. — Что же у меня всё-таки там не сложилось? Проволоки я туда напихал изрядно. Может быть, всё-таки обмотку?.. А, — догадался он вдруг. — Фазу же надобно поменять. Вот же голова моя дырявая!
Он метнулся к хроноходу, что-то там быстренько сделал и с удовлетворением отошёл на два шага назад, разглядывая дело своих рук.
— Ну вот, — сказал он. — Теперь, похоже, полный порядок.
Константин между тем всё ещё корчился на полу.
— Семигранные гайки! — хрипел он уже через силу.
— Ну ладно, хватит притворяться. Сейчас опять запускать буду.
Константин наконец успокоился.
— Ты знаешь, — сказал он, вытирая выступившие на глазах слезы. — Где-то я про что-то подобное читал.
— Про параллельные миры?
— Да нет... Про гайки эти... семигранные. — Он не выдержал и снова покатился со смеху.
— У Стругацких было такое. Где именно, не помню... Ну что, включаем?
Константин покивал.
Хроноход сейчас же загудел. Через минуту-другую давешняя линза появилась опять. А ещё через минуту, когда находящееся в ней изображение обрело чёткость, друзья увидели уже знакомое им лицо. За то время, что прошло после первого эксперимента, в позе книголюба не изменилось, казалось, ничего. Он всё так же прижимал к себе обеими руками книгу, и глаза у него были такими же удивлёнными, как и несколько минут назад.
— Чёрт! — воскликнул Василий и снова рванул книзу рубильник.
Линза сейчас же исчезла. Константин прыснул.
— Да что же это такое?! — пробормотал Василий в полной растерянности. — Ну что за нескладуха такая!? Вот же... Теперь он точно мне проходу не даст!
— Да ладно. Вряд ли он что-либо сообразил.
— Сообразил, не сообразил — дело разве в этом? А вдруг подойдёт да спросит. Что я ему отвечу?
— А ничего.
— То есть?
— Ну, сделаешь удивлённый вид и на все вопросы — одно: ничего, мол, не знаю, идите своей дорогой, гражданин.
Василий приятеля, казалось, не слушал.
— Это же надо, — бормотал он. — Два раза на одни и те же грабли! Когда ещё со мной такое бывало... Хм, что же у меня там всё-таки не сложилось?.. С обмоткой, может быть, надо всё-таки было? — Он посмотрел на Константина. — Может, ты что-нибудь понимаешь?
Тот покачал головой.
— Да брось ты, — сказал он. — Голову ломать... Давай лучше шампанского выпьем.
— Давай.
7
Они двинулись к столу. Вид у Василия при этом был очень сосредоточенный. Неудача, похоже, зацепила его всерьёз. И только они уселись обратно за стол, как Василий тут же вскочил снова и с криком «нашёл!» бросился назад к хроноходу.
— Ты только в третий раз к нему не попади, — крикнул вслед Константин.
— Не попаду, не попаду.
— Хотелось бы верить.
Однако в этот раз всё и впрямь получилось как надо. Когда снова возникла линза, лица соседа на ней уже не было. Вместо него появилась плотная, как в квадрате Малевича, чернота, и только.
— Ну вот, — сказал Василий с удовлетворением. — Пустота.
— Параллельный мир?
— Самый что ни на есть.
— Точно?
— Точно, точно.
— И мусор, стало быть, туда?
— Для этого мы и пробили туда проход.
— А вдруг там природа какая-нибудь? Будем им экологию загрязнять.
— Ты что, не видишь? Нет там никакой природы! И вообще там ничего нет! Я такие миры давно уже знаю — им любой мусор за радость. Хоть какое-то наполнение смыслом... Ну что, начинаем?
— А, начинаем.
И они, ни слова больше не говоря, принялись кидать в портал всё, что попадалось им под руку: газеты, обрывки проводов, деревяшки, картонки, испорченные детали, куски изоленты, рыбьи кости, пустые бутылки из-под шампанского и прочее, прочее, прочее. Не прошло и пяти минут, как пол в мастерской полностью освободился. После этого они выпили ещё по стакану. Тут Константин вспомнил о валявшихся в коридоре картофельных очистках. В портал полетели и очистки. Потом Василий вспомнил о стоявшей в прихожей коробке, в которой, кроме старой заношенной обуви, ничего интересного не было. В портал полетела и обувь. Немного, правда, поспорили о старых тапочках, но в конце концов решили, что лучше купить новые. Потом, давясь смехом, притащили из сарая ржавый велосипед «школьник», на котором в своё время катались ещё их родители, и тоже швырнули в портал. После чего, выпив ещё по стакану, задумались — чего бы такого выбросить ещё, и вспомнили о валявшейся во дворе куче хвороста — это Елена прореживала недавно малину. В портал полетел и хворост.
Что было дальше, Константин почти не запомнил. Что продолжали пить — это точно, что продолжали кидать мусор в портал — тоже точно, но вот что именно они туда кидали, он уже не помнил совсем. Помнил только, что при каждой загрузке линза тоненько так отзывалась: «Ти-и-и-у! Ти-и-и-у!» — и это было весело до не могу.
8
Проснулся Константин на чердаке.
В голове у него шумело. В висках крохотными молоточками стучала кровь. Сухость же во рту была такая, какой, наверное, не бывает даже в Сахаре.
Сквозь щели в оконце струился мягкий рассеянный свет. То ли это был всё тот же день, то ли уже утро следующего.
Константин неловко повернулся и придавил лежавшего под боком Самвэла. Самвэл вякнул.
— Ох, — пробормотал Константин. — Извини... Неужели я жив?
Он встал и, пошатываясь, направился к лестнице.
Спустившись вниз, он стал с изумлением озираться, забыв даже на мгновение о своих немощах. Ну и ну! Дом выглядел так, как будто никакой уборки вчера не было и в помине. А может, и впрямь её не было? Может, всё ему только приснилось?
Пол снова был покрыт мусором, причём казалось, что в этот раз его значительно больше, чем давеча вечером. Всё, что они кидали в портал, было теперь снова здесь — и газеты, и деревяшки, и обувь, и тряпки, и картофельные очистки, и хворост. Был здесь и давешний ржавый велосипед.
Посреди же этого бедлама стоял сам хозяин и с озабоченным видом озирался по сторонам. Был он в
