Терминал 3

   Офигеть, вот это красавица. Черт, жаль ее. Остальным просто не повезло, такое бывает, было и пребудет всегда: жизнь необъятна и при этом конечна. Фуллереновая половина бомбы в шкатулке, шкатулка в пакете, пакет ползет по транспортерной ленте в нескольких метрах от винтажной сумки Crazy Horse. В сумке коробка с таблетками, содержащими урановую пыль, которая должна детонировать с супрамолекулярными комплексами углерода и вакуумным ударом разорвать всю эту очередь людей у паспортного контроля и в зоне получения багажа, а также толпу встречающих в зале прилета, всего, наверное, человек триста. Но, господи, что за девушка!.. Курьер со шкатулкой, ему сказали, - какая-то русская барышня. Лучше бы он ее не видел. В печали нет ничего плохого, когда она не мешает работе. Глубина и наполненность, и еще тишина. В сумерках плывущего мира должны быть окрашенные знакомым, знаковым чувством точки, где крепится смысл, иначе кроме нетрезвых цветных пятен ничего не останется. И точки печали очень устойчивы - в отличие от вибрирующей радости, которая в конце концов порождает хаос. Вот только его ремесло может не удержать этой осмысленной тяжести. Меньше минуты, где-то секунд сорок.
   А что будет после свадьбы? Внезапно накатил страх. Отвращение. Еб_ный отходняк. Что с ними станет потом, когда они привыкнут к этим новым ролям - муж, сука, и его жена? Супруга, вторая, бл_дь, половина, как это еще называется? Как-то это все очень странно. Как будто такая игра. А он любит ее, и рядом с этой любовью вообще все выгорает и меркнет. Нах_й им быть как все?! Вот где закопалась собака. Бл_дский несовершенный мир. Тесный и тусклый. Свадьба означает, что это все, они уже проиграли. Точка, дальше идти уже некуда, и им теперь остается только одно занятие, исполненное ошеломительной глупости: день за днем хоронить свою любовь. Любовь, которая была как взрыв, а потом пыль осела, и начались спасательные работы. А вдруг еще есть возможность, крошечный шанс спастись? Вот так вот взять и оставить как есть, за секунду до взрыва умереть от разрыва сердца, чтобы душа или что там нетронутой погрузилась в анестезию бессмертия. Он почти чувствовал, что - какой бы сильной она ни была - любовь только намекала на возможность большей и развернутой красоты. Он попытается предложить ей это? Что? Попробуй скажи хотя бы самому себе. Да них_я не получится, у слов какая-то своя дорога. П_здец, этот липкий страх. Х_й с ним, поедем вдвоем накуримся в тишине, и тогда, может быть, слова найдутся. Слава богу, он цветов не купил, было бы совсем смешно.
   Еще не время для инвестиций. От последовательного внедрения в механизмы контроля сделок тоже не стоит пока ожидать чего-то существенного, рынок все еще перегрет. Черт с ними, с собственными пакетами, наверное... Так это кто-то играет у нас за спиной. В этом все дело. Недели через полторы начнется, и тогда мы тоже начнем. Уже было такое, да, в этом, как его. Джоржтаун Оуэн Робертс, Каймановы Острова. Коффициент сцепления с полосой из-за града - и он выкатился на двухстах километрах в час, пробил ограждение, перескочил кювет. Сначала стойка шасси, потом весь развалился на части, а уже эти части вылетели на шоссе. Allegretto: оживленно на оживленное. Фрагментами побило машины, и одно колесо катилось еще километр, пока не пробило насквозь бунгало с семьей из пяти человек. Самый безопасный транспорт - и самые впечатляющие крушения. Вон она, ага, спешит и протискивается вперед. Хочет меня догнать? Неа, даже не посмотрела. Кто-то встречает, наверное. Девушка с удивительной шкатулкой. Какой странный воздух. Что-то не то с людьми, если так на них посмотреть. Одетые в такое разное и внутри голые. Покрытые теплой, неодинаковой кожей. И различие лиц такое, а в самой основе скрученная спиралька, таинственная структура, организованная скорее всего извне, потому что не может успеть даже за четыре миллиарда лет. В гравитационной характеристике и геометрии маленькой сцены колесо раскручивается, тормозит или с ускорением, а на самом деле вообще неподвижно, нелепейшая драма, и все диалоги состоят из объективации генетических случаев. Все это только кажется нам. Этого просто не может быть на самом деле. Это было бы чудовищно глупо. Или мы вообще не живые. Тогда все было бы понятно и на своих местах. И нечего здесь ловить. Потому что ничего нет.
   Motherfacker, как я устала. Если вы не спешите, пожалуйста, дайте мне лыжню, меня ждет любимый, я и так типа изменила ему. Скорей бы это все. Закончилось. Простите. Ей понравилось? Да. А с ним? Тоже да. Разые вещи, разные, а она одна на всех, или ее тоже много разных на всевозможные казусы. А когда она постареет, границы сотрутся, все станет однородным, одинаковым. Будет легко и скучно. А потом? А кто это или что в ней задает вопросы? Или у вопрошения нет ничего общего  с тем, что потом? Она и есть вопрошение, а ее не будет. Черт, как она заеб_лась. Надо накуриться и спать часов десять. Извините, пожалуйста, я не хотела. Хотела, хотела. Тяжело смертельно, зато не скучно. Просто такие правила. Сначала багаж, потом паспортные дела. Никакого времени не существует, это все иллюзия. И жизнь дается вся сразу и целиком, только между нами и ей преграда, и мы не умеем увидеть все сразу, а разглядываем жизнь через маленькую дырочку, ползая по картине, как муха. Вот это движение и есть время, стрелки часов показывают наше положение на картине. И очень скоро конец картины. Взгляд будет уже не так нужен? А что, если взгляд возникает из самой картины? Прикольный дядька. Денег куча, походу. И в процессуальном самоосуществлении трансгрессирует, исчезая, маленькое и ненастоящее я. Может, ну ее нах_й, шкатулку - какая-то она стремная. Бабушку Элен парализовало. Она восемь лет пролежала овощем, двигались только глаза. Ей держали перед лицом книгу, водили пальцем по строкам, а она подавала знаки глазами, когда нужно было собрать из букв послание наверх, из ее глубины. Так и общалась. А под конец, где-то за час до смерти наморгала: Очень хочется жить. Интересно, какие книги ей держали. Или вообще одну, Библию или Улисс. Что вам? Эй, чего вы хотите? Бл_дь, куда вы меня тащите?!
   Так, быстро и четко. Колонна. Достаточно места, чтобы укрыться, даже слишком. При взрыве нанобомбы ударная адиабата позволяет присутствовать чуть ли не в эпицентре. Когда он учился, ему показывали разные случаи. Танковая ракета снесла подчистую двухэтажный дом. Ничего не осталось, пустое место - и посреди путоты и пыли стоит, как ни в чем ни бывало, стол, а на столе стакан молока. Двадцать секунд. Так, взрыватель. Кстати, а колонны хватило бы, чтобы укрыть двоих. Вполне. Может? А она будто чувствует, и спешит, и... Пянадцать. Как раз будет около. А что мне с ней потом делать?  В девчонке что-то особенное. Она волнует. Увезти ее, чтобы не засветилась здесь, когда начнут разбирать трупы. А там поглядим. Да? Десять. Тот парень ее, скорее всего, и встречает. Растерянная полуулыбка, не знает, куда девать руки, словно натворил что-нибудь. Девять. Прощай, дружок. Восемь. Это не больно. Семь. Жизнь - страдание, Будда сказал. Шесть. Избавиться от страдания можно только расставшись с жизнью. Пять. Перестать быть живым. Четыре. А мы еще пострадаем с твоей девушкой. Иди-ка сюда. Три. Да не крутись ты так. Два. На корточки, опусти голову, закрой глаза и открой рот, напряги живот. Один. Не возражаешь, если я обниму тебя? Нас здесь только двое, просто расслабся и поверь мне. Сейчас ты убедишься в этом. Вот так.