От февраля до Москвы...

одним зонтом, словно в одном, своем мире, ведомом только им. Теплом, сухом и уютном. Не замечая проносившиеся мимо машины, оставляющие фонтаны брызг, не реагируя на пробегающих мимо людей. – Не далеко! – проговорил он еще раз, на этот раз громче и опустил голову, коснувшись ее волос. – Так, тем более! Само проведение посылает меня…
— Перевести старушку через дорогу. – сказала и засмеялась, впервые, за многие месяцы. Он подхватил шутку, продолжая сквозь смех:
— Ага! Надо же зарабатывать плюсики! Так как?
— Ну, мне…
— Родители говорили не садиться в машины к незнакомым мужчинам? Или не знакомится с незнакомцами?
— Если честно, и то и другое.
— А мы, как-то уже не чужие. – все еще смеясь отозвался он. – У нас есть даже общее имущество.
— Точно! Зонт!
— Все, хватит мокнуть. Я подвезу и точка.
Она чуть отстранилась, подняла голову, и он увидел голубизну ее бездонных глаз. Чистейшую, без малейшего отлива или примеси оттенков.
— Я просто подвезу Вас к дому! – произнес еще тверже и взял ее под руку.
Уже у подъезда, проводив до входной двери, он сказал:
— Кстати, меня Данило зовут.
— Данило мастер! Красиво. Главное – русское имя. А меня, просто Ника.
— Ничего себе, просто. Ника! Победа. – и поспешил к машине.
А она, не воспользовалась лифтом, пошла по лестнице, на седьмой этаж. И только вставляя ключ в дверь, поняла, что не стучит больше в висках, постоянное, заунылое: «От февраля до Москвы». Душа пела и она, заперев дверь, улыбаясь, выпустила строки наружу, тихо, с незаметной опаской, пропев: «А я иду, шагаю по Москве…»
****
« Бывает всё на свете хорошо,
В чём дело — сразу не поймёшь.
А просто летний дождь прошёл,
Нормальный летний дождь.
Мелькнёт в толпе знакомое лицо,
Весёлые глаза,
А в них бежит Садовое кольцо,
А в них блестит Садовое кольцо
И летняя гроза…»
                           Вот уже месяц они встречались ежедневно. Он заезжал за ней после работы и они, словно роднее и не было никого на свете, держась за руки, гуляли по Москве. По выходным их встречи начинались с полудня и заканчивались после  полуночи. Она призналась себе, что за этот месяц посетила кинотеатр в два раза больше чем в мирное время на родине. И обязательно, прежде чем отвезти ее домой, он останавливался на одной из смотровых площадок и открывал ей Москву с нового места. А она, все больше влюблялась в этот город. И не только в город. Им было очень хорошо вдвоем, даже молчать. Он мог с легкостью рассмешить ее, едва пробегала тень грусти в ее прекрасных голубых глазах, которые он полюбил с первого взгляда. Он не пытал ее расспросами о прошлой жизни, ему было достаточно того, что она сама рассказывала. Хотя, нет! Ему хотелось знать о ней все и как можно больше. Но он ждал, когда она сможет высказаться, поделиться сокровенным, открыться. Он не оставался у нее, даже еще не поднимался к ней на этаж. И не звал к себе. Он знал – у них еще на все есть время. Много времени и все еще впереди.
А она. Она пела. Громко – когда была одна. Бурча под нос – когда шла с ним рядом, понимая, что не хочет терять его. Что хочет быть слабой, что может не стесняться ни своей радости, ни внезапно нахлынувших слез.
             Приближалась первая дата со дня их знакомства. Ему очень хотелось это как-то отметить, порадовать Нику. Он не знал, считает ли она дни, так же как он, да и вообще, помнит ли ту, их первую, мимолетную встречу. Данило не готовил ничего грандиозного к этому дню, не время еще. Подарить цветы было бы банально, он и так их дарил, покупая у лоточниц во время прогулок и именно те, что выбирала она.  Ему хотелось чего-то необычного, неординарного. Решение пришло само собой. Октябрь был холодным и дождливым, но очень богатым на премьеры новых постановок. А она, как-то в разговоре, призналась, что очень любит театр. Места были в ложе. Постановка хорошая. Рядом никого. И он любовался ею. Той искренностью, непосредственность, что сохранилась в этой женщине. Она не была похожа ни на кого из его прежних знакомых. В ней не было  алчности, капризности и вульгарности. Она принимала его таким, каким он был, довольствовалась тем, что предлагал. От этого и хотелось дать ей больше. Он грезил о будущем, даже не задумываясь, мечтает она об этом или нет. Он просто ждал удобного, подходящего момента, сделать ей предложение.
Спектакль закончился, они посидели в кафе. Было еще совсем не поздно, и они прогуливались Тверской, как вдруг внимание Ники привлекла группа людей, криками выражающих недовольство властью.
— Вот глупые! – не сдержалась Ника. – Это же надо так не любить страну.
— Ну, страна и власть, это разные вещи.
— Ты так думаешь? – Ника остановилась, подняла к нему голову, и он удивился перемене в ее взгляде.
— Да, я так думаю! – машинально ответил он, пытаясь понять, что ее так задело.
— Так иди, присоединяйся!
— Зачем?
— Как зачем?! Поддержать недовольных, высказать свою точку зрения.
— Ника! Я не хожу за толпой, но свою точку зрения имею. И я вижу разницу между Родиной и теми кто у власти. Да, я не приветствую «служителей народа».
Она усмехнулась:
— Странно, я думала ты выше. – сделала паузу, отвела глаза в сторону: — Подобных склок.
— Подожди, кажется, я не совсем понимаю, что сейчас происходит.
— А что происходит? – она повернулась вполоборота и кивнула на митингующих. – Те, кто ничего не хочет сделать для себя, мечтает ором взять потребное.
— Я не о них. Я о нас. У нас, как-то не в то русло пошла прогулка. Но я все же скажу свое мнение. Те, кто у власти, от государственного служащего до…, — машинально указал пальцем вверх: — избраны народом, и обязаны служить на благо этого народа.
— Да никто никому ничего не должен! – резко перебила она. – Подожди! – подняла руку, останавливая его дальнейшую речь. – Надо не орать, не завидовать, не осуждать, что у кого-то лучше, чем у тебя, а делать. Работать, прежде всего. Все, что вон те тут орут – это неуважение, прежде всего к себе! Это не любовь к своей стране. Это возможность врагу нанести первый удар, от которого сами же и пострадают.
— Не все так, как видится.
— Я вижу то, что есть! – ее начало трясти. Данило заметил, что она еле сдерживает себя от истерики и попытался скорее увести ее из этого места, чтобы исправить так хорошо начавшийся вечер. Ника сжала кулаки, сдерживая в себе рвущиеся наружу слова. Сердце колотилось с такой силой, что вот-вот вырвется из груди. В висках пульсировала кровь, шумело в ушах, не хватало воздуха. И когда Данило, обняв, погладил по спине, не отстранилась. Когда же взял ее под локоть и повел вперед, не сопротивлялась, а даже наоборот, обрадовалась возможности прекратить то, что сама же начала. Она уже ругала себя, что позволила высказаться, когда ее не просили. Ей очень нравился Данило, даже больше чем нравился. Она любила его, он стал ей самым близким, дорогим человеком и ей хотелось быть с ним. А она, преступила данное себе слово не впускать в свою жизнь политику, затронула травмирующую ее же тему.
Она думала о Даниле все время, даже находясь с ним рядом. Она была уверена, что он свободен. Нет, конечно же, в его жизни были женщины, как и была жена. Просто у такого мужчины не могло не быть семьи. Однако в данное время он не обманывал ни ее ожидания, ни кого-то другого, встречаясь с ней. Иначе бы он не помнил дат. А сегодняшний день был подтверждением того, что он не завел с ней легкого романчика, пока жена в отпуске. Да и не заводят интрижки с женщинами ее возраста, для этого есть молоденькие девушки, которые украшают мужчину своим присутствием. Вздохнула. И он это услышал, сжал ее руку и прикрыл своей. Молчали минут пять. Дошли до машины. По дороге к ней разговор не вязался, говорили ни о чем, начиная тему и тут же заканчивая ее. У супермаркета Данило остановил машину. Она шла рядом, думая о своем, а он, покупая необходимое, на свой взгляд, не тревожил вопросами. В этот же вечер впервые поднялся к ней и остался. Не смог уйти, видя, как затронул ее их короткий диспут. Развлекал, как мог. Она даже смеялась. Но вот глаза оставались холодными.  Утром, пока она еще спала, съездил домой, переоделся и стремглав понесся назад. Боясь, что Ника не правильно поймет его отсутствие. Не звонил, опасаясь разбудить. А от нее не было даже смс. Прежде чем подняться, зашел в магазин, располагающийся прямо под ее окнами и основательно скупал продукты. Поднялся на этаж и замер у двери. Прихватив один из ключей, висевших на крючке вешалки, постеснялся сразу открыть дверь. Работал телевизор и он, улыбнувшись, нажал кнопку звонка. Ника открыла сразу, словно стояла у глазка и ждала его прихода. Свежа, будто не проболтала с ним всю ночь, а крепко спала. Веяло свежезаваренным кофе и еще чем-то нежно-вкусным.
— Привет! – улыбаясь, сказал Данило. – А я вот, — поднял пакеты, — смотался домой.
— С вещами значит… – засмеялась Ника.
— Да нет! Переоделся. А это продукты.
— Поняла я, правда, поняла. Просто пошутила. Да ты проходи, чего замер в дверях.
Данило кивнул, но с места не сдвинулся, разглядывал ее. Ему казалось, что она помолодела. Легкое платьице, от волос пахло горной лавандой, словно в Крыму. Кажется, она успела вымыть голову и даже сделать прическу. Хотя ничего особенного и не изменила в себе. Кивнул еще раз и сделал шаг вперед, боясь, что Ника заметит, как он ее рассматривает и не правильно поймет, постарался поцеловать ее в щеку, все еще не выпуская поклажу из рук. И тут до него дошло – она сделала легкий макияж! Он то, привык видеть ее природную красоту, а тут, пусть и легкий, едва подчеркивающий, но все же! Снял обувь, прошел на кухню:
— Ника! Ну, зачем?
Стол, что еще утром стоял у стенки, теперь находился у окна.  Накрыт скатертью, сервирован на двоих. В центре блюдо с блинами, сыр, ветчина, сметана… Она ждала его!
— Зачем? – повторила она вопрос, лукаво приподняв одну бровь. – Позавтракать.
— Я за стол. Сказала, я бы перенес.
— Спонтанно получилось. А теперь самой нравится. Смотри, какой вид! Пьешь чай, а перед тобой вся Москва, как на ладони.
— И, правда, красиво. Только тяжесть — не женское дело!
— Да он легкий! Но я учту, спасибо!
Данило ощутил радость. Наконец опустил на пол сумки, говоря:
— Я тут, по скромному, ну, чтобы обед там…
— Ага, спасибо. Приготовим, раз ты никуда сегодня не спешишь. – отозвалась Ника, не торопясь заглядывать в сумки. Он переступил с пятки на носок:
— Лучше бы в холодильник.
— Тебе помочь открыть? – и снова лукавинка блеснула в ее глазах.
— Справлюсь.
— Только в темпе, а то кофе стынет.
И в эту ночь он никуда не уехал. И на следующую. Ему было не просто хорошо с ней рядом, ему казалось, что вот оно, счастье,  прилетело в его жизнь, синей птицей. Теперь главное – не спугнуть.
Единственный момент, что тревожил его – это ее жажда телевизионных новостей. Она начинала день с программы время и засыпала, прослушав сводки. Втихомолку пила таблетки. Умудрился, узнал название, уточнил в инете – успокаивающие, пусть слабенькие, но все же. Хотел поговорить, но отложил. Знал уже, что в родном городе Ники идет война. Несколько месяцев прожитых ею там, не скоро забудутся. Теребить раны  было бы не по-мужски. Решил действовать мягко и постепенно.
****
           Вот уже неделю Данило жил в маленькой, съемной квартире Ники, ощущая некий дискомфорт. Первое – квартира была чужая, хоть и с отличным